Скрипач

Не разбирая дороги, Ганс спешил к театру. Глаза юноши горели безумным блеском. Он не видел больше образов из прошлого – лишь настоящее предстало перед ним предельно ясно и просто. Резко распахнув двери театра, Ганс стремительным вихрем влетел внутрь. Широкими шагами он направлялся к знакомому кабинету директора. - Ганс? – раздалось вдруг откуда-то сбоку, - Ганс! Ганс Люсьен! Ганс, это вы? Боже… Юноша обернулся. Только сейчас Ганс заметил, что в холле полно людей. Судорожно озираясь в поисках говорившего, юноша с трудом заметил пробиравшегося сквозь толпу седого старичка, который помахал ему рукой. Черты старика были до боли знакомы юноше, но он никак не мог припомнить… - Ганс, я рад видеть вас. Честно, не ожидал… - сказал старик, беря юношу под локоть, - Мне нужно поговорить с вами. Наконец, юноша узнал его. Режиссер ужасно состарился за прошедшие годы. Из самодостаточного, крепкого мужчины он превратился в иссохшегося обрюзгшего старика. Посеревшее лицо было покрыто глубокими морщинами. Опухшие веки покраснели. Густые некогда брови сделались абсолютно белыми, как снег. - Мне нужно поговорить с вами, - повторял старик, ведя Ганса к себе в каморку. - Ганс? – вновь раздалось за спиной юноши, когда он в компании старого режиссера уже сворачивал в боковой коридор, - Подождите! Но гулкий гомон толпы поглотил неокрепший детский голос. Проводя юношу по знакомому до малейших деталей коридору, режиссер открыл дверь кабинета и, усадив юношу за стол, принялся похаживать, прихрамывая, по комнате. - Я… Я не знаю, с чего начать, - сказал он, оборачиваясь и заглядывая в глаза юноше. Потом, как часто бывает у стариков, неожиданно вспомнив о чем-то, он метнулся к шкафу, покопался в нем и вытащил оттуда сверток. Взявшись за конец огромного бумажного полотна, режиссер развернул его и протянул Гансу. С афиши на юношу глядело… его собственное лицо. «Уникальный концерт уникальнейшего скрипача», - прочитал юноша. На афише стояла сегодняшняя дата. - Ганс, мне известно о том, что произошло с мсье Ришалем… - прошептал режиссер. – Ганс, вас ищут. Вам нельзя оставаться здесь надолго. Впрочем, обо всем по порядку. Долгое время после вашего отъезда мы не получали никаких вестей о вас. Затем мы узнали, что мсье Ришаль задумал грандиозный тур… Впрочем, это не столь важно. Около двух недель назад мы получили известие, что мсье Ришаль мертв, а вы исчезли. Ганс, вас подозревают в убийстве! Но я не в силах поверить, что вы могли бы совершить такой ужасный поступок. Я знаю вас довольно, чтобы сказать, что такой богатый духовно, такой талантливый человек способен причинить кому-то страдания… Ганс криво усмехнулся. - Мсье Бастьен – друг мсье Ришаля – выдумал грандиозную ложь. Он отыскал скрипача, внешне напоминающего вас, и теперь, объявив, что рассказы о вашем преступлении не более, чем домыслы, пользуется вашим именем, чтобы прославить совершенно другого бесталанного музыканта. Это ужасно, Ганс! Люди не понимают, что на сцене не вы. А на самом же деле вас разыскивают, как главного подозреваемого по делу убийства. Ганс скучающе зевнул. - Я предлагаю вам ехать в Италию. Там вы можете продолжить совершенствовать скрипичное мастерство до тех пор, пока эта история не уляжется в наших краях… А после, когда все забудут, вы вернетесь и снова сможете играть на этой сцене… Ганс встал. Вежливо поклонившись, он направился к двери. Старик рассказал все, что хотелось бы услышать юноше. Дальнейшее его не интересовало, ведь точка невозврата была пройдена. - Ганс… А… - проговорил старик, пытаясь остановить юношу, но Ганс, кивнув, уже скрылся за дверью. Имя запятнано. Ганс с ужасом подумал о том, что, называя себя Иоганном Люсьеном Сотрэлем, совершенно незнакомый человек, играющий на скрипке, ездит по миру и выступает на концертах. И его принимают с восхищением, как когда-то принимали Ганса. Юноша поморщился. Убийца. Новый Сотрэль – талантливый музыкант, а он, Ганс, всего лишь убийца. Плевать. Точка невозврата пройдена. Быстрыми шагами Ганс шел вперед по коридору. Юноша знал, в какой гримерной располагают приезжих артистов и направлялся прямо туда. Концерт только-только закончился, и поэтому, как рассудил Ганс, скрипач ещё не ушел. Резким движением распахнув дверь, юноша вошел внутрь и положил скрипку на стол, стоящий сразу же налево от входа. - Что вы себе… - раздался вдруг голос за спиной Ганса. Юноша обернулся и прикрыл