Искушая судьбу

      Гермиона переждала, пока не услышала, как тихо закрылась дверь спальни Малфоя и его шаги не исчезли в глубине коридора. Помедлив ещё минуту, она взяла в руки шляпу для верховой езды с высокой тульей, украшенную элегантным плюмажем из страусовых перьев, и, уверившись в том, что он действительно ушёл, вышла из своей спальни, чтобы последовать за ним.       Драко уже сел на своего жеребца Арахана и начал было натягивать перчатки для верховой езды из козьей кожи, когда увидел рядом с собой вторую оседланную лошадь.       — Кто приказал оседлать эту лошадь? — спросил он веснушчатого молодого грума Джэйсона.       — Я, милорд, — ответила Гермиона, выходя из двери на верхнюю площадку парадной лестницы особняка, прежде чем парень успел ответить.       Малфой, отпустив поводья, скрестил руки на передней луке своего седла. С его руки, слегка покачиваясь, свисал укреплённый на ременной петле хлыст. Он пристально посмотрел на неё, но по выражению его лица было непонятно, какой ответ она получит на своё заявление.       — Я предпочёл бы, Астория, чтобы вы каждый раз, когда соберётесь прокатиться по поместью, брали с собой сопровождающего. На семьи некоторых из наших соседей, даже совсем рядом с домом, нападали прячущиеся в густых лесах воры.       — Да, я знаю об этом, милорд. Очень хорошо знаю. Мистер Эртон предупредил меня о царящей вокруг опасности. Но, видите ли, я полагала, что у меня будет сопровождающий.       — Но кто? Я не вижу больше лошадей. Кто будет вас сопровождать?       Гермиона помолчала, изобразив на лице самую приятную улыбку.       — Вы. — И прежде, чем он смог ответить, продолжила: — Вы сказали, что собираетесь сегодня утром навестить ваших подданных. Я считаю, что, как жена главы дома, обязана сопровождать вас и тоже встретиться с ними. Надеюсь, вы не забыли, милорд, что теперь я хозяйка особняка и в мои обязанности входит быть также хозяйкой и его подданных.       Малфой ответил не сразу. Он смотрел на неё со своим обычным, чертовски странным выражением на чертовски красивом лице, и Гермиона почему-то чувствовала, что ему хочется отказать ей, но он не может найти аргументов, потому что её требование было вполне справедливым. Она действительно была хозяйкой особняка, и тут нечего было возразить.       Он продолжал молча смотреть на неё, как бы ожидая, что она вернётся обратно в дом. На окрестных деревьях весело щебетали птицы. Джэйсон переминался с ноги на ногу.       Ну что ж, он может молчать, пока у него под ногами не прорастёт трава и птицы не совьют гнёзда на его голове, подумала Гермиона. На этот раз она не собиралась играть роль добропорядочной малютки Астории и уступать ему.       Увидев, что она собирается твёрдо стоять на своём, Драко вдел ноги в стремена, подобрал поводья и лаконично сказал:       — Отлично.       Потом он развернул жеребца и, поднимая клубы пыли, лёгким галопом поскакал прочь.       Не без помощь Джэйсона Гермиона быстро уселась на лошадь и, пришпорив её каблуками башмаков, последовала за Драко, опять пытаясь понять, почему он столь демонстративно избегает общества своей молодой жены.       Она догнала его как раз тогда, когда они достигли высшей точки склона пастбища, лежащего к востоку от замка. Покрытые густой шерстью пасущиеся овцы, жующие сочную зелёную траву, выглядели серыми точками на склонах холма. Всадники перескочили через первую из трёх изгородей камня, огораживающих поля от востока, и, наслаждаясь ощущением ударившего ей в лицо свежего ветра, Гермиона громко рассмеялась.       Драко молча оглянулся на неё и снова уставился прямо перед собой, сохраняя угрюмое выражение на лице. Некоторое время они молча ехали бок о бок. Гермиона знала здесь каждую тропинку, но, чтобы не возбуждать подозрений, старалась следовать за Малфоем. Они въехали на вершину небольшого холма, и перед ними открылся вид на небольшие мазанки старинной деревушки особняка.       — Астория, — сказал Малфой, осаживая жеребца на вершине холма, — остановитесь, пожалуйста, на минутку.       Он подождал, пока она не остановилась рядом с ним.       — Я не собирался представлять вас жителям деревни так скоро. Мы с вами даже двух дней не женаты. Местные жители только недавно начали воспринимать меня как своего господина, и то не без труда с моей стороны. Многие до сих пор возмущены тем, что особняком завладел бывший Пожиратель Смерти. И я не знаю, как они прореагируют на то, что со мной приехала жена. Надеюсь, что вы не очень огорчитесь, если вас примут неприветливо.       