Повелитель Полуночи

Witch, do this for me: Find me a moon Made of longing. Then cut it silver thin, And having cut it, Hang it high Above my beloved’s house So that she may look up Tonight And see it, And seeing it, sigh for me As I sigh for her, Moon or no moon. -Christopher Carrion Повелитель Полуночи и Принц Островов Ночи Кристофер Тлен был ужасно некрасив. Впрочем, некрасива была преимущественно его голова, напоминавшая череп с редкими прядями волос, обтянутый почти мумифицированной кожей, с иссохшим носом, с тонкими губами, которые пересекало множество резких вертикальных шрамов, превращая его улыбку в жуткий оскал мертвеца. Говорят, когда-то давно его собственная бабка, Бабуля Ветошь, сама наглухо зашила ему волшебной иглой рот за то, что маленький Кристофер произнес одно запретное на Острове Кошмаров слово – «любовь». И следы этих швов, как напоминание о мучившем его голоде и боли, вызванных одним лишь словом, навсегда остались на его лице. В дополнение ко всему страшная голова Повелителя Полуночи была наполовину погружена в прозрачную голубую жидкость, заполнявшую высокий стеклянный воротник его черной мантии. В этой жидкости извивались и плавали кошмарные порождения мысли Кристофера Тлена, принявшие вид белесых змеек и червей, по коже которых то и дело пробегали золотистые блики, падающие на бледную кожу Повелителя Полуночи. Кошмары, которых Тлен ласково именовал «своими детьми», рождались прямо в его ужасной голове, выплывая наружу через две трубки, торчавшие в основании черепа их «родителя» и ласково обвивали его шею в минуту спокойствия. Часто Кристофер Тлен вдыхал воду из воротника, вбирая ее вместе со своими кошмарами, чтобы снова и снова переживать свои самые ужасные страхи, от которых поседели бы волосы и остановились бы сердца самых закаленных воинов. Так он получал порцию вдохновения для новых ужасных деяний. Единственным, что контрастировало с этим ужасным лицом чудовища, были глаза Повелителя Полуночи. Глаза Тлена прятались в тени глубоких глазниц, но имели чистейший светло-голубой оттенок, и вспыхивали в темноте, как драгоценные аквамарины или влажные кусочки льда. Правда, в свете дня они казались белесыми и подслеповатыми, как глаза мертвеца. Что, впрочем, не убавляло их света во тьме ночи. Тело Кристофера Тлена было высоким, сильным и стройным, даже несмотря на то, что его обладатель предпочитал проводить часы в библиотеке, нежели упражняться во владении холодным оружием. Хотя первое не исключало последнее, потому что знатное происхождение всё-таки требовало от него навыка владения как минимум тонкой рапирой. Правда, до нее дело обычно не доходило, так как Повелитель Полуночи был одним из самых могущественных волшебников мира Абарат, состоявшего из двадцати четырех и одного островов, время на каждом из которых соответствовало одному часу в сутках нашего дня. А учитывая молодость Кристофера и его упорство в изучении магических наук, потенциал в управлении магией у Тлена был потрясающий. Но ситуацию с внешностью Повелителя Полуночи усугублял ещё один фактор – Тлен был по уши влюблен в красавицу.

