***
— Я связана Магией Тайны! — вопит во всю глотку ведьма, не отрывая сумасшедших глаз от кричащего от ужаса сына, пойманного в ловко расставленную западню. — Ты не вытащишь из меня ни слова! Лучше сразу убей! — Дети, вперед… — без толики какой-либо жалости равнодушно отзывается хитрый дьявол. Всего одна брошенная под ноги спичка, и ночная чаща леса ярко озаряется рыжим всполохом света. Языки жаркого пламени подкрадываются к ни в чем не повинному подростку стремительно быстро. Истошный душераздирающий крик переходит в сухой, надрывный кашель. Дым заполняет собой легкие юного ведьмака, заставляя осесть того наземь. — Прекрати! Хватит! Боже! Это мой сын… Он ни в чем не виноват! Победа!!! Любовь всегда будет великой слабостью ущербных. Так предсказуемо и заурядно. Из века в век одно и тоже. Викинг даже несколько разочарован. Закаленный в столетиях воин надеялся хоть на какую-то борьбу, интригу, пролитые реки крови… Прогнившее насквозь сердце требовало мятежа, войны, жестокости. Словно что-то внутри, подобно ненасытному паразиту, изо дня в день неуемно требовало отомщения… Возмездия за что-то… Черная душа бессмертного ненавидела весь мир так же сильно как самого себя. Секунда, и паренек спасен из огня. Отброшен за шкирку как беспризорный, жалкий щенок. Только сковывающие магию цепи успевают слабо звякнуть, и замолкнуть в ночи. Суровый, тяжелый взгляд исподлобья обращает свое пристальное внимание на притихшую, не верящую своему счастью, женщину. Чтобы разговорить колдунью, воину приходится наспех утолить свой голод посредством вонзания клыков в шею онемевшего от шока и боли юноши. — Тайный Ковен лишил тебя воспоминаний! — заламывая руки в мольбе, не выдерживает зрительной пытки мать. — Жалкая ложь!!! Ковен создает против меня оружие! — чуть ли не брызгает кровавой слюной вампир. — Попрятали своих детишек… Думаете, я не найду их и не разорву на части?! Осатаневший в своей ярости Майкл Майклсон на сверхскорости пришпиливает захрипевшую от удушья женщину к ближайшему дереву. — Чтобы стереть часть твоих воспоминаний, старейшинам пришлось принести в жертву собственных детей! — выпаливает ведьма. — Поэтому ты не нашел их! Потоки горьких слез ручьем начинают течь по искаженному от отчаяния и боли лицу. Глаза полны страха, граничащего с диким ужасом. Женщина дорожит жизнью ребенка больше своей собственной. Такая как она не станет лгать. Мужская хватка ослабевает ровно настолько чтобы позволить своей жертве вновь заговорить. — Дай слово что мой сын останется жить! И я все тебе расскажу! — с истеричными нотками в дрожащем голосе, рвано выдыхает ведьма. Она готова пожертвовать всем ради жизни своего ненаглядного мальчика. Больше терять ей в этой жизни нечего. Суровое мужское лицо искажается спазмом невероятной агрессии. Только в глазах цвета осеннего тумана вспыхивает проблеск некой скрытой тревоги. — Даю тебе слово, ведьма. — хрипло выдыхает бессмертный убийца, не сводя немигающего звериного взора со слабо кивнувшей ему в ответ жертвы. — Твой сын будет жить. — Мама, нееет! — надрывно кричит пришедший в себя подросток, прекрасно понимая чем грозит для матери эта сделка с дьяволом. — Не смей…!!! Мама!!! — Говори! — рявкает Майкл, больно ударяя плачущую от отчаяния женщину затылком о дерево. — Или твой щенок сгорит заживо! На медленном огне до хрустящей корочки! И женщина решается предать Древнейший Ковен Ведьм, обрекая себя тем самым на мучительную, страшную смерть. Скрепленное магией Обещание должно настигнуть карой любого, кто посмеет нарушить сохранность тайны. Послав сыну на прощание ободряющую улыбку, ведьма бросает полный ненависти взгляд на врага. Отступать она не намерена. Гори все синим пламенем. — Ты полюбил смертную! Ради нее принял лекарство от вампиризма! Но