Одинокий всадник

Уже прошло три дня, как я снова в пути. Мой конь несется вперед, не зная усталости. Вокруг никого, только солнце освещает наш путь, ведя за собой туда, куда мы отчаянно стремимся. Мы мчимся по одной известной нам тропе. Острые копыта взрывают сухую землю, поднимая желтую пыль. Ветер дует в лицо, развевая длинные мои волосы. Руки, крепко держащие поводья, натерлись мозолями. Эта бесконечная скачка, в которой, я не жалея себя, рвусь всё дальше. Я пригнулся к мокрой шее коня, неотрывно глядя вперед. Где-то вдалеке тонкой полоской виднеются серые горы, прокрытые лесом. Воздух пахнет травами и пылью из-под копыт. Я слышу, что в отдалении от нашего пути бежит речка, теряясь среди трав и камней. Она несет свои голубые воды на юг, впадая в озеро. А мимо мелькают редкие деревья, кусты с пожелтевшими листьями да голые камни. Снова кидаю взгляд на север — осталось не так уж много, всего десять миль. Возможно, можем успеть к ночи. На минуту прикрываю глаза, пытаясь сбросить тяжкие думы о своем народе. Сколько уже миль осталось позади? И сколько ещё предстоит преодолеть? Тяжкий вздох вырывается из груди, улетая в пустоту. Снова открываю глаза, проведя рукой по спутанным волосам. Оборачиваюсь назад, мысленно представляя свой край, родную долину, прячущуюся далеко-далеко за этими каменными кряжами и платами, то близкое сердцу место, в котором я вырос. Позади остались зеленые холмы, покрытые яркими цветами, молодые леса, лазурные озера с прохладной водою. Много памятных сердцу мгновений всплывают, оживая перед глазами… Вот шагаю по пестрому лугу, наблюдая за яркими бабочками, сижу на берегу озера, подкармливая белоснежных лебедей, мчусь по тенистым лесам, вдыхая запах природы. Слушаю переливное пенье горных ручьев, свист ветра. Золотистые листья мягко шуршат под ногами, плоды деревьев наливаются кровавым соком, над головой пролетает последний косяк перелетных птиц. Холодные капли осеннего дождя стучат по камням. Невольного вздрагиваю от пронизывающего их прикосновения к коже. Вода затекает за шиворот, ткань пропитывается насквозь, становясь тяжелой и ледяной. Под ногами хлюпает и чавкает грязь, пелена дождя застилает глаза. Гром гремит над горами, молния зловеще блещет в темноте. Темнота сгустилась над лесом. Вслед за дождями и пронзительными ветрами приходит снег. Белые хлопья медленно падают с неба, кружа в танце. Когда рано утром выхожу наружу, вдыхая свежий морозный воздух, вижу, что все деревья украшены ледяным узором. Снег слегка хрустит под ногами, когда я бесшумно крадусь за стадом оленей. Выбрав подходящую жертву, выпускаю стрелу. Стрела с перьями белой совы летит абсолютно бесшумно, несколько секунд — и предсмертный крик несчастного животного оглашает округу. Чувствуя дрожь в руках и коленях, быстро подхожу к добыче и осторожно поглаживаю оленя пальцами по густой шерсти. С болью в сердце, разрывающей душу, смотрю, как темные глаза, смотрящие с мольбой и жалостью, медленно заволакиваются пеленой. Тяжело дыша, касаюсь холодным лбом длинной шеи, тихо шепча слова извинения за отнятую жизнь. Мне всегда было страшно смотреть, как умирает ни в чем неповинное живое существо. Но мой долг требовал принести домой свою добычу с охоты. Я делал это, ненавидя самого себя. Я никогда не желал живым существам смерти. После холодной и продолжительной зимы, в наш край приходит теплая и солнечная весна. Лучи солнца растопляют лед на ручье, освобождая воду. Снова слышится его переливное пение, прозрачные брызги блестят на изумрудном мху. Почки на растениях раскрываются, весь лес покрыт легкой зеленоватой весенней дымкой. В лазурном небе летают и радуются весне птицы. Земля под ногами мягкая, пахнущая травой. А спустя некоторое время распускаются яркие большие цветы отражающие всю радужную палитру. Над ними кружат большие пчелы с их неумолкающим жужжанием. Скачут табуны лошадей… вороные, рыжие, белые, коричневые, пятнистые прекрасные скакуны, безмятежно резвящиеся на свободе. Видно, как блестят