***

Король Клаус, владыка островов Дня, на которых никогда не бывало темного времени суток и жили подвластные свету существа, был в смятении, когда узнал, что Принц Полуночи сватается к его дочери. С одной стороны, Повелитель Полуночи был крайне щедр в своих посулах, обещая им эру Вечной Любви между Днём и Ночью, клялся распустить свою армию солдат-заплаточников, представляющих собой человекоподобные футляры, сшитые из лоскутков кож и ткани, и заполненные одушевленной грязью с острова Горгоссиум. Тлен обещал хранить Принцессу Боа как зеницу ока, защищать ее от всех чудовищ, обитающих на его островах, изменить в себе что угодно, душу, мысли и тело, чтобы стать приятным для своей возлюбленной. Словом, щедрый выкуп за невесту и вполне достойная партия для Принцессы – благородный Принц, владеющий равными землями, молодой волшебник, который со временем станет могущественным Повелителем Ночи, а главное столь сильно влюбленный в дочь Клауса. За эти посулы, даже если только часть их станет реальными делами, можно было простить Кристоферу Тлену его гротескную внешность и измученную кошмарами душу, которая стремилась к тому, чтобы завоевать ответную любовь. Вернее, не завоевать, а заслужить – Тлен был не столько пугающе настойчив, как можно было бы ожидать от существа его породы, сколько занудлив и навязчив. Это вызывало у умудренного годами правления владыки улыбку – Повелитель Полуночи был еще очень молод и, видимо, влюблен впервые в своей несчастной жизни. Словом, когда дочь весело огласила ему это абсурдное предложение, Клаус предложил ей рассмотреть его всерьез и пригласить Принца Ночи в их дом. В конечном счете, принцессам часто приходилось служить разменной монетой в государственных делах, а за такое предложение стыдно горевать о том, что красавице придется коротать время с уродливым Тленом, даже если она твоя родная дочь. Боа изумленно поджала тогда красные губы, как будто не ожидала от отца таких слов. Она думала просто позабавить его остроумной и колкой шуткой над скучным и нелепым «прекрасным принцем», написавшем ей целую стопку страстный писем за какой-то месяц. Но король Клаус всё равно назначил эту встречу наследников Дня и Ночи с целью выяснить, не попытается ли Повелитель Полуночи обмануть их в своих страстных чувствах, и не придется ли ему вырывать из когтистых лап обезумевшего чудовища свою дочь, которую он надеялся приструнить и выдать-таки замуж за Тлена, если его обещания о мире претворятся в правду в день венчания. Но уже на второй день стало понятно, что если кого и придется здесь спасать, то это будет Кристофер Тлен. Боа очевидно на дух его не выносила, а он был готов целовать плиты дворца, по которым она только что ступала, что делало его, и так гротескного со своим стеклянным воротником, кишащим кошмарами, совершенно нелепым и почти смешным, если, конечно, забыть о том, сколько чудовищ Ночи подчиняются его указу. Боа издевалась над ним, насмехалась над ним, провоцировала его, а Кристофер не мог насмотреться на нее, то и дело пропуская очередную колкую фразу. К сожалению, по характеру принц оказался не достаточно пылок (или просто был настолько одурманен своей любовью, что света белого не видел за ее пеленой), чтобы хотя бы своей яростью и злодейской харизмой очаровать амбициозную и гордую принцессу. Он был побежден ей и растоптан её ножкой, когда дописывал всего-навсего десятое письмо, умоляя прервать его терзания неопределенностью о вероятной помолвке. Повелитель Полуночи проиграл в битве со своим чувством, сдавшись на милость его объекта, что стало его роковой ошибкой. Когда широкий и низкодонный корабль, убранный черным атласом и от того до дрожи напоминавший погребальную ладью, отошел от берега Полудня и устремился к гораздо более подходящей ему черноте Ночи, Клаус высказал надменной дочери гневную тираду о недопустимости ее поведения. Боа для большинства жителей Абарата была светлым ангелом во плоти, но только ее отец знал, какая крепкая узда нужна была этому «ангелу», чтобы не потерять свои нимб и крылья. И Кристофер, при всей выгоде этого брака, очевидно не справлялся с Боа, попав под ее власть и став жертвой в крепких сетях обаяния принцессы. А это означало то, что, когда любовные страсти немного поостынут, Тлен вполне может осознать, как долго и изощренно его публично унижала его новоявленная жена, и, вступив в права супруга, мог жестоко ей отомстить за все обиды. А если верить его репутации, то в гневе он был исчадием Ада. Поэтому Клаус, знавший о своей дочери гораздо больше Повелителя Полуночи, решил не настаивать на этом союзе. Как бы не был скверен «ангельский» характер принцессы, она явно не заслуживала того, чтобы стать узницей гнева постылого ей Повелителя Полуночи и ужасного острова Горгоссиума, на котором время всегда было равно полночи на наших часах и во мраке которого шевелились и созревали самые ужасные кошмары. Да и Кристофер Тлен, если