пробыл человеком недолго. Всего один день! Ты Древний! Основоположник проклятия! Природа воспротивилась даровать всепрощение! Но тебе удалось зачать дитя! Майкл выглядит до смешного недоуменным. Сраженным. Растерянным. Осознание невозможного дается невозмутимому викингу с колоссальным трудом. Сердце колотится в груди как у цепляющегося за жизнь раненого военнопленного. Сотни вопросов зреют в сознании, создавая запутанный комок нечитабельных мыслей. Водоворот самых невероятных, восторженных эмоций заставляет древнего вновь переместиться к обреченной, слабеющей на глазах, женщине. — Ложь… — шипит Майкл, отказываясь поверить в немыслимое, невероятное. Обернись надежда обманом, гнилое сердце не выдержит разочарования. Лопнет от боли, от скорби по утраченной навсегда заветной мечте. — Это правда! У тебя есть дочь… Она человек. И она никак не связана проклятием, что навлекла на всех твоих предыдущих детей, Эстер! — Ложь!!! — кричит Майкл, готовый опередить магию и самолично лишить колдунью последнего вздоха. — Ты успел подарить дочери амулет из клыка убитого тобой на охоте волка! Мужчина, как никогда за последнее тысячелетие, желает поверить словам той, что осмелилась пойти против самого сверхсильного существа на планете, решив вонзить ему этой ночью усыпляющий клинок в спину. Где-то в самой потаенной глубине очерствевшего беспощадного сердца начинает разгораться слабая, едва заметная, спящая веками надежда… Надежда на искупление. На покой. На обретение преданной, любящей семьи. — Где ребенок?!!! — Майкл впивается железной хваткой в беззащитное горло. Он весь кипит от гнева. Мысль о том, что невинное дитя посмели утаить от родного отца, подло выкрасть, выводит древнего собственника из себя. Багрово-алый туман помутняет рассудок. Эмоции одерживают верх над холодным, расчетливым разумом. — Где МОЙ ребенок?! — орет прямо в лицо своей жертве звереющий прямо на глазах убийца. Темноволосая ведьма начинает дрожать как в лихорадке от начавших сотрясать все ее тело, конвульсий. — Тебе никогда не отыскать девочку! — хрипит она, чувствуя как начинает задыхаться от охватившего ее изнутри дикого жара. Зубы пускаются в пляс, начиная прикусывать до крови собственный же язык. — Десятки самых могущественных на планете магов напитали твой амулет невероятной силой, что способна защитить потомков Майклсонов от любого проявления магии! Заклинание поиска бесполезно! Ведьме нечего терять. Она на грани смерти. И может позволить себе позлорадствовать напоследок. — Мать девочки, твоя ненаглядная Элизабет, ни о чем не догадывается! До сих пор считает, что ты бросил ее с ребенком на руках! — не без самодовольства выпаливает обрекшая себя на самоубийство, глава Древнего Ордена. —Лиз?.. — произносит вслух смутно знакомое имя Майкл, ощущая при этом вдруг как щемяще-нежно сжимается внутри его жестокое, деспотичное сердце. Сеточка бугрящихся вен рефлекторно испаряется со звериного лица при одном лишь упоминании о женщине, воспоминания о которой начисто стерты. — Любовь всей твоей жизни выйдет замуж за нашего человека. — давится собственной кровью злорадствующая ведьма. — Лидер Тайного Совета позаботится о девочке должным образом. Понимаешь, о чем я говорю?.. Главаря истребителей вампиров, малышка будет боготворить и называть отцом! Тебе лишь достанется вся ее ненависть и презрение! Рваный кашель заставляет прерваться речи. Но не надолго. — Когда твоя дочь достигнет совершеннолетия, за ней придут. Она станет самой могущественной ведьмой за всю историю человечества! Мои сестры научат ее как обращаться с дарованной силой, научат как сокрушить зло, которое носит в себе весь твой род… Конечно, девочке придется пожертвовать и собой… Грязная кровь должна быть смыта лишь кровью… Оскорбления застывают