"Джек! Джек!"

- Джек! Погоня кружит по лесу. Истории скрутились не хуже бобовых ростков, не различишь где чья, не угадаешь, откуда проклюнется новый росток. - Джек! Джек! Где он мог слышать этот голос? Лес кружит погоню, ведьма бежит по пятам, великанша крушит лес, а страшнее всего расплющивает, разносит в прах душу неверность и ложь, обращает в ничто любого. Даже принца. - Когда любят, не целуют других. И хуже всего, что это его неверность и ложь. Сказке конец, бал окончен. Я всегда буду любить убежавшую красавицу. Золушка уходит, обнимая чужое осиротевшее дитя, и кто знает, какой будет ее встреча с пекарем. Погоня ушла далеко в сторону, мальчик спрятался на славу. Но Шарм не может сделать и шага. Только не осознав, что возвращаться придется в пустой замок. Его не страшат разрушенные башни, как лес - лишь деревья, так и стены - лишь камни. Но ужаснее рассыпавшегося дома и обездоленных домочадцев - дом, куда Шарм не приведет Золушку. - Джек! Голоса все настойчивее, а потом среди них самым отчетливым становится один, ни разу не слышанный, но знакомый, как свой собственный. И Шарм решается. Делает шаг. Зубная Кроха терпеливо ждет. Их нечаянный союзник, похоже, заплутал в своих воспоминаниях, но она ждет, поджавшись от холода. Ее жизнь - стремительный полет, но порой нужно посидеть и подождать. Почти всегда дело того стоит. Скоро ее друг откроет глаза, и в них засветится понимание и память. И вера в себя. Он поднимет сломанный посох и победит, обязательно победит, ведь она так верит в него. Иногда это такая простая работа - верить в своего друга. - Они правильно сделали, - шепчет Ледяной Джек. - Правильно сделали, что прогнали меня. Зубная Кроха вопросительно поднимает глаза. А у Джека взгляд погасший, еще хуже, чем до того, как он открыл свои воспоминания. Словно окна дома в зимнем лесу, где давным-давно выстыли стены, а хозяева обратились в кромешниковых ночных кобыл. - Я совсем не был Хранителем, - что же он увидел там, в своем прошлом? Ни у кого еще она не видела такого пустого холода! - Я даже не был хорошим человеком. Она мне поверила, наверное, я вообще был первым человеком, кому она поверила в жизни. А я ее обманул. Кромешник был прав... Джек бессильно опускает голову, привалившись к ледяной стене, и Кроха понимает, что им конец. На этот раз - конец. А его охватывает холод. Можно от смеха помереть - Ледяной проказник замерзает живьем! Только вот он не живой уже давным-давно. И замерзает он не от холода, а от давней лжи, облепившей его, как бобовый стебель. Как черная липкая смола на ступенях дворца. Как слепящий незнакомый свет, выжигающий глаза, разъедающий кожу, надо бежать, еще можно что-то успеть, исправить, спасти, они еще живы, они верят в него, ждут помощи, каждый делает свою работу как надо! Но он лишь сидит, бессильно привалившись к ледяной стене, и конец близок как никогда. - Ты должен вернуться. В первый миг ему кажется, что это Кромешник. Но это существо намого красивее его врага. И намного опаснее. - Твой полоумный помощник чуть не угробил себя и меня, надеясь отомстить, а теперь есть шанс тебя спасти - и ты не соизволишь разлепить глаза, капитан Идеальная Прическа? Откуда он слышал наш разговор? Мысли на грани полусна и умирания, неважные, пустые, труха срубленного стебля. Жесткие руки хватают за ворот форменной рубашки. - Я согласился дать свою кровь, чего не делал ни для одного вне моей семьи - а ты намерен вечно изображать отравленную Белоснежку?! Твердые, горячие руки. Он помнит, какими они могут быть безжалостными, с какой легкостью ломают шеи и отрывают головы. Раздирают нагромождение бобовых стеблей. При чем тут стебли? Плавным, мощным движением противник притягивает его к себе. Живое, словно из камня высеченное лицо, беспредельно одинокие глаза ледяного тигра. - Ты у меня, салага, жить будешь! Жестокие руки швыряют его прочь, наружу, из холода, навстречу свету. Но это совсем другой свет. Навстречу шепчущимся голосам. “Кто у нас?” - “Мальчик...” - “Твой отец был капитаном двенадцать минут...” - Только не надо драматизма. Ты и умереть-то толком не успел. У Маккоя лучший в мире голос. Теперь Кирк знает это совершенно точно. Живой голос. - Джек! Джек! Джек крутит головой. - Ты такой смешной, Джек! - Только будь осторожен на льду, Джек! - Мне страшно, Джек! - Ничего не бойся. Ты не провалишься, я обещаю. Смотри на меня. Раз... Два... Три! - Ты видела?! Я - Хранитель! Синяя луна. Белая луна. Рассыпается бобовый стебель. Мне больше не страшно. Я не вернусь в пустой дом. Не так-то просто одинокой девушке управляться с двумя домами. Крошечный ребенок и две ослепшие стервы - тоже не лучшее приданое. Пекарь горюет, вымешивая тесто, Джек распевает сквозь слезы, выпасая Белянку, Шапка - и та похудела. Все-таки волчье брюхо не прошло ей даром. Золушка теперь и не вспоминает о спутанных волосах и грязных ногтях, куда там, ей нет минутки подумать, когда бы сходить расчистить лесную могилу. - Значит, нашла свое “посередине”? Откуда он взялся? Столько дней все горевали о пропавшем в лесу принце, король, говорят, безутешен и теперь. А Шарм стоит себе как ни в чем не бывало на пути, попробуй-ка обойди. Золушка и рада обойти, но ноги не идут. - Посередине между пекарней и домом, где без меня ничего не делается? Да, определенно, это то, что надо. А что, в королевстве Его Высочества больше не осталось девушек, которым хочется целоваться? Но его не сбить с толку. - Мой брат теперь - единственное Высочество в этом королевстве. - Значит, королева Рапунцель? А тебе тоже хочется посередине? - Мне больше ничего не осталось. Он узнал бы эти глаза без всякой туфельки. Хитро усмехнувшись, Золушка сует принцу Шарму в руки тюк выстиранного белья, подхватывает охапку хвороста и бодро шагает к дому. Все-таки засохший бобовый стебель лучше сжигать вдвоем. А то кто знает, откуда проклюнутся ростки.