уж быть совсем честным, не заслуживал таких изощренных страданий, которые готова была обрушить на его плешивую голову обреченная быть его женой принцесса. Казалось бы, молодые встретились, присмотрелись к друг другу, написали еще по паре писем, в которых Боа было строго сказано оставить Тлена в покое и ответить ему категоричным и вежливым отказом по причине внезапно вспыхнувшей любви с вымышленным королём женихом, и всё затихло. Клаус старался собирать как можно больше сведений о том, как чувствует себя Тлен после такого сокрушительного поражения в любовных делах. Во-первых, потому что Повелитель Полуночи и его бабка, Бабуля Ветошь, оставались главными противниками Дня, а, во-вторых, потому что проникся к излишне романтичному и одинокому молодому магу некоторым сочувствием. Короли и правители редко женятся по любви, даже если правят таким миром, как острова Абарата. И даже тогда, когда политика этому покровительствует. Но потом ему стали всё чаще доносить о странных отлучках дочери из дворца. И Клаус пришел в чудовищную ярость, когда узнал, что причиной этих отлучек стали визиты во владения Тлена.Тлена! Который явно был не благостно настроен по отношению к причинившей ему боль гордячке, и мог запросто устроить принцессе массу неприятностей, а она одна, одна!, бегала к нему. После напряженного разговора с дочерью, который закончился агрессивной выходкой и истерикой Боа, Клаус сам написал бабке Тлена с просьбой приструнить внука, пообещав аналогичные меры со своей стороны относительно дочери. Бабуля Ветошь с удовольствием откликнулась на эту просьбу, и разводили Принца Ночи и Принцессу Дня теперь не менее старательно, чем раньше пытались сосватать. Впрочем, Бабуля Ветошь искренне считала влюбленность Повелителя Полуночи пережитком его не так уж давно минувшего подросткового возраста и застоявшимися гормонами, которые отвлекали его от государственных дел и магии, поэтому с радостью сообщила, что слежка за Кристофером и Боа будет вестись денно и нощно силами уже двух сторон. Правдивее было бы написать, что слежка теперь будет удвоена, потому что шпионы обоих сторон не будут мешать друг другу, но на языке политики это было одно и то же. И они действительно встречались с Боа, хотя чаще она пропадала во владениях Тлена одна. Кристофер находился во все том же плачевном состоянии, и месяцами ждал приглашения на короткую встречу, считая каждую минуту до заветного времени. Он всё также прощал Боа любые выходки, вплоть до выплеснутого в его стеклянный воротник вина или пощечины, часами ждал на условленном месте, когда она, просто из вредности, специально опаздывала почти на половину суток, от чего даже шпионы Клауса и Ветоши впадали в отчаянье. Он любил слепо и глупо, и, возможно, любил вымышленную им принцессу, но готов был стерпеть всё, лишь бы провести хоть несколько мгновений в обществе столь глубоко запавшей ему в душу фантазии. Конечно, Повелитель Полуночи разочаровал Клауса отсутствием стойкости к женским чарам, но и в этот раз гораздо большее беспокойство у короля Дня вызвало поведение дочери. Всем было очевидно, что романтические порывы изнемогающего от любви Кристофера ей не только не интересны, но и противны. Но она всё равно назначала ему встречи, пусть и редкие. Это было плохо, как и то, что его когда-то послушная дочка теперь таила от короля свои мысли и желания, отказываясь отвечать на простой вопрос о причине этих встреч. Зачем так мучить несчастного Тлена, зачем раздразнивать чудовище, которое имело мстительную и не самую уравновешенную природу? В ответ на этот вопрос Боа так странно хищно прищурила свои золотисто-карие глаза и ответила, что Кристофер Тлен у неё теперь на вроде ручной собачки, с которой она будет делать все, что захочет, и не дело отца лезть в то, что между ними с Повелителем Полуночи происходит. Вот так вот. Он её, он безвольное ничтожество, и она будет распоряжаться им, как пожелает, и пусть отец доверится ее благоразумию и здравому смыслу. Боа сильно изменилась после знакомства с Тленом. И не в лучшую сторону. Последней каплей стал короткий роман с Финнеганом Фэем, красноволосым и смуглым плодом союза Дня и Ночи, благородным и прекрасным героем, за которого принцесса Боа так неожиданно быстро решила выйти замуж. Конечно, король Клаус не стал неволить дочь в выборе супруга, пусть даже ее выбор пал на человека не благородного происхождения, а только благородной души. Иногда самой Боа не хватало именно этого душевного благородства, недостаток которого она скрывала за безупречными в обществе манерами, его маленький лукавый ангел. Но он молил её объясниться с Тленом, которого Боа ни в грош не ставила. Клаус уверял ее, что даже смиренный в своей любви без всяких условий человек, доведенный до отчаянья таким пренебрежением, способен на страшные поступки. А когда этим человеком является Повелитель Полуночи, такое мероприятие становится откровенным риском.