Гермиона кивнула:       — Вполне понятно, милорд, что они вряд ли будут приветливы с хозяином, которого считают своим врагом. Я уверена, что они по-прежнему преданы предыдущей семье. Кроме того, насколько я понимаю, новые землевладельцы не скрывают своего презрения к этим людям. Но я не такая, как они. Я покажу жителям деревни, что не нахожу их достойными презрения, и сделаю всё, что возможно, чтобы завоевать их доверие.       Малфой промолчал. Он только взглянул на неё со слегка недоверчивым видом, как бы желая сказать, что не ожидал от неё подобной реакции.       Он желал ей только добра и хотел этими заранее подобранными словами подготовить её к тому подчёркнуто ледяному приёму, с которым столкнулся сам, когда впервые явился к селянам в качестве их нового господина. Но у него, разумеется, не могло возникнуть даже и мысли о том, что, хотя жители деревни и не подозревали в ней бывшую владелицу особняка, они всё же были её людьми, всю жизнь были её, и поэтому она никак не могла ответить на его вопрос по-другому.       Гермиона не боялась, что они смогут её узнать. И даже не потому, что её лицо было изменено, а на носу сидели очки, нет, просто эти люди были уверены в том, что в ту ночь она погибла вместе с остальными людьми из особняка. Кроме того, минуло уже пять лет и произошло слишком много событий, которые стёрли из их сознания память о ней.       — Ну что ж, тогда поедем? — спросил Драко.       Гермиона кивнула, и они потрусили вниз по зелёному травянистому склону.       Достигнув своей цели, они направили лошадей к центру деревушки, где шла своя, не меняющаяся столетиями, жизнь. Был день уборки, и все женщины находились на улице. Под широко раскинувшейся кроной гигантского дуба сидела маленькая девочка, игравшая с тряпичной куклой. Возле неё, копаясь в земле в поисках червяков, суетилась курица с выводком цыплят.       При появлении Гермионы и Драко с соседних полей и из маленьких хижин начала подходить жители, желающие узнать, зачем явился сюда владелец особняка.       Прежде чем обратиться к собравшейся небольшой толпе, Малфой помог Гермионе слезть с лошади, взяв её за талию и осторожно поставив на землю.       — Доброе утро, — сказал он.       Никто из собравшихся не ответил на приветствие. Воцарилось мёртвое молчание, не нарушаемое, казалось, даже дыханием, и наконец Малфой вынужден был сам обратиться к стоящему по правую руку от них незнакомому Гермионе высокому мужчине:       — Джеймс, какие виды на урожай?       Пока мужчина по имений Джеймс объяснял Малфою, какие поля убраны, а какие нет, Гермиона воспользовалась моментом, чтобы рассмотреть стоящих вокруг людей. Она была рада увидеть много знакомых лиц, потому что жители многих других владений были изгнаны вместе со своими господами в Испанию, их домишки были сожжены, а скот отобран.       Таким способом Эйбрамсон «убеждал» этих людей последовать за своими господами в изгнание, освобождая место для вновь прибывших переселенцев. Но здесь, как оказалось, всё было не так. Этих жителей пощадили. Гермионе так хотелось подбежать к ним поближе, сказать, что она вернулась.       Тут была Бесси, когда-то первая красавица деревни. Она была младше Гермионы на два года; раньше они вместе собирали чернику, хихикая над юношами, старающимися поразить их искусством заклинаний.       Но стоящая перед ней теперешняя Бесси выглядела намного старше, чем она её помнила. Когда-то прекрасные золотистые волосы, спускающиеся до талии и бывшие предметом зависти всех девушек деревни, теперь потускнели и поредели, растрёпанные пряди их свисали на впалые щёки. За её сильно обтрёпанные по краям юбки цеплялись несколько маленьких детей. Самая младшая девочка, засунув в рот грязный палец, со страхом и любопытством смотрела на новую хозяйку особняка.       Гермиона опустилась на колени перед ребёнком.       — Ну, здравствуй, прелестная малютка. Как тебя зовут?       Девочка посмотрела на мать, как будто ожидая подсказки.       — Это Керри, — ответила Бесси, в голосе которой звучало плохо скрываемое презрение к новой хозяйке.       