Mockingbird

— Ай, Людмила, что это ты на себя напялила? Голос Присциллы звучал по обыкновению визгливо и сухо. Иногда блондинка поражалась, как такая милая, казалось бы, и довольно высоко стоящая женщина способна выдавать такие октавы. Ее ничуть не удивляла сухость — она всегда была такой, пропитывала Людмилу с самого ее рождения. Отец рассказывал, что даже во время колыбельных песен на ночь Присцилла была такой же черствой и «неподкупной», словно выстроила вокруг себя барьер с колючими шипами. И в нем не было места даже для дочери.  — В темноте одевалась, девочка моя? Маленькая золотистая сумка матери с грохотом приземлилась на пол, и Людмила подивилась, что же такого там таскает ее мать.  — Мне нравится, — Людмила пожала плечами и проследовала следом за Присцилой в гостиную. Из кухни аппетитно пахло только испеченными булочками, которые так мастерски готовила Ольга, и у девушки даже заныло в желудке — она не ела с самого утра. Как-то Ольгитта, в шутку, а может и нет, сказала, что совсем скоро Ферро доведет себя до белого каления своими нескончаемыми диетами и простыми голодовками, но она ничего не могла с собой поделать. Иной раз, спускаясь вниз, дабы перекусить чем-то, вроде йогурта, она заставала там Виолетту и Германа, мирно сидящих вместе за просмотром очередной мелодрамы или беспечно болтающих о всяком разном. В такие моменты Людмила не спускалась, она недолго стояла наверху лестницы и слушала их душевные семейные беседы, а потом, когда ее уши отказывались принимать этот поток бессмыслицы и смеха, разворачивалась и шла в комнату, чтобы воткнуть в уши наушники и провести час другой за музыкой. Или же просто в тишине. — А мне нравится, как Ольга готовит сдобу, — Присцилла хмыкнула. — Но я же не позволяю себе наедаться булок и круассанов на ночь, а наоборот, иду в спортзал. Это тело само себя не сделает. — она смерила дочь долгим критичным взглядом. — Тебе бы тоже не помешало.  — Поесть булок? — Людмила язвительно улыбнулась, оголяя маленькие ямочки на щеках.  — Как будто ты только этим и не занимаешься, — Присцилла махнула рукой и села на диван спиной ко входу, закидывая ногу на ногу. Ферро удрученно вздохнула. Сегодня был сложный день в студии, а она, возвращаясь домой, вынуждена была получать этакую порцию ворчания и причитаний ее матери о том, что Людмила ничего не добьется в жизни.  — Присядь-ка и расскажи мне, как твои дела в студии. Тебе дали какую-нибудь главную роль? Людмила опустилась на мягкий диван рядом с матерью.  — На данный момент не планируется никаких спектаклей, мама. А если бы и планировалось, — Людмила запнулась, думая, как отреагирует на такую смелость ее мамаша. — То главную роль я бы получила без всяких вопросов. Пабло знает, что я лучшая.  — Я так не думаю. — протянула женщина, рассматривая свой маникюр. — До «лучшей» тебе еще работать и работать, Людмила! Если бы была возможность, думаю, главной героиней стала бы Виолетта, а ты так, где-то на заднем плане. Ты замечала, что у тебя отлично получается подпевать? Ферро почувствовала, как начала злиться. Но ссора с матерью на тему ее значимости в студии или, уж тем более, Виолетты не вещала ничего хорошего. Так что блондинка лишь промолчала, сжимая кулаки. — А как тебе преподавательский состав в этом году?  — Ничего впечатляющего, — хмыкнула Людми. — Сейчас они с большей силой заняты первокурсниками, чем нами.  — И долго будет продолжаться эта подлая дискриминация старшекурсников? — Присцилла была как всегда всем недовольна, но зато Людмилу это устраивало.  — Не знаю, Пабло и Анджи говорят, что…  — Опять эта Анджи! — буквально прошипела женщина. Ее лицо, и без того мертвое, посерело с большей силой. Людмилу не удивило то, что мать даже не дослушала ее рассказ. — Кто это вообще такая, черт ее дери! Приехала обратно, а вокруг нее все вертятся так, словно она — убегающая с плиты каша. Манернее девиц не встречала.  — Виолетта как-то обмолвилась, что они предлагали ей пожить у нас в доме, но та отказалась, сославшись на постоянную занятость и нежелание смущать нас с тобой.  — И правильно. Слава Богу. Людмила уловила нотки облегчения в голосе матери. Она знала, что Присцилла не выносит Анджи, она уже несколько раз говорила об этом.  — А тебе и хорошо, правда? — Ферро издевательски улыбнулась. — Меньше конкуренции, да?  — Не зли меня, Людмила! — Присцила зло посмотрела на дочь. — Анджи — мне не конкурентка, я просто не выношу ее. Она ведет себя так, словно тут ей все обязаны. Когда-то милая, что у Виолетты аж слюни текут, а иногда так посмотрит, что аж мурашки по коже. Говорит все время с таким противным акцентом, растягивает слова, словно насмехается. А Виолетта смотрит на нее, как на ангела во плоти, аж тошнит.  — Да и Герман тоже. — заметила Людмила, в следующую секунду ощущая на себе прожигающий взгляд мамы.  — Прекрати намекать мне на то, что Герман все еще любит ее, прошипела женщина. — Да, он рассказывал мне о том, что было между ними, но я уверена, что все это прошло. А ты не смей говорить со мной в таком тоне. Людмилу отвлекло движение за спиной матери. Открылась дверь, и в проеме показалась Анджи. Видимо, Кастильо уже отдали ей дубликат ключей. Ее мать продолжала отчитывать дочь по полной программе, но Сарамего это, кажется, совсем не смущало. Она «провела» по Людмиле своим холодным взглядом и остановилась возле входа.  — Забыла, сколько всего я сделала для тебя? для твоего благополучия и популярности? Много всего, а ты растешь такой бездарной и непутевой. Ты даже в студии преуспеть не в состоянии, так что не смей осуждать меня за… Людмила даже не пыталась остановить яростный спич своей матери. Та не видела, что пришла Анджи, а так, естественно, улыбнулась бы и перевела всю эту ситуацию в другое русло. Но русоволосая заговорила.  — Простите, что мешаю вашей беседе. — и улыбнулась такой отсутствующей улыбкой. «Естественно, — подумала Людмила. — Ведь Виолетты и Германа тут нет, а лишь сидят незваные гости». — Анджи, — Присцилла повернулась и посмотрела на гостью. — Прости, я не слышала, как ты вошла, а то поздоровалась бы.  — Не сомневаюсь, — ухмыльнулась Анхелес. — Нужно было позвонить, но Виолетта дала мне ключи, — она повертела их в правой руке. — Так что я решила воспользоваться ими. Не знала, что вы будете дома. Сарамего так спокойно и нормально произнесла это слово «дом! , что Людмиле показалось, будто бы Анджи — единственный человек, который принял это, как должное. Чего нельзя было сказать про Кастильо младшую. Она так странно говорила это, будто бы ругалась или оскорбляла кого-то. Видимо, еще не успела смириться с новым соседством.  — Виолетта тут?  — Нет, они с подругами ушли примерно час назад, — сказала Людмила. — Так что ты можешь не ждать ее, обычно такие прогулки затягиваются на долгое время.  — Ай, Людмила, зачем ты так? — Присцилла вскочила с места, ка ужаленная, и подошла к Анджи с несвойственной ей улыбой. — Анджи может подождать тут, пока они вернутся. тем более, что Ольга только закончила готовить свои фирменные булочки. Присцилла легонько дотронулась до руки Анджи. и Ферро на секунду почудилось, будто бы та отдернет ее, но нет, русоволосая смело выдержала это.  — Нет, Людмила права, я не знаю, когда они вернутся. Так что лучше пойду займусь делами, которых у меня полно, чем буду попросту тратить тут время. Всего хорошего. Она улыбнулась Людмиле той улыбкой, от которой по коже девушки пробежал табун мурашек, и направилась к двери. Уже возле самого выхода она обернулась, словно забыла что-то сказать.  — А булочки, Присцилла, вредны для фигуры. Тебе ли не знать. — и на ее губах заиграла улыбка. Но не та, которая так подействовала на Людмилу, нет. Другая, настоящая, искренняя. Как у ребенка, которому удался фокус.