***

- Кристофер, не будь таким дураком, мой мальчик, - Бабуля Ветошь холодно взглянула в светло-голубые глаза внука. – Ты гоняешься за призраками днём и ночью, теряешь рассудок из-за такого пустяка, как чванливая девица. Отказываешься от еды и питья, как капризный ребенок, и совсем забросил по-настоящему важные дела. Ты должен готовиться и планировать новую войну, о которой мы так давно мечтали. - Я люблю её. – Тлен не шевелился, как будто собирался отойти в мир иной добровольно на своем траурном ложе, убранном черным и скользким, как угри, атласом. - Я хочу, чтобы она была со мной. Моей. Навсегда. Она обещала. Бабуля Ветошь склонилась над Повелителем Полуночи, убирая с серого лба прядь редких волос и разглядывая его страдальческое лицо, в муке открывавшее все новые и новые горизонты уродства. Это зрелище её обрадовало – внук, отвергавший её наставления, на собственном опыте убеждался, какую боль приносит любовь. - Это просто болезнь, мой мальчик, это скоро пройдет. Кристофер дёрнулся и отвернулся от Ветоши, чтобы она не видела его лица. Бабушка, желавшая для внука судьбы Повелителя Абсолютной Полночи, которая поглотит весь День, не могла понять и тем более разделить его чувства. Своей влюбленностью он её бесконечно разочаровал, о чём Тлену неустанно напоминали. Кристофер не желал с ней говорить. Он вообще запретил ей приходить сюда, в Башню Двенадцати Часов, где располагались его личные покои. Но голод, апатия и бессонница не оставили ему сил для агрессивной ссоры в попытке прогнать старую ведьму. - И не проще ли просто убить и запереть ее душу в флакон, который ты мог бы спокойно носить у своего больного сердца, мой мальчик? – невзначай проговорила Ветошь, поправляя широкое чёрное покрывало, в которое кутался Тлен, как будто пытаясь укрыться от ее ледяного взгляда. Убить её. Возможно, убить её было бы милосердием по отношению к себе. Не думать о том, что через месяц она станет принадлежать другому, а он будет вечной мишенью её насмешек, неудачливый, уродливый и глупый Кристофер. Он обязательно подумает об этом ещё. О, ради Боа он сотворит нечто ужасное и грандиозное, как и те страдания, которые она ему причинила. Кристофер Тлен всегда платил долги мести очень щедро.

***

Боа не послушалась своего отца, выполнив его не новый, а старый приказ. Уставшая от многотомного нытья и страданий Тлена, она дала ему самый определенный ответ. Она его не любила, не любит и никогда не может полюбить. Он ей противен. И подходящей оплатой за все его уроки магии будет то терпение, которое она потратила на встречи с ним, но никак не брак. Да, она его обманула. Но как он смел надеяться на правдивость, когда выдвигал такие безумные условия? Король Клаус получил список с этого яростного письма дочери, и с того самого дня, когда дракон проглотил дочь короля Островов Дня прямо в день ее свадьбы, он не сомневался, кто ответственен за это несчастье. Кристофер Тлен. Молодой человек не выдержал того, что та, которую он так трепетно полюбил, его отвергла и, возможно, использовала. И отомстил с королевским размахом, талантливо замаскировав следы своего участия в этом убийстве. Доказать вину Тлена в смерти принцессы оказалось невозможно, не помогли даже шпионы и камеры. Да и законы, действовавшие для существ Дня, не соблюдались на территории Ночи. Но что это меняло? Он был единственным, кто мог желать его капризной Боа гибели. Именно в этот день, день её свадьбы не с ним на острове Частного Случая. Мир и Эра Любви для остров Абарата снова были отложены на долгие годы или навсегда. На трон Дня заступал брат убитой принцессы Квиффин, а Повелитель Ночи окончательно погряз в ненависти к Островам Дня и омерзении к себе, что никак не искупало его вины перед старым королём. Многовековая вражда продолжалась своим чередом, и над Горгоссиумом сгущалась всё более и более непроглядная тьма.