где-то в самой глубине женского горла. Чавкающий звук заявляет о разорванной плоти. На землю с неприятным звуком падает окровавленная селезенка. — Можешь оскорблять меня! Но не мою дочь. — Тебе никогда не найти ее… — истерично надрывно сипит колдунья. Подернутое хищным спазмом лицо расплывается в зверином оскале, на подобие улыбки. — Ты упомянула Тайный совет, ведьма… — глядя прямо в глаза истекающей кровью женщины, как можно небрежнее заявляет Майкл. — Не такой уж он и тайный… Слишком много гордыни и пафоса. Скорее всего он обосновался где-то в Мистик Фолсс, на родине предков. Исказившееся гримасой баснословного ужаса лицо служит неким подтверждением для произнесенной вслух догадки. Безумно довольный собственной сообразительностью Майкл отступает на шаг назад. Молча любуется. Древняя магия обращает всю свою ярость против той что, нарушила обет молчания и раскрыла тайну. -Мой сын… Маркус… Ты обещал… — через силу шепчет ведьма. — Я всегда держу свое слово, ведьма. С этими словами не знающий пощады убийца вершит справедливость. На глазах умирающей матери он заставляет парнишку наглотаться вампирской крови. А после, не раздумывая, сворачивает несчастному шею. — Он будет жить… — комментирует самосуд эксцентричный папочка-психопат. — В качестве личного раба Древнего. — Будь проклят!!! Будь ты проклят! Треск ломающихся самих по себе костей не позволяет женщине произнести больше ни слова. Она откусывает себе язык и захлебывается собственной кровью. Майкл молча присаживается у полыхающего костра, впившись немигающим взором в языки догорающего пламени. Наступает умиротворяющая тишина. Поют сверчки. Стрекочут цикады. — Папа скоро придет за тобой, мой ангел… — едва слышно шепчет обещание, как молитву, первородный. — И увезет далеко отсюда. Машинально мужчина выуживает из ворота рубашки идентичный первому амулет. Во всем мире таких только два. Данный факт заметно облегчил бы задачу, если бы не наложенное на детское ожерелье заклятие. Чертовы ведьмы! Но в любой магии всегда существует лазейка. Стоило только внимательно ее поискать. Разглядывая мерцающий в бликах костра амулет, мужчина слабо, едва заметно, тепло улыбается. В уголках глаз проявляется сетка суровых, солнечных морщинок. Осознание того, что в твоей жизни помимо ненависти есть что-то святое, невинное, нуждающееся только в твоей защите, заставляет бездушное черное сердце взволнованно забиться в груди. Непривычная теплота и щемящая нежность всего на какую-то минуту озаряет беспросветную проклятую душу. — Хочешь жить, ступай за мной. —глухо произносит Майкл, не глядя обращаясь к пришедшему в себя пареньку. — Есть дело.***
— Тебе не жить, Форбс! — сквозь злые слезы вопил на бегу крепкий темноволосый мальчишка. — Я все расскажу! Тебя посадят в тюрьму к крысам! Только вот угрозы звучали откуда-то издали, теряясь в кронах могучих старых деревьев леса. Какое-то время и о мальчишке напоминали только слабые отголоски его раздосадованного эха. — Ты трус, Тайлер Локвуд! Беги — пожалуйся мамочке! И не забудь сменить подштанники! Детское сердечко трепетало от упоительного восторга. Вкус первой победы казался чем-то вопиюще невероятным, прекрасным. Больше этот вредный мальчишка ни за что и никогда не будет дергать Кэролайн Форбс за косички, отбирать у нее игрушки и сочинять обидные насмешливые дразнилки. С нее хватит! — Угомонись. — Трус! Жалкий Мальчишка! Ненавижу! — не унималась девочка, порываясь оббежать со стороны того, кто научил ее тайным боевым приемчикам. Распаленному первой в жизни дракой ребенку не терпелось броситься вдогонку улепетывающему со всех ног обидчику. Поймав малышку за лямки джинсового комбинезончика, седовласый, суровый на вид мужчина с легкостью приподнял хулиганку на воздух, на уровень собственного