Real happiness

Трис.

По-настоящему скучать – это когда душа требует человека, а не тело. Когда выворачивает наизнанку от недостатка родных рук и глаз. Вот тогда ты хочешь кричать на весь мир, как ты скучаешь. Я проснулась сегодня с мыслями о Тобиасе, как бы банально это не звучало. Представила его улыбку и словно улыбнулась в ответ, представила, как касаюсь ладонью его щеки, провожу кончиками пальцев по его губам, а затем целую их со всей любовью, которую испытываю к нему. Наверное, правда, я соскучилась по нему. Простая фраза «соскучилась» таит в себе большее, чем просто слова. В ней собраны и тяжесть временного одиночества, и частичка любви, которую хочется подарить любимому. Мне не хватает всего этого до невозможности слышать, до всех клеточек сна, где он нитями радуги сшит, до холодного пота и предательской дрожи в коленях… Ненормальная. Все знают, что я ненормальная. И я всегда такой была. Просто рядом с ним я могла этого не скрывать. Я могла быть такой, какой мне хотелось быть. Вот уже шестнадцать дней я нахожусь в таком состоянии, чувствуя себя подопытным кроликом. Изо дня в день меня проверяют разные учёные, вкалывают какие-то сыворотки не понятно для чего. Мне пришлось пойти на это, хотя, выбора у меня и не было. Какой может быть выбор в моём положении? Я беременна, я теперь не принадлежу только себе. Мне приходится потакать всем прихотям Ниты, чтобы она сдерживала своё обещание, что не навредит моему малышу. Да. У нас с ней был уговор. На следующий день, после моего похищения, Нита, как и говорила до этого, пришла ко мне в палату, где у нас состоялся с ней разговор. Сначала она не была рада тому, что я беременна, но потом, поразмыслив, она поняла, что это ей на руку. Всё потому, что ей выгодна моя беременность. Всё то время, находясь в бегах, она создавала препарат, который нужен ей для эксперимента. Так вот, он действует тогда, когда организм человека полностью спокоен и решителен на его действие путём внушения. Я должна была решиться на это и просто согласиться с ней. Я сделала это, когда она сказала мне, что для ребёнка препарат не опасен. Другого выхода у меня просто не было. Вчера я узнала в каком городе мы находимся – в Бостоне. Мы ездили на какое-то собрание учёных, где я была представлена учёным как Дивергент. Чикаго был единственным городом экспериментом, поэтому в других городах Америки кто такие Дивергенты знали лишь единицы. Нита решила воспользоваться этим и использовать меня для того, чтобы получить власть, то есть стать учёным «первого уровня» и получить не малое вознаграждение за это. Как сказала мне Хуанита: «Меня всё равно объявили в розыск за все мои преступления, а чтобы залечь на дно нужно быть уверенной, что всплывать не придётся.» Она всё продумала вплоть до мелочей и в этот раз хочет получить то, что задумала. – Поторапливайся, Трис. Через десять минут выезжаем, – говорит охранник моей палаты Трент своим глубоким, хриплым голосом. Сейчас утро, а это значит, что время для его прихода. Я чувствую, как чешутся мои руки и понимаю, что если бы я не ждала ребёнка и не чувствовала себя, мягко говоря, отвратительно, этот парень был бы в отключке и лежал на полу точно передо мной в неестественной позе. Я ничего не отвечаю ему, просто выхожу из палаты. Трент завязывает мне глаза, чтобы я не знала выхода из здания, берёт за локоть и ведёт к машине, на которой мы поедем в Нью-Йорк – на новое представление, на котором Нита, всё так же будет рассказывать учёным о том, что я Дивергент и не поддаюсь никакому контролю и действию сывороток. Мне остаётся надеяться на то, что это даст Тобиасу информацию о том, где я нахожусь.