Гермиона с трудом сдержала слёзы, навернувшиеся у неё на глазах при виде ненависти, сверкающей во взгляде своей старой подруги.       — Керри, — повторила она, вставая и гладя на Бесси, — какое чудесное имя. Она ваша?       — Да, как и все остальные.       Бесси изучающим взглядом смотрела на её лицо, как будто пытаясь что-то отыскать в нём, и на мгновение Гермиона испугалась было, что та узнает её, но тут Керри потянула мать за юбку и отвлекла её внимание.       — Мама, я хочу есть.       Бесси посмотрела вниз, лицо её смягчилось, как это часто бывает у матерей, смотрящих на своих детей, и она ласково потрепала белокурую головку дочки.       — Я знаю, дорогая, я знаю. Но сейчас я ничего не могу тебе дать.       И только теперь Гермиона заметила, как худа была Бесси. Она не понимала, почему не увидела этого раньше, сейчас это подействовало на неё как пощёчина. Собственно говоря, все окружающие её люди носили на себе следы недоедания, глаза их глубоко запали, черты лица были искажены. Одежда, вернее то, что от неё осталось, выглядела так, как будто её носили и штопали много лет подряд. Краски её давно уже выцвели, края обтрепались, а большинство детей вынуждены были бегать босиком или были обуты в подобие обуви, грубо скроенной из тряпок и подвязанных бечевками.       Чем больше признаков царящей здесь нищеты замечала Гермиона, тем сильнее вскипал в её душе гнев. Их хижины явно нуждались в починке, стены начала осыпаться. Тот скот, который у них ещё остался, — немногочисленные коровы и овцы — выглядел таким же измождённым и жалким, как и сами люди. Это было просто возмутительно. Как мог Малфой позволять, чтобы люди продолжали жить подобным образом? Неужели он не видит? Неужели он настолько слеп?       Обитатели деревни просто медленно вымирали. А может быть, таков замысел? Нет, с этим что-то надо делать! Нельзя оставлять всё, как есть. Даже если бы она не была связана с этими людьми, а действительно была Асторией, то и тогда не смогла бы не обратить внимания на ужасное положение этих людей.       Гермиона посмотрела на себя, и внезапно ей стало стыдно за свою нарядную одежду. Хотя её цвета морской волны костюм для верховой езды был лишён всяческих украшений, он был новым и чистым, буфы и отложной воротник были расшиты шелковым узором в виде цветов и птиц. Жадный взгляд окружающих её женщин говорил ей о том, что подобного они не видели никогда в жизни.       Нет, необходимо что-то сделать. И немедленно.       — Милорд...       Малфой взял её за руку, готовясь представить окружающим.       — Я привёл к вам вашу новую хозяйку. Это леди Астория Гринграсс, хозяйка особняка. Ей не терпелось с вами познакомиться. Надеюсь, что вы примете её здесь, в особняке, так же хорошо, как и меня.       Люди, стоящие вокруг, не издали ни звука. Они просто продолжали смотреть на неё как на некое чужеродное тело, чем она, собственно говоря, для них и являлась. Внезапно Гермиона возненавидела себя за то, что замаскировалась под Асторию. Ей захотелось подбежать к ним, сбросить с себя маскировку и эту шикарную одежду, заверить их в том, что она одна из них, что она не враг, которого они в ней видят. Перед этим она думала, что сможет выдержать это. Думала, что самого по себе осознания своей подлинной личности, независимо от их реакции, будет достаточно, чтобы чувствовать себя спокойно. Но после того как Гермиона увидела в глазах этих людей отвращение и ненависть к тому, представителем чего, по их мнению, она является, она почувствовала, что больше не может этого выдержать.       Чтобы сдержать слёзы, подступающие всё ближе и ближе по мере того, как длилось это гробовое молчание, Гермионе пришлось закусить губу. Но Малфой, вероятно, заметил, что она вот-вот разрыдается, потому что взял её за руку:       — Может быть, нам лучше уйти?       И он было уже направился к лошадям.       Внезапно где-то совсем рядом, в толпе, раздался голос:       — Погодите!       Все повернули головы к воскликнувшей это старой женщине и расступились, чтобы освободить проход.       Сердце Гермионы ёкнуло, и она еле сдержалась, чтобы не выдать своих чувств при виде ещё более знакомого лица, которое смотрело на неё без презрения.       Но так же быстро, как Гермиона узнала это лицо, её радость сменилась страхом, потому что она каким-то образом почувствовала, что эта женщина её тоже узнала.