лица. Та угрожающе зарычала как маленький дикий зверек, засучила своими маленькими, разбитыми в кровь кулачками, и задрыгала со всех сил ножками. — Жалкий Мальчишка? — хмыкнул незнакомец, от чего-то особенно довольный детским обзывательством. Воинствующая кроха чем-то тронула бессердечную душу Майкла Майклсона. Возможно она напомнила ему свою любимицу — первенца Фрею, или самую младшенькую, им когда-то обожаемую больше всего на свете — Ребекку. — Он мальчишка! — яростно вопила Кэролайн, болтаясь на воздухе в железной хватке. — Жалкий Червяк! Ископаемое! Мужское лицо непроизвольно расползлось в ухмылке, озарившись на какое-то время непривычной теплотой во взгляде. — Угомонись я сказал. Нехотя, но Кэролайн подчинилась. Невозможно было перечить тому тону с которым был отдан приказ. Ножки девочки вновь ощутили мягкость земли. По привычке малышка провела руками по волосам, чтобы заправить выбившиеся пряди за ухо, но обнаружила что одна из ее косичек расплелась в процессе драки, а руки оказались в крови. Незнакомый странный мужчина, которого она так и не успела отблагодарить за боевые приемы, которым он ее обучил, уже уходил. Виднелась одна лишь его широкая, сильная, крепкая спина. Кэролайн пугливо озиралась вокруг. Глухая чаща леса не обнадеживала. Сорвав подвернувшийся под руку листик кроха начала пытаться оттереть руки от крови и грязи. Замерла. Не столько липкая кровь на ладонях напугала ее до ужаса, сколько осознание собственного кромешного одиночества. И маленькая девочка разревелась. От страха. Во весь голос. С надрывом. Жалостливо до дрожи в сердце. Малютка Кэролайн продолжала плакать даже когда вернувшийся обратно незнакомец подхватив ее словно пушинку, грубо начал отмывать ее ссадины и царапины у лесного ручья. Ревела когда он с отческой заботой отряхивал ее комбинезончик от грязи, в которой плакса извалялась вместе с забиякой Локвудом. Глотала крокодиловы слезы когда суровый мужчина переплетал ей косички на манер викингов. Грубые пальцы ловко справлялись с поставленной задачей, сноровисто выводя крепкие косы без закрепления каких-то там бесполезных резиночек. Кроха успокоилась лишь тогда когда безмятежно прикорнув, умудрилась уснуть прямо во время создания своей шедевральной древней прически. Буквально отпрянула назад и засопела на мужском плече, сворачиваясь трогательным калачиком. Проснулась Кэролайн от раздавшегося над самым ухом треска. Пылающий костер, рядом с которым она лежала, с отменным аппетитом пожирал поленья и сучья. Треск полыхающего хвороста убаюкивал. Но на то ребенок и ребенок. Девочка не собиралась ни за что проспать такое яркое приключение в своей жизни! Молча сев, малышка нахохлилась как воробушек, сонно потирая своими маленькими кулачками заспанные глаза. — Ешь. Жесткого приказа невозможно было ослушаться. До сих пор с ней еще никто и никогда так не разговаривал. Даже папа. И вечная худышка, любительница одних только сладостей, послушно впилась зубами в предложенное угощение в виде сочного мяса нанизанного на яблоневый прутик. Знай она что предложенное кушанье -это час назад прыгавший по лесу милый безобидный кролик, девочка ни за что бы не притронулась к еде. Но она не знала. И от того с отменным аппетитом вгрызалась в предложенную стряпню, нисколько не заботясь о своем внешнем виде. — Давай будем дружить? — с набитым ртом предложила болтушка, не понимая почему взрослый дяденька так разочаровано смотрит на ворот ее футболки. И тут же пожалела что у нее нет второго амулета. Так бы она всенепременно подарила бы клык и этому суровому незнакомцу. — Молчи и ешь. Сказал как отрезал. Девочка подчинилась и честно выполнила указ взрослого, что все это время не сводил с белокурой девочки пристального, наполненного привычным сумасшествием, смутно