дверь. «Действительно, похож», - отметил Ганс. Полулежавший в кресле юноша, чем-то отдаленно напоминал Гансу самого себя пару лет назад. Сотрэль с внимательным любопытством изучал черты лица скрипача. Заостренный нос с небольшой горбинкой, черные брови, едва заметная морщина напряжения на лбу, впалые щеки… Вдруг, вглядевшись в красивые глаза – карие, но с зеленоватым оттенком, Ганс рассмеялся, вспомнив любовные письма, что писали к нему неизвестные поклонницы мастерства скрипача. И письма эти часто заканчивались словами вроде: «Вы узнаете меня среди толпы по глазам, сходим цветом с вашими». Ганс, развеселившись, хохотал, но смех его более напоминал беззвучный кашель. - Кто вы?.. – наконец, спросил напуганный неожиданным визитом скрипач. Ганс, утерев выступившие на глазах от смеха слезы, оглянулся и, найдя на столе бумагу и перо, крупными буквами вывел: «Иоганн Люсьен Сотрэль». Юноша сложил листок пополам и протянул скрипачу, не сдвигаясь со своего места у стола. Скрипач взял бумагу развернул, и тут же будто бы кровь медленно отхлынула от его лица, потому как последнее сделалось белее мела. Рука скрипача задрожала. Он медленно убрал листок в сторону и бросил несмелый взгляд на Ганса, с лица которого моментально пропала прежняя веселость. Юноша с плохо скрываемыми презрением и злостью смотрел на сидящего в кресле скрипача. Вдруг скрипач сделал отчаянный рывок к двери, надеясь скрыться от странного незнакомца, но Ганс шагнул в сторону, уткнувшись боком в дверь, и преградил ему путь. Раздался приглушенный стук. Скрипач отступил назад. Ганс с удивлением сунул руку в карман и, коснувшись пальцами холодного металла, вытащил на свет револьвер. Внимательно рассмотрев оружие, юноша отметил, что в барабане оставалось два патрона. - Вы… вы не сделаете этого… - залепетал скрипач, - мне… мне сказали, что вы… мертвы… Вы не сделаете этого!.. Ганс криво ухмыльнулся и пожал плечами, направляя дуло револьвера на скрипача. Сжатый в вытянутой руке револьвер практически уперся в грудь скрипачу, из-за чего последнему пришлось отступить назад ещё на несколько шагов. - Вы… вы же не сделаете этого?.. – почти спросил скрипач. Ганс снова пожал плечами и, не сводя глаз со скрипача, положил револьвер на стол и взял скрипку. Вскинув инструмент, он начал играть, но по-прежнему исподлобья глядел на замершего в ужасе музыканта. Скрипач, зачарованно глядел на Ганса, выпучив глаза от удивления и восхищения. А Ганс полностью окунулся в музыку. Он жил каждым тактом, скрипка в его руках пела так нежно, так безукоризненно было каждое движение его рук, так чист и ясен каждый звук, каждая нота, каждая пауза… Увидев вдруг перед собой не безобразного молодого человека в оборванной одежде, а ангела, окруженного светом музыки, маэстро, создающего тончайшее полотно мелодии из пустоты, скрипач, осмелившийся назваться его именем, готов был пасть к его ногам и молить о прощении, молить только о возможности слышать эту музыку снова и снова… Закончив, Ганс замер на пару секунд, будто бы оставаясь ещё под действием музыки, потом медленно опустил инструмент и, взяв бумагу, начал что-то писать. Скрипач вдруг очнулся от сладкого сна, которым окутала его музыка. - Это же каватина… - начал было скрипач, но не успел закончить. Ганс снова бросил на него озлобленный взгляд и резко протянул листок, на котором было написано единственное слово: «Повторите». - Я… я не… смогу повторить… - прошептал скрипач, - Это было великолепно. Эта музыка… она будто бы проникает в сердце… И душа отзывается на каждый звук… Ганс медленно протянул руку за револьвером и вновь направил дуло на скрипача. - Прошу, не делайте этого! – воскликнул тот и бросился на колени перед Гансом, - Я клянусь, я не посмею больше… Ганс резко выдохнул и нажал на курок. Пуля молнией рассекла воздух. Раздался сдавленный не то всхлип, не то крик. По белой рубашке скрипача растеклось алое пятно крови. Проведя рукой по груди, юноша медленно поднес пальцы к лицу, чтобы разглядеть кровь при бледных отблесках уличного света, проникающего в помещение через небольшое окно. Едва слышно усмехнувшись и растянув губы в судорожной слабой улыбке, скрипач упал лицом вниз на пол к ногам Ганса. Сотрэль перешагнул через плечи убитого и, пройдя к противоположной стороне комнаты, задул три свечи в канделябре, укрепленном на стене. Бросив едва слышный вздох сожаления, Ганс обернулся на убитого, сунул револьвер