the first attempt

Глупый мир, состоящих только из человеческих стереотипов. Грустить - плакать, радоваться - смеяться. Если ты этого не делаешь - ты странный. Так решает общество, но не ты сам. Никого не интересует причина твоей замкнутости, отстраненности, на тебя повесили ярлык, и ты должен, нет, просто обязан с ним смириться. Тебя закапывает общественность и обвиняет в том, что ты не приносишь пользы. Хочется попросить извинения за то, что ты такой бездарный. А еще хочется извиниться, что ты такой слабохарактерный, что уже извиняешься два раза. Черт, как же я ненавижу себя. Я продолжаю сидеть дома. Одна. В четырех стенах. Все стало так однообразно. Почему я раньше не замечала, насколько тускл и неинтересен мир? Столько лет подряд я вижу одно и тоже. Я знаю все. И мне не интересно. Жить-то не интересно. И как с этим справиться? Я снова открываю свой потертый временем дневник. Дневник моих мыслей. Это единственный мой собеседник вот уже четвертый месяц. Зато он такой же тихий и одинокий, как я. Мне это нравится. Мы вместе молчим. Я думаю, он лежит. Всех все устраивает. Записываю в дневнике: "Привет, дорогой дневник. Кажется, именно так начинают все. Эта строчка впитывает в себя все спокойствие, которое только осталось у меня. Дальше будут бесшумные крики, ты же не против? Ее нет уже четыре месяца. Четыре гребанных месяца. И я уже не выдерживаю. Я ищу глазами ее, но не нахожу. Из-за этого я теряюсь. Миниатюрные чашечки на кухне помогают мне вспоминать. Помню, она сидела и отпивала из них по глоточку. Мама пила такой горький кофе, и такой горячий. И она всегда была теплая. Теплая в душе и снаружи. Я грелась ею. А сейчас не могу. Мне холодно. Чертова полиция до сих пор не может найти виновных. Так сложно найти убийцу, который отнял у меня все? Отдайте мне все улики, я сама найду этого засранца! Я покажу ему всю злость, которая копится во мне целыми днями. Он узнает, что значит безумная девушка. Безумная ли я? На это ответить не могу. Мне просто плохо. Не физически, морально. Я лазаю по стенам в своей голове, я пытаюсь вырваться сама из себя... но не могу. Я заперта в своем теле навсегда. Слово "навсегда" пугает меня. А знаешь почему? Потому что мать часто говорила, что мы навсегда. Тейлор и Колетт. Это был сильный союз, но он распался. Больше нет Колетт, больше нет Тейлор. Господи, это же закономерность! Но, знаешь, у меня есть план. И он слишком легко выполнимый. Потому что никто меня не остановит. Даже ты. И это, наверное, еще одна причина. Пока, дорогой дневник. Я любила тебя. Не так, как ее, но любила. Думаю, хоть ты будешь это ценить. Не считай это записками сумасшедшего. Тебя еще ждет предсмертная записка". Я быстро накалякала этот странный бред. Затем встала из-за деревянного стола, который отозвался скрипом. Подойдя к окну, я выглянула. Сколько же там счастливых лиц, сколько грустных? Но, бьюсь об заклад, ни единого человека, который был бы несчастнее меня. Я резко отрываю взгляд от окна, и на моих глазах появляются слезы. Слезы ненависти. Черт, почему я ненавижу всех этих людей? Что они мне сделали? Ровным счетом ничего. Но я продолжаю ненавидеть. Хотя бы за то, что кто-то из этих чертовых людей отнял у меня мир - мою мать. Слезы уже не могли остановиться. Я была неподвластна своим чувствам. Просклозив по стене, я поднесла руки к лицу. Мне все надоело. Правда. Значит, я просто уже исчерпала все предлоги остаться жить. Теперь я решилась. Я быстро встала и уверенным шагом пошла в ванную комнату. Там лежало лезвие. Давно подготовленное, между прочим. Я давно задумывалась об этом, но все как-то проходило мимо меня. А знаете почему? Потому что кто-то чертовый боягуз. Я боюсь сделать даже то, что очень нужно мне. Я боюсь освободиться. И это глупо, верно? Я глупая. Я где-то читала, что такие как я, то есть самоубийцы, полны демонов. Они подпитывают нас на то, чтобы сделать этот шаг. То есть, по мнению той книги, я одержимая. Могу ли я так сказать? Нет, скорее я потерянная. Не такая, как все, и это напрягает. От этого хочется избавиться. Я подхожу к зеркалу. Смотрю на себя: впалые щеки, пустые глаза, кривая ухмылка и огромные мешки под глазами. Сколько я не сплю? Это сложно подсчитать. Два дня? Три? Я не помню, как проходят мои дни. Только маму... Каждый день я вспоминаю маму. Невозможно жить воспоминаниями, черт возьми! Я беру лезвие и подношу его к запястью, колеблясь. Вы думаете, что это так легко? Да, в книгах пишут, что от этого получаешь освобождение. Люди рвутся покончить с собой. Но это бред. Тебе дорого то, что с тобой происходило, что ты нажил, но ты не видишь будущего. Его просто нет. И у тебя есть выбор: закончить все это, или же продолжать жить прошлым. У каждого свой выбор. А у меня такой. Я надавливаю на лезвие и вижу, как маленькая алая струйка стекает по руке. Я закусываю губу от боли. Почему даже умирать я должна с болью? Черт возьми. Я живу в этом дерьме и теперь, когда я решилась закончить с этим, мне снова больно. Эта гребанная жизнь причиняет мне одну боль. Теперь я с уверенностью надавила еще сильнее. Я продолжала терзать свои руки, пока у меня не поплыло перед глазами. Стало холоднее. Намного холоднее. Это что, кровь перестает работать? Мне больно, очень больно. Я медленно сажусь на кафель в ванной, ведь каждое движение отдается болью в висках. Я снова давлю на лезвие. Опираюсь о ванну и закрываю глаза. — Пока, Тейлор Мишель Момсен, — шепчу я.