Женщина-дворецкий

Яростное пламя костра охватывало женщину в длинном зеленом платье, которая неистово кричала, пытаясь вырваться и разорвать цепи, удерживающие ее. Никто из зрителей не обращал внимания на вопли женщины, для которых она была лишь очередной ведьмой, заслуживающей смертной казни. Ближе всех к месту расправы стояла невысокая фигура в черном плаще, судя по всему, получающая наслаждение от происходящего. Половина ее лица была скрыта под тенью, которую отбрасывал капюшон, но дьявольская ухмылка была прекрасно видна даже издалека. Фигура ликовала, наблюдая за тем, как рыжеволосая женщина сгорала заживо, моля о пощаде, уверяя всех собравшихся, в том числе и палачей, что она никак не причастна к колдовству. Но никого это не волновало. Фигура в черном плаще сняла капюшон, открывая взору Амелинды фон Хексе свое лицо. Глаза женщины округлились, и, казалось, что они вот-вот вылезут из глазниц. Губы ведьмы зашевелились, она стала что-то судорожно шептать, не веря тому, что видит. Перед ней стояла ее собственная дочь. Она сильно изменилась, в конце концов, прошло больше десяти лет, но пронзительные голубые глаза, которые достались девочке от отца, трудно было не узнать. По ночам женщина видела Бенедикта – того самого священника, от которого у нее родился ребенок. Она его любила. Любила так, как, наверно, никто никого никогда не любил. Но Амелинда так и не полюбила свою дочь, которую когда-то отдала на растерзание сумасшедшим сектантам. Она видела в девочке родные и любимые черты лица, но отчего-то это не сыграло для женщины никакой роли. За все это долгое время она ни разу не вспомнила о дочери, которая мучилась в глубоких катакомбах. По городу ходили слухи, что Роксалана вырвалась на свободу, но фон Хексе не придала этому никакого значения, думая, что это только сплетни и ничего больше. В конце концов, женщина никогда не доверяла булочнице, от которой она узнала сию «радостную» новость. Девочка… Нет, уже, скорее девушка стояла напротив места казни, сумасшедшими глазами смотря на то, как Амелинду пожирает пламя костра. Роксалана расплылась в хищной улыбке, больше похожей на звериный оскал, а в ее глазах прыгали бесята. Было видно, как тело Рейнхардт трясло от сдерживаемого истерического смеха, наблюдая за происходящим. И тут фон Хексе стало страшно. Она помнила свою дочь беззащитной девочкой, самозабвенно рисующей картинки с изображением далеких земель, неизведанных подземелий, причудливых существ, помнила ее мечтающей обогнуть весь земной шар, в поисках приключений. Но теперь это не ее дочь. Сейчас перед женщиной стоял монстр во плоти. В катакомбах Роксалану довели до такого состояния, что она превратилась в беспощадную машину для убийства, не способную чувствовать. Жестокая тварь, мечтающая перегрызть глотки как можно большему количеству народа. И этого уже никак не изменить. И только сейчас, когда пламя почти полностью забрало ее жизнь, Амелинда все-таки пожалела. Пожалела о то, что отдала свою дочь на растерзание сумасшедших людей, пожалела о потраченном впустую времени, которое женщина могла бы провести с дочерью. Только сейчас, когда она почти ушла из этого мира, в фон Хексе проснулся материнский инстинкт. Не любовь, не привязанность. Инстинкт. В последние секунды женщина неожиданно даже для самой себя захотела обнять темную и хрупкую фигурку, что стояла напротив. Но цепи, сковывавшие тонкие запястья, не отпускали Амелинду. Она прикрыла глаза, сдерживая крик, рвущийся из груди. По щеке фон Хексе скользнула одинокая слеза, которую тут же высушил огонь. Женщина приоткрыла стекленеющие глаза и, взглянув на дочь, проговорила одними губами: - Прости… Последнее, что видела Амелинда – лазурные глаза, полные ненависти. *** Себастьян как в бреду перечислял все пытки, которым подвергалась Роксалана, претворяя мечту в реальность. Девушка вырывалась, выкрикивая проклятья и ругательства, ненавидя демона всем своим существом. Именно этого добивался Михаэлис, именно этого он выжидал столько времени. Но… Легче ему не становилось. Смотря на мучения Беррингтон, на то, как ужасные воспоминания накрывают ее с головой, Себастьян чувствовал всю боль, которую причиняли его слова Лане. И сейчас дворецкий хотел прекратить поток слов, рвущийся наружу, но не мог ничего с собой делать. Умом он понимал, что нужно взять себя в руки и перестать издеваться над Роксаланой, но темная сущность, которую представлял из себя демон, никак не успокаивалась, продолжая терзать девушку страшными словами. - Отпусти меня немедленно! – кричала Беррингтон, со всей силы вырываясь из хватки Себастьяна. – Ich hasse dich! (нем.: Я тебя ненавижу!) Daemon! (нем.:Демон!) На глазах у девушки уже блестели слезы, но даже это не могло остановить Михаэлиса. - Помнишь, как тебя били раскаленным хлыстом? Как раны разъедала соль, принося адскую боль? Помнишь? - Хватит! – вскрикнула Беррингтон, резко разворачиваясь к Михаэлису лицом. По щекам во всю текли слезы, голос девушки дрожал, а в глазах была такая злость и ненависть к демону, что даже