в карман и, взяв листок бумаги, и написал: «Для *** Театра. Надеюсь, эти деньги пригодятся Вам». После чего, немного подумав, дописал внизу листка: «Иоганн Люсьен Сотрэль». Оставив свой дорожный рюкзак, в котором были деньги, принесенные из Парижа, на столе, Ганс положил сверху свернутую записку и, забрав скрипку, хлопнул дверью и поспешил прочь по коридору. Не видя более ничего на своем пути, Ганс, пошатываясь, брел по улице. Мир померк для него, но зато в голове зазвучала новая мелодия. Юноша даже не слышал, как позади кто-то снова окликнул его из толпы. Скрывшись от зовущего в темноте переулка, юноша продолжал путь, сам не зная, куда. Мимо спешили прохожие, стороной обходящие странного юношу. Сжимавшего в одной руке скрипку и смычок и идущего, повесив голову. - Смотри, куда идешь! – вдруг воскликнул мужчина, которого Ганс случайно задел плечом. Бросив злобный, затравленный взгляд на прохожего, тут же отшатнувшегося в сторону от неожиданности, Ганс отвернулся и пошел дальше. По дороге проносились самые разнообразные повозки, фаэтоны, кибитки, запряженные то гнедыми, то вороными лошадьми, казавшимися при свете фонарей одинаковой масти. Вечерело, и город оживал. Издали по небосводу плыла огромная грозовая туча. Возможно, это будет последняя гроза в этом году… Бродивший бесцельно по городу Ганс вдруг запнулся за что-то и чуть не упал, но смог все же удержаться на ногах. Будто бы очнувшись, наконец, ото сна, которым окутала его музыка, юноша оглянулся. - Ганс? – раздалось сзади. Юноша прищурился, вглядываясь в темноту. Глаза, привыкшие к тусклому свету фонарей, не могли различить в темном углу владельца голоса. Послышался звук несмелых шагов. - Ганс… Сын… - раздался шепот. Юноша продолжал, прищурившись, вглядываться в мрак. Вдруг в линию, очерченную фонарным светом, выступила неясная фигура. Человек, с ног и рук которого свисали обрывки грязного рубища, сделал шаг вперед и уставил на Ганса косматую голову. Черт его лица нельзя было различить под спутавшимися длинными волосами, свисающими на лоб. При желтом свете выделялся только его длинный нос и жесткая отросшая щетина на подбородке. - Сынок… - сказал мужчина и протянул руки к Гансу. Узнав, наконец, отца и ужаснувшись безобразию этой непонятной фигуры, Ганс отшатнулся в сторону, сморщился от отвращения, почувствовав крепкий запах дешевой выпивки. Господи, как омерзительно и гадко было глядеть на эту фигуру сейчас… Тошнотворный и затхлый запах грязи и перегара заставил Ганса тяжело сглотнуть, чтобы подавить подступивший к горлу липкий ком. Но самым омерзительным было не это. Несмотря на безобразие этой фигуры, ничтожность существа, радостно протягивающего руки, Ганс узнал в нем свои черты. Он видел лицо отца в тусклом свете, ощущал его дыхание, слышал биение сердца. И во всех его чертах угадывал что-то, напоминающее себя… - Ганс, - снова позвал мужчина, делая последний шаг навстречу юноше и распахивая объятия, - сынок, иди сюда! Как давно мы не виделись… Говорят, ты разбогател… Так помоги же старому, больному родителю… Ганс резко ударил пьяницу, попытавшегося заключить его в свои объятия, наотмашь. Выпитый алкоголь давал о себе знать. Мужчина отшатнулся назад и, запнувшись за бордюр тротуара, упал. Послышался треск, а за ним тихий хрип. Ганс, широко раскрыв глаза от ужаса и внезапно пришедшего страха, сделал пару шагов вперед, в темноту. Среди мрака было едва заметно слабое шевеление, но вдруг оно замерло. Хрип застыл и растворился в воздухе. Ганс присел и до рези в глазах вглядывался в очертания, вырисовывающиеся в потемках. Мужчина в рубище лежал на земле, раскинув руки в стороны, будто бы пытаясь обнять небеса. От головы его расходилось в стороны темное пятно, выделявшееся на светлых тротуарных плитках, среди которого ясно выделялись осколки кости. Ганс поднес руку к носу отца, ожидая почувствовать дыхание… Сердце бешено заколотилось в груди. Ганс вскочил и глянул на стену, примерно на уровне своих плеч. Заметив такое же темное пятно, он провел по нему пальцами и обернулся на свет, чтобы убедиться в том, что это было кровь. Спина похолодела. Отступив на несколько шагов от мертвого отца, Ганс судорожно оглянулся по сторонам. «Нет… Нет!» - пронеслось в голове. Растерянно озираясь, юноша медленно отходил назад, мотая головой из стороны в сторону. Вдруг, заметив на другом конце улицы женщину, Ганс сорвался с места и побежал прочь.