***

Виолетта ненавидела ссоры с отцом. После них всегда оставался ужасный осадок, и даже если она не была виновата или просто попала под расклад, ее одолевало ощущение, что это она во всем виновата, и она обязана идти налаживать отношения. Как и сегодня. С Германом она не разговаривала уже второй день, да и тот супился при виде дочери. Общались они, чаще, через Ромальо или Ольгу, которая постояно была на стороне Вилу, что не удивительно. Так что в общении через Ольгу ее отец слышал больше оскорблений и причитаний, чем настоящих слов Виолетты. В последние несколько часов брюнетку все чаще одолевали сомнения, что ее отец вообще в чем-либо виноват. Может, она просто выронила свой кулон где-то, а папа, заботясь, поднял его, чтобы вернуть, но совершенно забыл? К тому же этот новый переезд из отеля в уже отремонтированный дом окончательно вымотал их обоих. В гостиной еще грудой стояли коробки и парочка чемоданов, да и Ольга только приспосабливалась к новой кухне. А когда нервничала Ольга — нервничали все. Но она не пошла к отцу за миром и дружбой. Сейчас он отъехал по делам, Виолетте, конечно же, ничего не сказав. Но ведь и она, когда уходила в студию или на прогулку с Ками и Фран ничего не говорила ему. Так и прошли эти два дня — в молчании и напряжении. Но зато Виолетта часто виделась с Анджи, по которой так сильно истосковалась. Им не удавалось разговаривать так часто, как хотелось бы, потому что Пабло взвалил на тетю кучу занятий и дополнительных, но зато она не была за огромное количество километров от нее, и Вилу могла обнимать и целовать ее каждое утро в студии. Сейчас, придя после вечерней прогулки с подругами, Виолетта застала дома только Людмилу. Присцилла ушла по каким-то своим делам, а папа еще не вернулся. Ольга пребывала в магазине вместе с Ромальо, который любезно согласился помочь ей с сумками. Людмила сказала, что в отсутствие Виолетты, сюда заходила Анджи и искала ее, но так и не дождалась. Кастильо это очень обрадовало, поскольку в последнее время было трудно затащить Анхелес в дом Кастильо (Виолетта подозревала, что это из-за Присциллы).  — И чего она хотела? Что-то важное или просто так зашла поболтать? — спросила она у блондинки.  — Не знаю, я не спросила. В последствие Виолетта так и не узнала причину того визита, так как попросту забыла, но зато она помирилась с отцом фактически именно из-за этого.  — Анджи заходила сегодня, — сказала она, стоя перед отцовским столом в его кабинете. Тот недавно вернулся с работы и теперь сидел за какими-то бумагами, но когда девушка спросила, свободен ли он, он сказал, что да. Видимо, ему и самому осточертели эти обиды.  — Правда? — удивился Герман, снимая очки и внимательно смотря на дочь. — И когда же?  — Людмила сказала, что было примерно 7. Она искала меня, правда не сказала, зачем.  — И ты зашла ко мне, чтобы сказать то, чего сама не знаешь? — мужчина улыбнулся.  — Нет, я просто не могу больше не говорить с тобой, папа. Виолетта считала, что поступает правильно, идя отцу навстречу. В конце концов, она подняла скандал, даже не выслушав его.  — Да, я тоже, Виолетта. — спокойно проговорил Герман, все еще не спуская улыбку с лица. — Я ненавижу ссориться с тобой из-за таких вещей. Ты должна знать, что я никогда не поступил бы так, как ты подумала. Виолетта стояла, уставившись на носки своих туфель. Она знала, что отец полностью прав.  — Прости, папа. Я не подумала, что ты взял этот кулон, потому что нашел и хотел потом вернуть мне, а…  — Но я не находил его. — улыбка исчезла, сейчас Герман выглядел более серьезно. — У меня он оказался впервые, когда я полез в сумку в ресторане.  — Тогда как он оказался у тебя там? — удивилась брюнетка, присаживаясь на стул напротив отца. — Не мог же кто-то положить.  — Вполне мог, я не особо следил за этой сумкой в тот день, там не было ничего важного, так что сделать это мог кто угодно.  — Например, уборщик в отеле? Вдруг он нашел его тогда там, нг решил не спрашивать, а просто положил в сумку?  — Персонал так не поступает, Виолетта, — вновь мягко улыбнулся Герман. — Такие вещи они либо прибирают себе, либо выкидывают. Но никто не кладет это в личные вещи жителей номера. Да и потом, я носил эту сумку с собой, а в номере она была вечером, перед тем, как мы пошли в ресторан.  — Тогда я не представляю, кто это мог быть, — сказала Виолетта. — Но давай просто забудем об этом, ладно? — она улыбнулась.  — Забыть можно на время, Вилу. Но знай, если я пойму, кто это был, этот человек будет лишен права видеть меня, тебя или еще кого-то из наших близких. Виолетта послушно кивнула.