Джеральд.
Джеральд едва успел остановить машину. Нога надавила на педаль тормоза с такой силой, что Джеральд аж испугался, мгновенно представив, как продавливается кузов, педали вываливаются на дорогу и еще несколько десятков метров инерционно «прыгают» вперед, точно не желая расставаться то ли с самим авто, то ли с изрядно стертой подошвой старого ботинка, в контакте с которым провели последние долгие восемь часов.
Ох уж эти гребаные крошечные городки, больше похожие на разросшиеся вширь и ввысь приодетые деревни. Узкие дороги, петляющие между двух-трехэтажными домами, глиняные горшки со всевозможными цветами, диким виноградом и даже с каким-то чудным красноватым плющом будто специально бросались под колеса. Нет, конечно же, то был обман зрения. Ведь горшки не обладали магической способностью ни ползать, ни шаркать, и вообще отличались на редкость мирным характером и непреодолимой тягой к неподвижности. Но Джеральд, все внимание которого было приковано к тому, чтобы ненароком не задеть ни одно из массивных темно-коричневых кашпо, был так занят лавированием между улочками, что выскочившую из-за угла девочку заметил лишь за несколько вздохов до предполагаемого столкновения.
Дорога тотчас «разукрасилась» двумя довольно длинными черными полосами, а лязг тормозов, должно быть, оглушил всех и каждого, кто находился в доме, возле которого чуть не свершилась трагедия.
С бьющимся сердцем он выбрался из машины, сделал несколько больших шагов навстречу девочке — она попятилась, и Джеральду пришлось замереть на полдороге.
— Эй! Ты как? Не ушиблась? Я не хотел! — выкрикнул он, внимательно вглядываясь в ее загорелое личико. — Что ж ты не смотришь по сторонам?!
Однако вместо того, чтобы ответить, девочка хихикнула, показала язык и… побежала дальше.
Джеральд чертыхнулся и со всей силы пнул стоящий рядом горшок. Дьявол! Как больно! Ну что за день такой говнистый?! Карту унесло аккурат в огромную лужу, в связи с этим он три раза сворачивал не туда, чуть не сбил эту невоспитанную девчонку, а теперь вот еще и ногу отбил о чертов горшок! Улочка и без того уже некуда: тротуар, по которому несколько человек могут идти исключительно гуськом, всего одна полоса для движения на машине (подумать только, какая отсталость!), так еще и кадки с этими убогими чахлыми цветами, место которых на помойке и только там!
Возмущенный окрик: «Молодой человек, прошу вас оставить в покое растение!» стал для Джеральда сродни пульверизатору с холодной водой. Он резко выдохнул и обернулся. Выглянувшая из приоткрытой двери женщина средних лет по-учительски строго смотрела на нарушителя всеобщего спокойствия.
— Простите, мэм, — бодро извинился Джеральд и демонстративно отошел от кадки.
Несмотря на усталость и злость, он не хотел портить отношения с местными (одной из), к которым ему волей-неволей придется обратиться за помощью. Ему позарез нужно найти чертов особняк, и желательно до того, как стемнеет, да еще организовать себе ночлег.
— Городок у нас старый, — начала женщина уже более миролюбивым тоном. — Когда его строили, машин еще и в помине не было. Телега может проехать — и ладно.
«Так, может, вам бы разгрузить и без того тесную дорогу. Одно название, а не дорога! А они, видишь ли, красотой озабочены…» — выдал внутри себя целую тираду раздосадованный Джеральд.
— Вы бы цветочки на тротуар поставили, — посоветовал он, добавив в голос несколько щепоток доброжелательности.
— Так ходить будет негде, — тотчас возразила женщина.
Джеральд понял, что переговоры заходят в тупик, а постигать неведомую логику жителей не возникло не малейшего желания.
— Верно, — на всякий случай согласился он и, видя, что женщина удовлетворенно кивнула (мол, так и есть, моя правда), решил брать лося за рога: — А не подскажете, где тут неподалеку пустующий дом, название у него еще такое завихренистое: «Отраженная Тьма»?
— А зачем он вам? — не утратила бдительности тетка.
— Наследник на него объявился, — решил не юлить Джеральд, в любом случае все со дня на день узнают.
— Вы, что ли? — прищурилась любопытная кумушка.
— Мой клиент. Увы, не могу более распространяться, скован кандалами конфиденциальности, — позволил себе улыбнуться Джеральд — шах и мат.
— Подскажу, отчего же не подсказать. Доедете до конца улицы, повернете направо и вперед до забора, обогнете ферму Калахана, а потом налево. Ну, и выедете прямиком к воротам. Только там уже кучу лет никто не жил, даже не заходил на территорию.
— Что, вообще никто? Так уж и ни разу?! — не поверил он.