их шкуры, отливая на солнце, играют сильные мускулы, а гривы и хвосты развеваются по ветру. Повсюду кипит жизнь: порой можно увидеть в самой чаще леса семейство волков или оленей, а порой увидеть могучего косматого медведя. В небесах парят гордые орлы, высматривающие кроликов. В горах видишь юркого горностая, горных диких козлов. В горах приятно слушать шум речки, текущей в долину, собирать сочные ягоды. А вечером наблюдать прекрасный закат солнца… Резкий крик прервал мои размышления. Встряхнув немного головой, приостановил коня и вглядываюсь вперёд. Неподалеку от того места, где я находился, был слышен чей-то отчаянный крик. Вскоре он повторился. И снова. Я стоял, размышляя, что делать: либо мчаться на помощь, либо поехать дальше. Скакун фыркнул несколько раз и топнул ногой; ему не терпелось продолжить путь. — Тише ты, — негромко сказал я ему, хлопнув по шее. Ещё один отчаянный вопль — и я не выдержав, развернул и поднял коня в галоп. Мы ломимся напролом через кусты. Густое плетение черных веток больно хлещет по лицу и спине. Пройдя через это препятствие, передо мной открывается такая картина: маленькая девочка лет семи или восьми от роду, пытается отбиться от бандита или вора, точно я не понял. Ясно только одно: эта девочка в опасности. И я должен вмешаться. Недолго думая, я положил ладонь на рукоять меча и двинул коня вперед. — Прекратите немедленно и отпустите её, — громко и четко сказал я, подъехав почти вплотную. Здоровенный, рослый мужчина, с лысой головой и большими мускулами, повернул ко мне голову. — Это кто у нас тут приказывает мне? — Его грубый и хриплый голос был для меня неприятен. Но, сохраняя невозмутимое выражение лица, я повторил: — Отпусти ребенка. Громила скривил губы. Этот грубиян был похож на бродягу; одет в грязные сальные лохмотья, на руках у него было видно порезы с темной коркой крови, возможно, он был разбойником. Я не исключал и того, что за отворотами его лохмотьев, могло быть спрятано какое-нибудь оружие. Но я не боялся его. — Оставь девочку в покое, и мы разойдемся. — Не приказывай мне, незнакомец! — Рявкнул мужчина, и с угрожающим видом подошел к коню, попутно сунув руку за спину. Я успел это заметить и наполовину вытащил меч из ножен. Если он попробует напасть на меня, то я буду готов. При этом лицо моё абсолютно спокойно. Я также увидел и девочку, лежащую на земле и тихо плачущую. Её светлые волосы были в пыли, платьице испачкано грязью. На руках и ногах заметны большие ссадины, скорее всего, полученные в недавней схватке. В моей душе пробудилась жалость к ней и одновременно злость на этого мужлана. Крепко сжимая меч, я внимательно следил за каждым движением разбойника. А он медленно двигался все ближе ко мне, словно оттягивая момент. Я решил в последний раз заставить его уйти. — Уходи, — сказал я ему, — моему терпению приходит конец… — Что же у тебя так мало терпения, щенок? — Мужчина остановился почти рядом с моей ногой и расхохотался. Я рассчитал, что если спрыгну ему на голову, то это если не задержит, то озадачит его точно. Я вытащил ноги из стремян и подтянул их под себя, готовясь к прыжку. А громила продолжал поливать меня колкостями: — Боишься? Бойся, бойся! Птенчик испугался! Не хочешь рисковать своей драгоценной шкурой? Ты не можешь даже ответить мне! Тебя здесь никто не защитит и не поможет! Где твои друзья? Ты настолько труслив, что у тебя даже нет приятелей! — Труслив, говоришь? — прошипел я и в то же мгновение прыгнул этому разбойнику на плечи. От неожиданности тот зашатался и упал. Я стоял над ним, вытащив меч, с презрением глядя, как он хрипит и пытается встать. — Труслив тот, кто сражается с теми, кто слабее его! — Сказал я. Громила зарычал и внезапно ударил меня по руке. Не растерявшись, я отступил на несколько шагов и чуть поднял остриё меча. — Берегись щенок, тебе будет очень больно! — Глаза разбойника налились кровью, по-бычьи опустив голову, он набросился на меня. Я ушел в сторону, и кончик лезвия оцарапал ему плечо. Мне