Лишь бы она выжила

- Это наша традиция. Она исходит к очень древнему периоду нашей истории. – Спокойно говорил я, сидя в кресле на сцене рядом с Цезарем Фликерманом, а в зале нас внимательно слушали тысячи капитолейцев. В соглашении с моими словами Цезарь с серьезным, несколько обеспокоенным лицом, кивал и говорил «Да-да». – Но благодаря ней, мы смогли излечиться. Когда-то это было напоминанием о восстании, ценой, которую обязали платить все дистрикты, но, по-моему, все это в прошлом. – Я взглянул на Цезаря, как бы подчеркивая последние слова, и он сдержанно согласился со мной. Но, тем не менее, я продолжил: - Сейчас Игры обеспечивают наше единство. Зал взорвался от аплодисментов, явно одобряя такие слова, но Цезарь, игнорируя их, задал следующий вопрос. На интервью с трибутами он веселый и лучезарный Цезарь Фликерман, но на интервью со мной он совершенно другой. От его естественности и белоснежной улыбки и не было следа, он ведет себя очень сдержанно и серьезно. Да, я выше его по рангу, но видеть его таким мне было достаточно непривычно. Но, это всего лишь этикет. - И вот, когда мы их, наконец, увидели, что вы можете сказать о наших новобранцах? – Сделал паузу Цезарь. – Ждут ли нас какие-то сюрпризы в этом году? Что-то в животе моем невольно сжалось, и я понял, что здесь мне стоит действовать очень аккуратно, чтоб ни в коем случае не выдать себя излишней эмоциональностью. При каждом упоминании о ней, мой голос начинал дрожать, и мне становилось неловко. Я глубоко вздохнул, и как можно более спокойно ответил: - Сложно судить сразу после Жатвы, но… - Я взглянул на Цезаря. – По-моему, расклад интересный. – Фликерман медленно протянул свое «Да», пока я добавил: - Когда появляется доброволец из дальнего дистрикта, такое конечно нельзя игнорировать. - Что ж, время нашего интервью подходит к концу. – Цезарь повернулся к зрителям. – Итак, трибуты избраны, совсем скоро мы увидим их на Параде. А с нами сегодня был Распорядитель Игр – Сенека Крейн! Зрители громко зааплодировали, и я, пожав руку неизменному ведущему, отправился за кулисы. Если бы мне три года назад сказали, что я влюблюсь в трибута, который приехал в Капитолий на смерть, я бы ни за что не поверил. Но случилось именно это. Я, как глупый подросток, почти, что с первого взгляда влюбился в Китнисс Эвердин, добровольца из Дистрикта 12. Темные каштановые волосы, заплетенные в косу и элегантно уложенные в пучок, скромное серо-голубое платьице, то мужество и отвагу, которую она проявила, изъявив желание заменить свою сестру на Играх. Я был просто поражен. По моему телу вмиг разливалось тепло, когда я видел ее по телевизору или просто упоминал о ней. Мой голос начинал восторженно дрожать, когда я вслух упоминал о ней. Да, может быть, это кажется глупым, и я уже не раз успел об этом подумать, но любовь – настолько беспрецедентна и независима, что соединяет совершенно разных людей. Китнисс не знает о том, что она мне очень нравится, а я не знаю, что теперь с этими чувствами делать. Если хоть кто-то узнает, меня не то что поднимут на смех, а и усомнятся в моей компетентности. Меня уже не будут воспринимать всерьез. Все, что мне стоит делать – хорошо скрывать мои чувства к Китнисс, а я уверен, каким-то образом, хоть малейшим образом, я могу себя выдать.