ей кого-то напоминающего, взора. Закончив с едой, кроха манерно промокнула сорванным листом перепачканный рот и выжидающе уставилась на молчаливого мужчину. Широко ему улыбнулась, демонстрируя выпавший передний зуб. — Ты не боишься меня? Задумавшись на секунду Кэролайн отрицательно мотнула косичками, и принялась баловаться с огнем, тыкая в пепел пустым прутиком. Ей не совсем был ясен заданный взрослым вопрос. Но вот игры с огнем забавляли и казались куда интереснее. — Давай дружить? — не унималась кроха, бросая в костер хворост охапками. Ей нравилось наблюдать за разгорающимся пламенем. — Запомни, глупое дитя, дружба — удел слабаков. — Почему? — Потому что это никчемные эмоции. Они губительны для всего живого. Детский лобик нахмурился, осмысливая сказанное. — Почему? — Потому что так задумано природой. — терпеливо пояснял древний, нисколько на собственное удивление не злясь на любознательную почемучку. Скорее напротив. Поучительная беседа доставляла Майклу давно им позабытое чувство покоя и беспечности. — Слабый погибает. Выживает только сильнейший. — Не правда! — подскочила с места белокурая возмутительница спокойствия, чуть ли не потеряв равновесие и не угодив костер. Если бы не надежная рука что успела вовремя подхватить несмышленую выскочку, быть бы беде. Яростный взгляд в ответ ничуть не испугал невинное создание. — У Бонни заболел щенок. Все думали, что он умрет. Серьезно! А его отвезли к врачу и долго лечили. Сейчас он слабенький, ходит только на передних лапках, но такой смешной и милый! Смайлик выжил! Он слабый, но выжил. Мужчине нечего ответить на приведенный ребенком довод. Он обескуражен. Кэролайн гордо подбоченилась сообразив, что одержала верх в разговоре со взрослым. — Бонни Беннет дружит со мной. Она и тебе щенка покажет, если я попрошу. — Беннет? Глаза мужчины загорелись алчным, недобрым огнем. — С радостью познакомлюсь. Покажешь, дитя, где живет твоя подруга? Кэролайн радостно подскочила чуть ли не хлопая в ладоши от радости. У нее появился еще один друг! Взрослый! Так напоминающий ее молчаливого, бросившего на произвол судьбы загадочного принца. При воспоминании о блондине детское сердечко тоскливо сжалось, будто бы у собаки при виде удаляющегося хозяина. Улыбка померкла на детском личике словно солнце накрытое грозовой тучей. — А ты не бросишь меня? Серый промозглый взгляд подергивается изумлением. Впервые за тысячу лет. Вопрос ребенка звучит настолько серьезно, по-взрослому, что не заострить на этом внимания невозможно. — Тебя кто-то обидел, дитя? Глядя на незнакомца подозрительным, наполненным тоской и болью взором, кроха насупилась на манер дикого зверька. — Да. — коротко нехотя выдала свое признание она. И заплакала. Слезы катились неслышно, ровно. Без каких-либо рыданий. Так плачут не капризные девочки, а глубоко ранимые, добрые сердцем и помыслами, личности. — Забудь свою боль, дитя. Забудь обо мне. — присев на колени перед малышкой, внушает первородный. Он смахивает огрубевшими пальцами с нежных детских щечек соленые разводы. — Отведи меня к Беннетам.***
— Отыщи амулет, ведьма! — Зачем он тебе, Майкл? Шейла в ужасе, но старательно маскирует собственный страх за напускным равнодушием. То, что ей предстоит сделать может стоить жизни единственной внучке Бонни, родной дочери и всему ее роду. Только бы все получилось… — Вопросы задаю я! Рука древнего вампира стальной хваткой сжимается на женском горле. Женщина хрипит, чувствуя как жизнь начинает постепенно уходить из нее вместе с исчезающим из легких кислородом. Но рука вовремя разжимает пальцы и ведьма ничком оседает на землю. — Найди мне того, кому принадлежит амулет! И я дарую тебе твою жалкую, никчемную жизнь. Вампир протягивает руку над костром, собственноручно разрезая