удалось порвать ткань того тряпья, что была на нем, и теперь там виднелась кровавая царапина. Мужчина взревел, как раненый зверь, подбитый на охоте. Развернувшись, он выхватил большой нож с широким загнутым лезвием и с громким криком снова побежал на меня. Мы скрестили клинки. Мой меч был длиннее его кривого ножа и это сильно мешало моему противнику. Зато мне было хорошо видно его слабые стороны: соперник был достаточно грузным, чтобы быстро двигаться, он не может мгновенно реагировать на мои атаки. А я всю жизнь учился владеть оружием. И сейчас я профессиональный боец. Я быстро просчитал все ходы и резко ударил врага в плечо, а сам отскочил в сторону. Разбойник пошатнулся от удара, и снова взревев, как разъяренный бык, замахнулся ножом. Я блокировал его атаку и нанес быстрый удар мечом по ногам. Потом увернулся от следующего выпада и оставил на руке громилы несколько глубоких кровавых отметин. Он ревел, мотал головой и проклинал меня последними словами. Но мой меч наносил ему очень глубокие порезы и раны, от которых тот не успевал уклоняться. Мои наскоки были быстрыми и бесшумными. Годами я осваивал практику стремительной атаки и вовсю использовал её. Он снова замахивается — я ухожу назад легкими танцующими движениями и в ответ наношу сразу несколько контрударов, которые оставляют на его теле ещё больше ран. Он опускается на колено, дыша с трудом, с шумом выпуская воздух. Он весь покрыт кровоточащими порезами и увечьями. Но я не собираюсь его жалеть. Одним мощным ударом меча, я выбиваю нож из его дрожащих пальцев. — Теперь ты уйдешь. — Громко говорю ему. Тот устало поднимает на меня голову: — Кто же ты, незнакомец? Откуда ты здесь? — Его голос неровен. — Пусть это останется для тебя тайной. — Этими словами закончив разговор, я сунул меч в ножны. Отвернувшись от него, нашёл глазами девочку, которая всё так же лежала на земле. Подойдя к ней, я осторожно положил ладонь ей на голову. Она тут же вскрикнула и попыталась встать. Но я не дал, удержав её на месте. — Успокойся, — тихо шепнул ей, — ты в безопасности. — Тот страшный человек ушел? — Её голосок был наполнен страхом, а глаза — слезами. Я попытался успокоить несчастное дитя. — Всё хорошо, больше он не причинит тебе вреда. Я не позволю. Она прижалась ко мне, ища защиты. Я приобнял её рукой, стряхивая пыль с волос. — Как твоё имя, дитя? — Спросил я, приподняв её подбородок пальцами. Девочка смотрела своими большими серыми глазами на меня, не отводя взгляда. — Я Эльва. — Тихо ответила она, шевельнув бледными губами. Её тонкая слабая ручка обхватила моё запястье. Я внимательно смотрел на неё, поражаясь смелости этого маленького человечка. Но, в конце концов, она же просто ребенок. Только откуда она? Как здесь оказалась? — Где твои родители? — Я старался спрашивать, как можно мягче, чтобы не напугать её. Эльва моргнула и снова прижалась ко мне. — Где ты живешь, Эльва? — Не сдавался я. Девочка шмыгнула носом. — Мой дом был там, — она указала мне на лес, чернеющий впереди. Я поднялся с земли и поднял её на ноги. Эльва стояла, чуть пошатываясь, схватившись за мою руку своими цепкими пальчиками. Я подозвал коня. Затем наклонился к девочке и спросил: — Ты когда-нибудь ездила на лошадях? Она помотала головой, но я видел искорки восторга в её детских наивных глазах, когда жеребец появился перед нами. Девочка осторожно протянула к нему руку. Конь склонил голову и коснулся её маленькой ладошки. Я подхватил малышку на руки и усадил на спину скакуна. Сам запрыгнул следом и, взяв поводья, направил коня в сторону леса. Эльва снова ухватилась за мою руку, как будто искала в ней защиту. Я чуть улыбнулся, взглянув на её светлую головку, доверчиво склонившуюся к моей груди. Эта девочка затронула какие-то струны моего сердца. Чуть откинув голову, я повел коня мягкой рысью по дороге. Мне не хотелось больше тревожить ребенка расспросами об её семье и том, как она оказалась здесь с разбойником. Решил оставить вопросы на потом. Сейчас главное — добраться до