трудно описать словами. Резко размахнувшись, она влепила Себастьяну звонкую пощечину, от которой его голова дернулась в сторону. Неожиданно для себя Михаэлис замолчал, потихоньку понимая, что только что происходило. Он никак не мог сообразить, почему не замолчал раньше, почему не сделал это до того, как Роксалана потеряла над собой контроль. Хотя нет. Контроль здесь потерял только он… Беррингтон тряслась от слез и кипящей в ней злости. Она сжала кулаки, пытаясь хотя бы немного успокоиться, но это никак не помогло. Девушка со всей силы ударила Михаэлиса в челюсть, выплескивая свою ярость. Дворецкий, получив ощутимый удар, лишь промолчал, с готовностью принимая последующие атаки. А Лана никак не могла успокоиться, избивая демона, прикладывая к каждому удару всю свою нечеловеческую силу. - Я тебя ненавижу! – повторяла Беррингтон, нанося удар один за другим. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Но Себастьян продолжал молча слушать слова девушки, думая о произошедшем. Ему было стыдно. Как забавно… Демон, который даже чувствовать не может , испытывает стыд… Дворецкий прекрасно знал, что сильно изменился. Слишком сильно. Особенно для демона. Смотря на Роксалану, он чувствовал вину перед ней, хотя раньше Михаэлис даже не пожалел о своих действиях. А сейчас жалеет. Слушая вопли Беррингтон, Себастьян порывисто обнял девушку, прижимая ее к груди со всей силы. Лана неожиданно замерла и замолчала, а демон чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Ради этого он готов был обнимать девушку хоть всю свою вечную жизнь. Себастьян был благодарен ей за то, что заставила черствого и злобного демона испытывать эмоции, чувствовать. Был искренне благодарен. Жаль только, что сейчас Беррингтон не примет его слова всерьез. Сообразив, что происходит, Лана тут же начала вырываться, колотя Михаэлиса кулаками по груди. Но ему было настолько хорошо, что он даже не обращал внимания на возобновившиеся вопли Беррингтон. Демон расплылся в блаженной улыбке, прикрыв глаза. Девушка вновь кричала проклятья в адрес демона, однако особо никаких изменений не произошло. Михаэлис крепко прижимал к себе Роксалану, улыбаясь от уха до уха. Чувство близости с Ланой придавало ему столько уверенности, что он был готов прямо сейчас налететь на Дьявольский меч, только бы это чувство умиротворения никуда не отступало. Постепенно крики Роксаланы прекратились, сменившись негромкими всхлипами. Девушка уткнулась в грудь Себастьяна, заливая слезами его как всегда идеально белоснежную рубашку. Он приоткрыл глаза, взглянув на хрупкую подрагивающую фигурку, доверчиво прильнувшую к нему. Странное и необычное желание успокоить Роксалану одолевало его. Михаэлис неуверенно приподнял руку и начал едва ощутимо поглаживать Беррингтон по голове. Она ухватилась пальцами за лацканы фрака дворецкого, сжав их. Через какое-то время девушка подняла заплаканные глаза на демона, ища хоть какие-нибудь ответы на свои вопросы. - Зачем?... – едва слышно спросила Беррингтон, зная, что Себастьян ее услышит. Тот лишь тяжело вздохнул, не зная ответа на этот, в общем-то, простой вопрос. Где-то в глубине души Лана все еще ненавидела демона за то, как он поступил с ней. Ненавидела за то, что разворошил давние воспоминания, за то, что сам создал те самые воспоминания. Но почему-то девушке казалось, что сейчас Себастьян ей не навредит, что с ним она в безопасности, что, несмотря на то, что произошло некоторое время назад, он не навредит ей больше. Хотелось верить в это. Михаэлис приподнял лицо Беррингтон за подбородок. Второй рукой он отвел от ее глаз длинную смоляную челку, любуясь уже ставшими родными чертами лица. Девушка вздрогнула от легких прикосновений мужчины, смотря в шоколадные глаза дворецкого. Себастьян медленно начал приближаться к губам Роксаланы, стараясь не спугнуть ее. Девушка замерла, не зная, что делать. Прикрыв глаза, она с некоторым волнением ждала, когда ее губы встретятся в губами дворецкого. Она буквально трепетала, ожидая этой минуты. Совесть ей тихо шептала своим мерзким голосочком, насколько она опустилась, полюбив демона, который издевался над ней, но Беррингтон тут же заткнула ее, не желая слушать ее. Когда тот миг, о котором Лана тайно мечтала, почти настал, Себастьян неожиданно остановился. Роксалана открыла глаза, непонимающе взглянув на дворецкого. - Ты и правда думала, что я хотел тебя поцеловать? – усмехнулся он, сверкнув красными глазами. Это было подобно той звонкой пощечине, которую Беррингтон недавно влепила Себастьяну. Она содрогнулась всем телом, понимая, что то самый карточный домик, построенный на хрупких надеждах, все-таки рухнул. Черт знает, что дернуло демона сказать эту фразу. Даже сам Михаэлис не понимал, что с ним произошло в ту секунду. Воспользовавшись замешательством девушки, дворецкий неожиданно притянул ее к себе и впился в губы поцелуем. Ошарашенная Роксалана тут же начала отвечать, прикрыв глаза. Карточный домик начал заново выстраивать самого себя, возвращая Беррингтон надежду в светлое будущее…