***
- Наконец-то, вы приперлись. - громко воскликнул О'Брайен, когда парочка вошла в дом. Из колонок валила Roll 'Em Up в исполнении Alli Simpson и Jack&Jack. Атмосфера была соответствующей: только знакомые, хорошо и не очень, люди; нет везде блюющих пьянчуг; все, довольно-таки, культурно, но при этом очень весело. В этом Дилан был мастером - устраивал по-истине улетные вечеринки безо всякого дерьма в виде травы или стругающих идиотов. - Радуйся, что вообще пришли. - хохотнул Сангстер, издеваясь над другом. Их общение было схоже с теплыми братскими узами. А дальше все как всегда: немного алкоголя, забавные жизненные истории, шутки, от которых болит живот, задорный хохот и прекрасная компания. Музыка ласкала уши, одна сменяла другую, голоса друзей радовали, приятно отдаваясь в голове. Кто бы мог подумать, что по этим обаятельным придуркам можно так сильно скучать. - Вы просто этого не видели. - на эмоциях крикнул Поултер, взмахивая руками. Его улыбка выдавала с головой: шатен был рад находиться здесь и сейчас, среди этих людей - родных ему людей. Для него друзья были второй семьей - раз и навсегда. - Ты подробно объяснил и наглядно показал, рыжий проказник. - поддразнил его брюнет, нагло подмигивая. Их общение выходило за рамки дружеских. Они были действительно братскими, и с этим ничего нельзя было поделать. Будто так и надо.***
Время неумолимо бежит вперед, позабыв о том, что людям оно необходимо для отдыха, чтобы почувствовать вкус свободы, жизни. Но... нет. Время - это поезд, который, если ты опоздаешь хоть на секунду, уедет без тебя, исчезая в пейзажах. За окном стального огнедышащего дракона пролетают сотни картин, сменяя одну другой. Все точно так же. Быстро. Изредка бывают кратковременные остановки, которые четко откладываются в памяти. Ну... хоть что-то. Не спрашивая, чего бы вам хотелось, удобно ли вам, вагоны мчаться вперед, отдаляясь от точки отправления. Охватывает печаль, ведь не успеваешь моргнуть - ты уже достаточно взрослый для самостоятельной жизни, но еще вчера только научился ходить. Все это настолько несправедливо, что от злости руки зудят изнутри. Хочется что-нибудь разбить, разнести в щепки. И вот тут начинает проявляться беспомощность. Понимание того, что от тебя ничего не зависит. Точнее... зависит только одно: как и с кем проведешь этот короткий промежуток времени - от рождения к смерти.***
- Почему люди делают друг другу зло? - спросила маленькая девочка, наивно заглядывая в очи своего дедушки. Она искренне не понимала, как можно желать кому-то чего-то плохого. Более того, малышка думала, что если не хочешь с кем-то общаться - просто не общайся. Это же не сложно? Так ведь? - Когда человек взрослеет, забывает, что такое искренность, чувства, эмоции, как это - радоваться любой мелочи. С возрастом человеческая душа умирает. - пожилой мужчина, хоть и заумно, но с радостью отвечал ребенку, надеясь, что она вырастет совершенно другой. - Я не понимаю. Зачем становиться злыми и угрюмыми? - упрямо выпытывала кроха, отказываясь верить в то, что все взрослые подобны один одному. В ее головке не могла никак укорениться та мысль, что взрослым быть скучно, сложно и до невозможности печально. - Тебе и не нужно понимать. - добродушно ответил собеседник, почесывая подбородок. - Ты не должна становиться такой. Когда вырастешь, продолжай быть в душе ребенком.***
С того раза Ная и Том больше о детях не разговаривали, считая, что эта тема не достойна внимания. Они боялись резкой смены обстановки. Особенно брюнетка ненавидела, когда все резко менялось. Это было чем-то шоковым, неожиданным, неприятным, в какой-то степени. - Нет. Я больше так пить не буду. - заплетающимся языком пробубнила кареглазая, когда Сангстер, закинув ее на плече, понес в сторону машины. Он-то, в отличие от своей возлюбленной не пил. Пьяно икнув, девушка продолжала что-то тараторить, забивая голову русоволосому, который был этому рад. Не всегда Коулсон позволяла себе говорить все подряд, что взбредет в ее головушку. - Я тебя люблю. -проговаривает Томас, после того, как ставит малышку к себе лицом. Ее взгляд затуманен, она вряд ли до конца понимает, что происходит вокруг. По-крайней мере, так думал он, вплоть до того момента, пока она не встала на носочки, чтобы хоть немного приблизиться к его лицу, и нежно поцеловала. Ее улыбка была невероятно нежной, настолько, что казалось, будто ее можно коснуться. - И я тебя, мой хороший. - если говорить по правде, это впервые, когда его маленькая Нана призналась в собственных чувствах. И он был весьма и весьма удивлен, когда такие милые слова слетели из уст его Коулсон. Он был так ею горд, что даже не заметил, когда успел ее так крепко обнять. В голове златовласого творилась полнейшая неразбериха, которую была способна вызвать только эта девочка. - Знаю. - прошептал молодой человек, не веря в происходящее. Он был где-то выше седьмого неба, дальше тридевятых земель, от нереального счастья. Это его девочка, его маленькая разбойница. Большой, необъятный мир в маленькой хрупкой малышке. Дрожь прошла по всему телу, когда Ная поцеловала его в щечку, наивно полагая, что ему этого достаточно. Парень блаженно закрыл глаза, судорожно вздыхая. Он не знал, как поступать дальше. Единственным выходом из этой ситуации было ехать домой. Везти ее скорее туда, чтобы девочка заснула в машине, а он, весь такой крутой, занесет ее в дом, потом в комнату, уложит на кровать и будет любоваться до рассвета, потому что оторвать от нее взгляд просто невозможно. Он хочет осыпать ее нежностью, любовью и первоклассным сексом. Заботиться о ней, когда она болеет; любоваться, когда в ней просыпается ребенок; не отпускать, когда она хочет уйти, чтобы, внимание, он ее остановил; целовать, когда она истерит или плачет. Томас хотел ее всю: душу, тело, руку и сердце. Его малышка была незаменима, и пусть говорят, что незаменимых людей не бывает, они ошибаются, потому что заменить его вздорную, но нежную брюнетку не сможет никто. Абсолютно! И Сангстер в этом более, чем просто уверен. Ему хочется на недельку закрыться с ней в комнате, чтобы никто им не мешал, чтобы они постоянно были вместе, а остальные находились где-то далеко за пределами их личного мира любви и, опять же, первоклассного секса. И это казалось ему таким правильным, что так он и хотел поступить в следующие семь дней.