***

– Итак, вопрос, мои уважаемые коллеги, какую именно пользу могут принести Дивергенты в современном мире? – говорит Нита о дивергенции и об использовании их в «дореволюционном мире», как она всегда любила называть его, стоя на подиуме перед толпой, я бы сказала, сотни учёных, если не больше. Я стою спиной к белому занавесу, поблизости Трент, который не отходит от меня ни на шаг. Я смутно слышу их разговор. – Мы знаем, что Дивергенты устойчивы к сывороткам «прошлого мира», да, но что это значит? – задаёт вопрос какой-то учёный из зала. Нита начинает рассказывать про мой мозг. Я не понимаю не единого слова. Я чувствую, как Трент тянет меня за руку, и вижу, что он манит меня вперёд за собой. Видимо, сейчас то самое время, когда я должна выйти на сцену. Охранник грубо дёргает меня за руку, так сильно, что вполне можно перестать дышать. Сначала всё, что я вижу – это яркий свет. Я щурюсь изо всех сил, так, что я едва могу видеть, куда ступают мои ноги. Трент тащит меня за собой сильнее и подводит к металлическому креслу, на который я сажусь, как и в прошлый раз, в Бостоне. Мои глаза привыкают в течение нескольких секунд, и, глядя в толпу, я не могу рассмотреть детали, но я вижу много лиц. Ни один человек не выглядит скучно; все смотрят с ярким огнём в глазах, и они в восторге из-за того, что говорит им Нита обо мне. Я ненавижу внимание, и единственное время, когда такое со мной происходило — на моей Церемонии выбора. Зрители тогда были не странные учёные, а моя мама, отец, брат, друзья и сверстники. Я была в другого рода плену. Я продолжаю сканировать толпу, а учёные жадно осматривают меня, нет-нет переводя взгляд на Ниту, вникая в её рассказы. Без особого желания, точнее от безделья, я просматриваю каждый ряд, словно пытаясь найти кого-то на подсознательном уровне. Все увлечены пламенной речью Хуаниты. Кроме одного. Парень сидит рядом с учёным, или же, похожего на учёного, и наблюдает за мной. Моё сердце трепещет, но нет, говорю я себе. Как ты можешь быть настолько глупой, чтобы думать, что это он? Но затем его глаза встречаются с моими. Они глубокого синего цвета, как океан. Я понимаю, что это он. Мой Тобиас. Одинокая слеза падает из моих глаз, приземляясь на мой распухший за почти шесть месяцев живот. Я вытираю её спокойно, но глаза не прекращают гореть от того, что он нашёл меня, что он снова рядом.

Тобиас.

Я встречаюсь с глазами Трис и вижу, как она меняется в лице, её глаза начинают заполняться слезами, которые она старается подавить в себе. Она выглядит очень усталой, бледной, но даже такая она очень красивая. Потому что моя. Моя жена. Она одета в белое безразмерное платье, из под которого уже достаточно отчётливо виднеется животик. Я выдыхаю, увидев это. Я не находил себе места из-за того, что Нита может навредить нашему малышу, но, видимо, у неё имеется хоть капля сострадания, хотя и этого у неё нет. У неё всегда находится выгода, и в этот раз, я уверен, что она есть. Трис переводит взгляд на Ниту, с опаской смотря на неё, потом снова на меня, а затем из-за штор к подиуму выходит охранник, который вёл Трис к креслу и хватает её за локоть, цепляясь за него мёртвой хваткой. Она же морщится от этого, и я сжимаю руки в кулаки и уже собираюсь бросить всё к чертям, подойти и ударить ему в лицо, чтобы тот знал, как обращаться с моей беременной женой. Харли останавливает меня. – Тобиас, нельзя привлекать внимание, – шепчет он мне. – Я убью его, – рычу я. – Они уводят её, каков наш план? – Мы сейчас постараемся незаметно выйти и пойдём к нашим автомобилям, – отвечает он, погружённый в свои мысли. – Они находятся за этим зданием, как и их автомобили. Здесь нельзя предпринимать никаких действий, понимаешь? – Если честно сказать, то я сейчас ничего не понимаю. Почему мы не можем сейчас спасти Трис? – Тобиас, мы находимся в центре Нью-Йорка, ты хочешь, чтобы пострадали ни в чём неповинные люди? Я в отрицание киваю и делаю так, как и говорит мне Харли. Мы с ним направляемся к нашим машинам. Я сажусь в одну и через некоторое время вижу, как охранник ведёт Трис к автомобилю и толкает её в него. Трис пытается бороться, но охранник сильнее её: он просто бросает её небрежно в машину. Нита едет в другом автомобиле, что хорошо, захлопывает за собой дверь, и обе машины одновременно заводят моторы и начинают свой путь. Мы ждём несколько минут, а затем направляемся вслед за ними. Главное, не потерять их из виду.

Трис.