леса. Мы проехали много миль, прежде чем оказались на окраине лесного царства. К тому времени солнце почти скрылось за горами, и на землю опускались серые сумерки. В лесу стоял сплошной полумрак, когда мы вошли под завесу деревьев. Эльва проснулась и с силой сжала мое запястье, чуть наклонившись вперед. Её напряжение передалось мне. — Что такое? — Спросил я, аккуратно придерживая свободной рукой. Та лишь шмыгнула носом и все больше напрягалась. Я совершенно не ощущал опасности, но все же был начеку. Мало ли, кто обитает в здешних чащобах. Мне не хотелось второй раз за день сражаться с разбойниками. Через какое-то время мы наткнулись на развилку. — Эльва, — позвал я свою маленькую спутницу, — ты помнишь, в какой стороне твой дом? — Туда. — Девочка указала на левую тропинку. Я принялся смотреть вперёд, чтобы не потерять узкую полоску земли, видневшуюся среди выпирающих корней деревьев. Было уже совсем темно, и даже моё безупречное зрение могло подвести в темноте. Луны на небе не видно из-за переплетенных ветвей старых деревьев, скрывающих землю в темноте. Я повсюду слышал шорохи, хруст упавших веток под копытами коня, свист холодного ветра, дующего в спину. Однако мне это даже нравилось. Я с детства привык бродить по дубравам, рощам в любое время суток. И мне всегда было приятно просто слушать жизнь в потаенных уголках, о которых знали только постоянные обитатели леса. Я забирался на высокие деревья и сидел там до позднего вечера, наблюдая алеющий закат солнца и восход величавой луны. И даже в такой чаще чувствовалась жизнь на каждом шагу. Эльва сидела, крепко вцепившись в луку седла и опасливо оглядываясь по сторонам. Темнота, видимо, пугала её. Я наклонился и тихо шепнул ей на своем родном языке: «Al gosta.» Она вздрогнула от звука моего голоса. Но через несколько минут расслабилась и снова начала понемногу клевать носом. Через четверть часа, справа от нас, я заметил неяркий огонек. Было понятно, что это мигающая вдали свеча, только от неё мог исходить такой ровный и теплый свет. Я направил коня туда, стараясь не сводить с огонька глаз. Девочка дремала, слегка посапывая носом. Я чувствовал себя изрядно уставшим за этот день. Дорога сильно утомила меня, и сейчас можно сделать передышку. Мы и так проделали достаточно долгий путь. Огонек был всё ближе и ближе. Наконец, за очередным стволом дубового гиганта, я заметил маленький домик, построенный на прогалине среди деревьев. В крохотном окошке этого жилища горел свет, значит, хозяева дома. — Вот мой дом! — Вскрикнула радостно Эльва, подпрыгнув в седле. Я слегка потрепал её по спутанным волосам. Подъехав к самому дому, я едва успел снять непоседливую спутницу с коня, а она, оказавшись на земле, со всех ног помчалась к дому. Я с улыбкой смотрел на то, как маленький ребенок вбегает внутрь и кричит: «Я дома!» На душе потеплело, чувствовалось облегчение. А тем временем Эльва вела старую женщину, которую звала матерью, чтобы она увидела меня. Старушка, вполовину моего роста, сгорбленная, закутанная в полинявшую шаль, медленно подошла ко мне и, подняв голову, вгляделась в мое лицо. Я едва ощутимо напрягся, встретившись с её колючим, цепким взглядом. Взгляд людей мне никогда не нравился. — Ты спас мою девочку, и я очень благодарна тебе, незнакомец, — Её голос был тихим. Она внимательно изучала меня, стараясь в моем внешнем облике не упустить ни одной детали. От этого я почувствовал себя немного скованно. — Не за что меня благодарить. Любой мужчина на моем месте сделал тоже самое, — Я старался, чтобы мой голос не дрожал и звучал уверенно. Старушка в ответ вздохнула: — Этот бандит убил бы Эльву, если бы не ты. Этот маньяк убивает детей и стариков, беззащитных перед ним. — Он всегда выбирает только самых слабых? — Это открытие меня повергло в шок. — Да, — Голос женщины заглушил возглас Эльвы: — Мама, что вы стоите на улице? Идите в дом. — Пойдем с нами, странник, — Пригласила меня старуха. — Отдохнешь у нас, поешь. — Благодарю вас, — Я сухо кивнул