Ему, собственно, было абсолютно все равно, лазил ли кто из местных в пустующий дом в надежде поживиться или же нет. Его немало позабавило внезапно прорезавшееся в этой не в меру любопытной и недалекой женщине показушное благочестие. Что вы, что вы! Да мы никогда, да мы ни за что — чужая собственность неприкосновенна. Чтобы хоть как-то скрыть раздражение, Джеральд, наклонив голову, принялся старательно (как в детстве) тереть лоб. Со стороны такие манипуляции выглядели так, будто у него болит голова, и он искренне верит, что такой нехитрый массаж действительно может помочь. А на деле же Джеральд так всегда уходил от чересчур навязчивого взгляда. Взгляда чужого человека, который начинал всерьез действовать на нервы.
Как же он ненавидел эти маленькие — нет! крошечные! — городки-деревеньки, где на одной улице нет места для двух машин, где все знают, кто сколько выпил в баре, кто с кем кувыркался в поле или в подлеске; где негде спрятаться и глотнуть воздуха. Когда-то Джеральд и сам жил в такой клетке, где он изнывал и задыхался. А потом покидал в мешок несколько рубашек, брюк, нижнее белье, теплую куртку, перешедшую к нему «в наследство» от старшего брата, сгреб все, что заработал в прямом смысле кровью и потом, надрываясь на каменоломне, и рванул в Терну. Родители даже не пытались его остановить — наоборот, они исправно писали ему на новый адрес, Джерри даже отвечал, таким образом поддерживая в себе иллюзию связи с семьей. Глупец! Каким наивным идиотом надо было быть, чтобы не замечать очевидного! В городке, верно, и по сей день, слегка перебрав в баре, потешаются над ним.
— …чужая земля! Говорила я: это до добра не доведет.
— Простите?.. — вынырнул из тягучего, воняющего гнилостной тиной лжи омута Джеральд.
Ему нужна всего минута, чтобы окончательно сбросить с плеч эти непрошенные горькие воспоминания. Всего минута, чтобы вернуться в реальный мир и снова стать собой.
— Молодой человек, — с лживой укоризной пробормотала растерявшаяся женщина: как это так — ее слова смеют пропускать мимо ушей!
— Простите, мэм, голова болит: весь день за рулем, — встрепенувшись, быстро сообщил Джеральд, оправдываясь.
Нет-нет, не нужно наживать врагов столь оскорбительно скоро, ему еще тут ночевать, а поздней (Джеральд тяжело вздохнул) — сопровождать сюда клиента, этого... Эйдана… как же его там? А, Эйдана Фэрроу.
— Мэм, позвольте задать вам вопрос?
— Задавайте, — осторожно протянула женщина, чуть склонив голову набок.
— Где я могу переночевать? Ну, и перекусить что-нибудь горячего перед сном тоже неплохо. И прошу прощения за горшок. А той малышке передайте, что я страшно сожалею, меньше всего я хотел ее напугать.— Он обезоруживающе улыбнулся.
Из всей тирады искренними были только последние слова. Уж лучше сразу посыпать голову пеплом, чем наутро обнаружить проколы всех четырех шин или и того хуже — провести ночь в камере. Мало ли кому пожалуется та девочка, может, у нее отец — местный исполнительный инспектор.
— Какая малышка? — неожиданно заинтересованно спросила словоохотливая миссис.
— Я резко затормозил и напугал девочку.
«Вообще-то еще вопрос, кто кого напугал», — подумал он неожиданно зло.
— Нет тут никаких девочек! — фыркнула тетка, но, заметив недоумение, скользнувшее по лицу Джеральда, поправила себя: — Сейчас нет. На занятиях они, все до одной.
— Ну, значит, не все, — усмехнулся Джеральд. — Такая… обычная… — запнулся он, обнаружив сложности с составлением словесного портрета. — Ленты у нее в волосах не завязаны, а будто запутаны; платье… до колен... светлое и фартук… грязный.
Сказав это — останавливаясь на каждом слове, запинаясь, напрягая память, из которой образ девочки стирался с каждой минутой все быстрей и быстрей, — Джеральд почувствовал, как лицо его заливается краской. Речь умственно отсталого — никак иначе!
— Нет тут девочки с такой внешностью, — быстро выпалила женщина. — Это все усталость. Езжайте по делам, а потом возвращайтесь сюда, я вас устрою на ночлег.
— Ну как же нет, когда я ее видел? — искренне удивился Джеральд.
— А нет, и все! У кого хочешь спроси, — как-то уж совсем немотивированно упрямо стояла на своем миссис.
Джеральд пожал плечами. Неблагодарнейшее занятие — доказывать, что ты не чемодан!
— После фермы направо? — решил уточнить он, но лишь для того, чтобы сменить тему.
— Налево, — машинально поправили его. — А потом возвращайтесь. В ночь дождь обещают, а дороги у нас сами видели какие, провалитесь в яму и буксовать вам до утра. А то и подвеску можно отбить.
«Буксовать? Подвески? Ого! — удивленно вскинул брови Джеральд. — А дамочка не так проста, как кажется».
— Муж у меня автомеханик, — с улыбкой проинформировала она Джеральда. Верно, удивление на его лице было написано в уж больно красочных тонах.
Кивнув, он направился назад к машине.