Когда Трент ведёт меня к машине, то я понимаю, что они снова хотят меня увезти. Я пытаюсь вырваться, но ничего не получается, от этого становится только хуже, Трент только злится и толкает меня силой на сиденье. Голова начинает кружиться, но я быстро прихожу в нормальное состояние. Когда охранник заводит двигатель, внутри что-то обрывается. Нет. Нет. Нет. Они приехали забрать меня! Мы не можем просто так уехать! Я судорожно перебираю руками вокруг себя, и они приземляются на гладкий металл. Я сильнее нащупываю его и беру в руки. Пистолет. Но как он оказался здесь? Некогда об этом думать, поэтому мне остаётся только молиться, что он не замечает этого. Я сижу неподвижно, как статуя, прислушиваясь к чему-то, перевожу свои глаза на Трента, точно удостоверяясь в том, где он находится. Решаюсь на то, что глубоко засело в моей голове. Резко хватаю пистолет, зажимая его обеими руками, и направляю его дуло в голову Тренту. Он замечает это, напрягаясь и пытаясь пошевелиться. – Не двигайся! – восклицаю я. – Останови машину, иначе я убью тебя! – Он молчит, а я, чтобы напугать его сильнее, взвожу курок. Я давно не стреляла из пистолета, но как это делается, точно не забыла. Вижу, как он понимает, что я не шучу, медленно останавливает автомобиль. Когда машина полностью останавливается, я ударяю холодным металлом в висок Трента со всей силы, которая есть во мне, и выскакиваю из машины. Я не чувствую не малейшего чувства вины за то, что, возможно, и убила его. Меня не волнует это, по крайней мере, сейчас. Две машины, которые ехали вслед за нами, останавливаются. Из одной выходит Нита, на её лице я вижу гнев, поднимаю пистолет и целюсь в её сторону. Она округляет свои глаза и, когда её свита хочет пойти в мою сторону, останавливает их, движением своих рук. – Трис, опусти пистолет. Ты же не выстрелишь в меня. – Почему ты в этом так уверена? Я мечтала сделать это последние два года и возможность мне, наконец-то, представилась, – Она сладостно улыбается мне, от чего я злюсь ещё больше. Моё внимание привлекает фургон, который резко подъезжает, и оттуда выпрыгивают полицейские, которые с неимоверной скоростью обезоруживают всех охранников Ниты и её саму. Я опускаю пистолет вниз, и он выскальзывает из моих рук, падая звоном на гравий. Я слышу, как кто-то кричит моё имя. Моё сердце начинает биться быстрее, голос поражает меня. Он ужасно знакомый. Глубокий голос кричит снова, и я знаю, что это он. Я кручусь вокруг своей оси и, когда встречаюсь с глазами Тобиаса, которые светятся от переизбытка эмоций, бегу в его сторону, а он в мою. Мы бежим к друг другу так быстро, пока не сталкиваемся – он поднимает меня и обнимает так крепко, что я не могу дышать. Но мне плевать, мне плевать, потому что он снова со мной. Мы стоим так целую вечность, наслаждаясь теплом друг друга. Тобиас заглядывает в мои глаза, тем самым поглаживая меня по голове, а затем молча берёт меня на руки, а я даю волю своим слезам, которые сдержать не получается. Я знаю, что всё закончилось и нам никто теперь не помешает жить вместе долго и счастливо. Меня не волнует, что творится вокруг, я в полной мере наслаждаюсь близостью Тобиаса, так как её мне не хватало больше всего на свете. Даже не успеваю понять то, как мои веки медленно закрываются, и я проваливаюсь в сон. Я просыпаюсь, чувствуя руки Тобиаса, на своём теле. Одна рука покоится на моём плече, а другая – на моём животе. Я думаю, что мы находимся в огромной машине, с большим количеством сидений и маленькими окошками, пока не осознаю, что это самолёт. Я ни разу не летала на нём, и мысль о том, что я высоко над землёй одновременно пугает и возбуждает меня. Высота. Тобиас боится высоты. Он что, летит ради меня? Я приподнимаю свою голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза плотно закрыты, и лицо находится в спокойствии. Я аккуратно дотягиваюсь до его губ и оставляю мягкий поцелуй на них, понимая, что я действительно проснулась в первый раз за эти недели. Его глаза открываются, и он немного расслабляется. Я стараюсь сказать спокойно и уравновешенно, но мой голос всё равно срывается. – Привет, – шепчу я. Он всего лишь кивает мне в ответ, улыбаясь уголками губ и аккуратно дотрагиваясь до моей щеки, словно боится поломать меня, как вазу. Я не жду от него слов, мне важно то, что он рядом в данную секунду. Не знаю, как описать это, но внутри себя я чувствую какое-то облегчение, словно та дыра, которая образовалась у меня в душе, начинает понемногу затягиваться. Я провожу кончиками своих пальцев по его нижней губе, а затем поддаюсь вперёд, невесомо целуя его в губы. Мы оба начинаем плакать при этом, и он обнимает меня ещё крепче, страстно целуя меня. Наши слёзы смешиваются, но мы не обращаем никакого внимания на всё это и на то, что, скорее всего, на нас смотрят. Мы не можем друг без друга, и эта разлука, не первая, но всё же, просто доказала нам это. Я не стараюсь сдерживать себя и начинаю громко рыдать, от чего Тобиас лишь прижимает меня к себе, как можно сильнее. – Я люблю тебя, – бормочет он. – Больше никогда не оставляй меня. – Я не оставлю тебя. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяю я снова и снова, в период между слезами и нашими отчаянными поцелуями.