ритуальным ножом себе кожу на запястье. — Магия слишком сильна. —с трудом поднимается на ноги Шейла, становясь у пылающего магического костра. — Мне понадобиться больше времени! В женском голосе звучит мольба, скрытый призыв к милосердию. Лицо мужчины искажается сумасшествием. Безумной яростью. Основоположник рода Майклсонов ненавидит ждать, и особенно, вступать в дискуссии со слабыми, примитивными пресмыкающимися. — Найди второй амулет, ведьма! Майкл выуживает из-под рубахи на кожаном шнурке волчий клык, и передает реликвию шокированной ведьме. Амулет-близнец, окрасившись первородной кровью, стремглав летит в разведенный костер. И Шейла начинает нараспев читать заклинание, которое будет стоить ей лишения магии, а возможно даже и жизни. Клубы дыма застилают собой поляну. Глаза Майкла алчно блестят от предвкушаемой радости. Нечто на подобие счастья охватывает бессмертную, деспотичную душу. Впервые он готов бросить охоту за своим ублюдком бастардом, рожденном во грехе. Впервые он способен отказаться от ненависти ради… любви. Осознание того что где-то неподалеку своего родного, всесильного отца поджидает маленькая дочурка, заставляет сладостно сжиматься сердце. Кровь его крови. Непорочное дитя… Он всенепременно найдет свое сокровище. Возможно, заберет с собой и мать ребенка… Уедет с семьей далеко-далеко отсюда. Спрячет в таком месте, где их не отыщет больше никогда и нигде никакое зло. Может, та малышка все же права? В слабости тоже имеется сила? Наперекор всему слабый щенок Смайлик выжил, хотя и стал инвалидом. Может стоит слабаку-бастарду так же даровать шанс на жалкое существование в этом мире? Сделать некоторую остановку в извечной гонке? Передохнуть. Невероятно дикая боль жутчайшим спазмом скручивает все нутро Древнего, заставляя пасть того на колени. — Ты уснешь, Майкл, и найдешь успокоение в вечном забвении. — Ведьма!!!.. Лютый рык параноидального убийцы оседает безумным хрипом в самой глотке. Магия очень быстро высасывает силу из бессмертного организма, заставляя первородного осесть серым пыльным мешком наземь. Объявившийся у костра Никлаус застывает немым истуканом, не в силах отвести шального взора от того, кого боялся больше всего на свете. Не может поверить, осознать… Все кончено. Он абсолютно свободен. Впервые за тысячу лет… Только вот не с кем поделиться своей радостью, эйфорией, триумфом. Коул, Ребекка, Элайджа, даже мамашин прихвостень Финн — все они заколоты им собственноручно, и спокойно покоятся в прекрасных комфортабельных гробах, в разных частях света. Шейла, лишенная своих магических способностей, и та лежит в отключке. Еще никогда в жизни Никлаус Майклсон не чувствовал себя настолько одиноким и счастливым одновременно. Но одиночество пересиливает любую радость. На ум приходит лишь одно имя — Кэтрин Пирс. Теперь он сможет уделить все свое время на поиски этой сучки. С чего бы начать? Предвкушение от сладостности мести и безграничной теперь вседозволенности буквально снесло гибриду голову. Он еще долго смотрел на серый лик поверженного врага, не решаясь подступиться ближе. И чем дольше он смотрел на жестокого деспотичного тирана, тем больше разрасталась зияющая, непроглядная черная дыра в бессмертном сердце.***
Пружинки локоны весело подскакивали в такт беззаботным скачкам девчушки, что на всех порах спешила к своей единственной лучшей подруге и ее милому неуклюжему щенку. Еще на подступе к дому Кэролайн услышала горький плач и замерла у калитки как вкопанная. Безутешная Бонни рыдала в три ручья не обращая никакого внимания на суетившуюся вокруг внучки бабушку и молчаливо сидевшую рядом на ступеньках дома Елену Гилберт. — Смайлик умер. — подняв влажный тоскливый, не по детски серьезный взгляд на оцепеневшую блондинку, произнесла симпатичная брюнетка. И мир словно рухнул. Ушел из-под ног. Бросив подарочный пакет с собачьими игрушками на асфальт, Кэролайн побежала прочь. Да так быстро и стремительно словно хотела убежать от самой неизбежности, от несправедливости и жестокости жизни.***