им, принимая приглашение. Когда хозяйка и девочка удалились, я принялся расседлывать коня. Седло я положил на бревно, узду повесил на ветке куста. Скакун довольный такой заботой принялся щипать траву. А я прошёл в скромное обиталище. Внутри обстановка была бедной: деревянные стены, земляной пол, низкий потолок из досок и коры, маленький очаг, на котором стоял котелок. В углу были две кровати для матери и дочери. В центре, напротив окошка, стоял стол с наброшенной на него тканью, заменявшей скатерть. На нем находились несколько тонких свечей, медленно тающих в жару пламени. Мать и дочь торопливо выкладывали на стол еду: я увидел три глубокие миски с горячим бульоном желтоватого цвета, несколько кусков черного хлеба да небольшой кувшин. «Видно, рацион у них скудный,» — подумал я и открыл сумку, которую всегда носил с собой. Оттуда я достал яблоки и горсть лесных орехов. Мне не жалко было делиться этим. Старушка подозрительно покосилась на яблоки, но не стала возражать. Мы сели за стол, и Эльва решилась спросить: — А как твоё имя? — А зачем тебе его знать? — Я внимательно посмотрел на неё. — Я просто хочу знать. Так кто же ты, странник? Я мельком взглянул на женщину: старушка тихо шептала что-то себе под нос, не глядя на нас. Эльва терпеливо ждала ответа на вопрос. Я решил сказать свое имя на родном языке. Глубоко вздохнув, я певуче произнёс: — Nin ess Simrandiat. Эльва слегка отпрянула от меня. — Ты говоришь на языке лесных существ? — Я говорю на языке своих пращуров. Ты хотела узнать мое имя, я тебе его назвал. — Я оставался спокоен, несмотря на её испуг. Девочка посмотрела на старушку. Та лишь ответила: — Эльва, оставь нашего гостя в покое. Он устал с дороги, а ты мешаешь ему. Ешь и не спрашивай ни о чем. Эльва послушно принялась доедать свою порцию. Я заставил себя съесть весь бульон, несмотря на его не самый приятный вкус. К хлебу я не притронулся. Когда мы покончили с трапезой, старушка принялась залечивать Эльве ссадины и порезы, но я остановил её: — Позволь мне излечить её раны. Мать Эльвы явно была недовольна этим предложением, но всё же отступила. Вытащив из сумки сухие листья и лечебную траву, я положил их в плошку с горячей водой. Потом осмотрел порезы на ноге девочки. Они были неглубокими, и залечить их будет просто. Измельчив траву с листьями, я приложил их к ноге Эльвы. Она дернулась от прикосновения горячей кашицы к ране. «Тише,» — успокаивал я и принялся шептать заклинание. Я выпевал каждый звук и вскоре почувствовал, как напряжение оставляет её, а приходящее на смену умиротворение стало наполнять душу этой девочки. Когда я закончил произносить заклинание, увидел, что Эльва уснула, убаюканная нежными звуками лечебной песни-заклинания. Спокойное лицо и руки, чуть сжимающие покрывало кровати. Я прислушался к равномерному дыханию и позволил себе улыбнуться. Свечи уже потухли, и домик погрузился в темноту. Я осторожно коснулся волос малышки и накрыл её одеялом. Потом поднялся, и окинув это скромное жилище в последний раз, двинулся к двери. Тихо выскользнув из дома, я прикрыл дверь и позвал своего скакуна. Конь подошел и ткнулся мордой в плечо. Я потрепал его по голове и, оседлав, поскакал к северным пикам, так ни разу ни взглянув назад. Когда мы добрались до первого горного перевала, ветер, дующий мне в лицо, развевал волосы. Мы начали подниматься вверх. Я вел коня за собой по крутым тропинкам, которые опутывали незатейливыми нитями весь перевал. При свете звезд и луны, я видел сверкающие ледяные шапки вершин. Горы всегда казались мне убеленными сединой старцами. Я продолжал идти вперед, не смотря на тяжесть пути. Ведь это только начало.

Над болотом туман Волчий вой заметает следы. Я бы думал, что пьян — Так испил лишь студеной воды Из кувшина, что ты мне подала, Провожая в дорогу. Из которой я никогда не вернусь; Жди не жди — никогда не вернусь… И не сомкнуть кольцо седых холмов, И узок путь по лезвию дождя, И не ищи — ты не найдешь следов, Что воин вереска оставил, уходя.