Увидимся...

Холодные ладони касаются его покрытых лёгкой щетиной щёк, и в ту же секунду нежные губы приникают к его губам — так поверхностно и невесомо, словно прикосновение яркой осени, окружающей их. Настойчивый язычок проскальзывает вовнутрь, и Клаус наконец открывает глаза, встречаясь с озорным и весёлым взглядом прижавшейся к нему девушки. — Я уснул... прости, — он виновато улыбается и притягивает её к себе, позволяя накрыть его тело своим — обнажённым. Таким горячим и родным, что хочется никогда не отпускать её. Лежать вот так: прижавшись друг к другу и никуда не торопиться, забыть о долге и Дилане, наверняка думающем, что он за тысячу миль от Аризоны. Но не зря же он пересёк несколько штатов, чтобы сейчас, когда у них имеется такая хрупкая возможность побыть вместе, просто взять и уснуть. Оправдание одно — десять часов перелёта. Туда и обратно, не теряя ни секунды. И всё ради неё. Женщины, принадлежащей другому. И как в напоминание об этом на тумбочке вибрирует её телефон. Настойчиво, отчего девушка разочарованно морщится и, прикладывая палец к его губам, берёт трубку. — Да, милый. — Он не покажет, как ему больно, и как можно более равнодушно скинет её с себя. Возьмёт свой излюбленный Marlboro и крепко затянется, выпуская дым ровными кольцами. — Нет, я ещё не всё скупила. Скорее всего останусь здесь до вечера. Я тоже. Пока. Сброшенный вызов и руки, обвившие его шею. Девушка утыкается носом в мужское плечо и сдерживает улыбку, прекрасно понимая, что он попросту ревнует. Это так приятно и... страшно одновременно. Может, потому, что игра с Диланом куда более опасна, чем они себе представляют. Дилан не прощает ошибок, поэтому они и прячутся в номере дешёвого отеля, наслаждаясь друг другом и ловя каждую секунду. Ведут себя как никогда осторожно, чтобы не вызвать подозрений и не навлечь беды на свою голову. Опасно. Опасно играть. Но адреналин лишь воспламеняет их чувства. — Мне начинает надоедать это, Кэролайн... — И что ты предлагаешь? — она ловко пересаживается на его колени и всматривается в серые глаза, наполненные сердитым блеском. — Мы покинем страну, при первой возможности, — он склоняет голову к её обнажённой груди и делает глубокий вдох. Её кожа пахнет клубникой... — Мистер Майколсон? — тихий мужской голос, и Клаус нехотя открывает глаза. Чёрт. А он мог поспорить, что действительно чувствовал запах клубники. Но откуда в этих стенах её аромат? Чуть заметная ухмылка трогает полные губы, и мужчина пристально изучает посетителя, довольно уверенно себя ведущего. Может, потому, что за его спиной стоят два охранника? — Освободите его от наручников, — незнакомец показывает взглядом на руки Никлауса, и один из охранников, сомневаясь, подходит ближе к заключённому. — Мистер Сальваторе, вы уверены? — Можете спросить у Деймона, если сомневаетесь в моих словах. — А он упрям и находится в знакомстве с начальником колонии, а если конкретнее, с ним в родстве. — Значит, мистер Сальваторе? — Клаус вопросительно изгибает бровь и протягивает руки охраннику, который послушно открывает замки. — Разве вы не боитесь меня? — Нет, не боюсь. Можете идти, — уже охранникам говорит мужчина и, дождавшись, когда они покинут комнату, садится напротив Клауса. Смело смотрит в его лицо и протягивает пачку сигарет. Тех самых, любимых Marlboro. — Как вы поняли, я брат Деймона. Стефан. — А ты неплохо подготовился, — игнорируя сигареты, говорит Майколсон и расслабленно откидывается на спинку металлического стула, всё так же не спуская насмешливого взгляда со своего гостя. — Что ещё интересного ты про меня узнал? — Именно для этого я и здесь, Ник. — Клаус чуть скалится, слыша своё сокращённое имя из уст чужого человека, и резко подаётся вперёд. — Я согласился на это, думая, что ко мне придёт Стефан Брайн, а не сальваторская крыса. — Брайн лишь мой псевдоним, но мои родственные связи никак не влияют на дело, не так ли, Клаус? Ведь вы хотели высказаться, поэтому я здесь... — мужчина будто не замечает напряжения заключённого и, закидывая нога на ногу, закуривает сигарету. Чувствует себя в полной безопасности наедине с жестоким убийцей, лишившим жизни не одного человека и приговорённого к смертной казни. — Это не я к вам пришёл, это вы меня позвали, так что не надо оскорблений... — А ты смелый, — Никлаус улыбается, чуть наклонив голову и рассматривая свои руки, которые, казалось, до сих пор хранили следы крови. Тех двенадцати человек, что он без жалости разорвал на части. — Мне нравятся твои книги. В них ты честен и откровенен. — Спасибо, — мужчина улыбается и достаёт из кармана диктофон. — Вы не против, если я буду записывать наш разговор. Для будущей книги, конечно, — поясняет он, сдержанно улыбаясь и медленно, будто получая от этого удовольствие, туша окурок в стоящей на столе пепельнице. Либо у него напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, либо он сумасшедший, решивший проверить свою смелость. Либо... — Ты не боишься меня... — Клаус не спрашивает — констатирует факт и нисколько не удивляется, видя кивок Сальваторе. — ...Потому что не считаешь меня убийцей... Так вот, ты ошибаешься. Я убил их. Всех. — Знаю, мистер Майколсон. — А его не прошибёшь, и Клаус в очередной раз убеждается, что сделал правильный выбор. — Вопрос в другом: почему вы это сделали? Стефан обращает всё своё внимание на Клауса, ожидая от того ответа и пытаясь скрыть нетерпеливый профессиональный интерес. Не каждый день выдаётся возможность написать жизнь будущего смертника, человека, о котором вот уже на протяжении почти года говорит весь штат. Бесстрастный взгляд, улыбка, чуть скривившая красивые пухлые губы, тонкие пальцы, играющие с зажигалкой, и расслабленная поза. Он вовсе не похож на человека, приговорённого к смертной казни, может потому, что он уже умер. Давно. — Вы боитесь смерти, мистер Майколсон? — Я бы солгал, если бы ответил "нет", но ты ведь здесь не для этого? — Нет, я здесь для того, чтобы записать вашу историю. — Тогда приступим... Стефан.