Размазывая по лицу слезы, Кэролайн пробежала еще несколько шагов и наконец остановилась. Легкие горели жгучим огнем. Сердце колотилось автоматной очередью. Погибший Смайлик все никак не выходил из головы. От чего-то гибель слабого несмышленыша отозвалась глубокой трагедией в детской ранимой душе. Кэролайн огляделась вокруг сквозь слезы. Мало знакомые места ее не испугали. Напротив. Отвлекли от печали. Она очутилась на длинной, узкой поляне. Девочка посмотрела наземь, высматривая нет ли где тропинки. И отшатнулась, заметив на пожухлой траве бурую кровь. Она пугливо прислушалась, но в лесу по прежнему царила неподвижная тишина. Малышка осторожно пошла по кровавому следу и через некоторое время наткнулась на большого мертвого волка. Потом еще на одного. И еще. У всех волков были располосованы глотки. Кровавый след тянулся дальше, и неясное предчувствие велело Кэролайн от чего-то поспешить. Она увидела ЕГО у края поляны, под старой развесистой яблоней. Она не узнала его. Но сердечко доверчиво подпрыгнуло в груди, заставляя без какой-либо опаски броситься на помощь. Могучий серый волк, в разы больше всех остальных, лежал в трех шагах от ручья, к которому видимо силился подползти, но так и не дополз. Зверь находился без сознания. Девочка живо подбежала к нему. Опустилась рядом на колени. Бережно коснулась свалявшейся шерсти и ощутила под ладонью неимоверный жар. Она снова посмотрела на раны. На разбрызганную по всей поляне кровь. И не заметила как страшные раны постепенно начинают затягиваться. — Не умирай, Клыкастик… Не умирай… Волк не открыл глаз, не пошевелился, даже уши не дрогнули. Малышка сбегала к ручью, чтобы наполнить свои маленькие ладошки водой. Но зверь отказался пить. Тогда Кэролайн осторожно, чтобы не причинить волку боли, обняла его за шею и прижалась к нему стараясь поделиться хотя бы теплом. Приникла к мохнатому уху губами и стала шептать по секрету о том что было у нее на душе. Она взахлеб умоляла не бросать ее, не оставлять одну. Убеждала серого огромного дикого зверя в том как он ей жизненно необходим, что он не имеет права умирать и бросать маленького ребенка здесь в этом мире совсем одну. Волк никак не отвечал. Клык на кожанном ремешке блестел, залитый кровью. Никлаус нежился впервые в жизни в охватившей его всеобьятно доброте и ласке. Заботе. Впервые в жизни он что-то для кого-то значил, пускай даже для ребенка. Но он был любим. И это было упоительно прекрасно, не сравнимо ни с чем остальным. Бой с оборотнями был лишь забавой. Жестоким бесчестным убийством. Но малютка ничего не знала об этом, и так искренне переживала за монстра в волчьем обличие, что разубеждать ее в обратном как-то не хотелось. Так девочка и уснула подле лютого зверя, согретая теплом самоизлечившегося тела. Кэролайн показалось что она прикрыла глаза всего на мгновение. Но когда она проснулась, солнце уже скрылось за лесными вершинами. Первым что она сделала — потрогала волчий нос. Влажный и мокрый. Девочка тихонько поцеловала зверя в мохнатую страшную морду и рассмеялась, когда тот недовольно заворчал. Сообразив, что произошло чудо, и «песик» выздоровел, Кэролайн ласково прильнула к зверюге. Погладила косматую, запекшуюся от крови шерсть. — Ты ведь вернешься, милый? В ответ волк лизнул ребенка в щеку и скрылся в ночи. Не хватало еще предстать перед невинным ребенком голым. Через пару минут поисковая группа Мистик Фолс обнаружила пропавшую в который раз дочь шерифа непринужденно сопящей на примятой кем-то траве под дикой яблоней.