Деревянная изгородь, тянущаяся вдоль грунтовой дороги. Аккуратные скирды, разбросанные по полю. Добротный фермерский дом у самой кромки пшеничного поля. Все это напомнило Джеральду далекий отвергнутый мирок его родной деревни. Связь давно утрачена, нить — хоть еще не разорванная до конца — болтается над пропастью перевернутой дугой. Попытка заглушить воспоминания скоростью успехом не увенчалась.
Злясь на себя, на чертова клиента, по чьей милости он загремел в это затхлое место, на словоохотливую тетку, на самодельный забор, который все никак не заканчивался, Джеральд не заметил, как начало смеркаться. Луч заходящего солнца, скользнув по зеркалу заднего вида, на миг ослепил Джеральда и вернул его в текущую действительность.
Фермерские угодья сменились густо заросшим дикими травами полем, а далее… далее Джеральд, вновь не стесняясь в выражениях, резко остановил автомобиль перед развилкой. Черт бы побрал это место!
«Налево, — вспомнил он наставление безымянной миссис, расслабившись. — Что ж, сходим налево».
Ехать по тракту все приятнее, чем по просеке. Бросив косой взгляд на небо, Джеральд машинально заметил темные тучи, вальяжно плывшие с востока, — и правда, лучше успеть до дождя, иначе риск застрять практически в прямом смысле посреди поля голодным и уставшим вполне реален.
До пункта назначения Джеральд добрался довольно скоро. Значит, не так уж и отрезан особняк от «большого мира». Фраза, неизменно вызывавшая улыбку, сейчас звучала как самая настоящая издевка. Ньюфилд — большой мир?! Забытая всеми, кем можно, деревушка, где невозможно проехать, где горшки с травой разве что под ноги не бросаются, где стоит тебе чихнуть, как сразу колеблются не менее пяти-шести занавесок в окрестных домах, и это недоразумение — «большой мир»?! Шутнику, составившему завещание, писать бы фельетоны...
Перво-наперво Джеральд как следует запер машину: мало ли кто тут шляется, далековато, но не у черта за горой, а возвращаться по темноте и пешком — ну нет, увольте!
Ограда, массивная, вычурно-помпезная в своей нелепости, хоть и тонула в плюще, но позиции сдавала неохотно. Однако спор со временем всегда обречен на провал. Джеральд раздвинул стебли и подергал за ручку калитки. Не поддается. Еще бы она поддалась, не рассыплется же поржавевшая цепь от одного его касания. Литой чугунный забор, кованые ворота с калиткой внутри, вензеля и кренделя, навеки обвившие толстые прутья. Если бы Джеральда спросили (гипотетически), он бы с видом знатока ответил, дескать, хозяин явно перестарался, хотя монументально, даже красиво, и баснословно дорого.
Вскрыть калитку, обмотанную цепью, без специальных инструментов не представлялось возможным. Джеральд задрал голову и, пожевав нижнюю губу, угрюмо пробубнил себе под нос:
— Вспомним былые времена, дружище? Ты же не вконец потерял форму, сидя жопой в кресле?!
Металлический, а точнее чугунный — кованый! — декор на верху ограды оптимизма не прибавил. Живое воображение тотчас нарисовало уморительную картину: Джеральд, застрявший верхом на заборе, изодранные штаны и почему-то сидящий внизу пес, ожидающий свежайшее мясо на ужин.
— Лезь, ленивый ублюдок! Время-то тик-так, или хочешь встретить рассвет в поле? — Джеральд мотивировал себя как мог.
Забраться на забор оказалось не так уж и сложно, как он думал. Не растерял умения детства залазить в чужие сады, а вот спуститься… сидящий верхом на ограде Джеральд теперь зло представлял, что внизу его поджидает ни много ни мало, а двустволка ретивого сторожа или не в меру бдительного соседа. Хотя какие уж тут соседи — дом стоял особняком от фермерских угодий. И все же не обошлось без казусов — куда без них, в самом-то деле. Прыгая с забора, он зацепился ногой за чертов декор и, разодрав штанину практически до колена, рухнул на кучу гнилой листвы. Отряхнувшись и выдав все, что он думает про причуды архитекторов, бывших хозяев, клиента (Всенепременно! Хотя при чем тут клиент?.. Неважно!), Джеральд осторожно — то и дело оглядываясь и тихо бормоча под нос проклятия — направился к особняку.
Дом выглядел как залегший в спячку великан, которого никто не смел тревожить много-много зим. Прогнившие от сырости и отсутствия ухода ступени, ведущие на крыльцо, гнилые скрипящие доски на крошечной веранде, грязные и в бесчисленных подтеках окна, пережившие не одно буйство стихии, сорняки, пробившие выход к скудному свету сквозь потрескавшиеся доски.
— Да тут работы непочатый край, — тихо вздохнул Джеральд, осознав, насколько дом непригоден для жилья.
Надежды переночевать тут, а наутро отправиться в город за клиентом, растаяли, как снежок, брошенный в кипящую воду. Уповая на то, что не забыл ключ в машине, Джеральд энергично зашарил по карманам. Нет, ключ — большой, с крупной заковыристой бородкой, резным кольцом, выполненным в виде пожирающей свой хвост ящерицы, — оказался во внутреннем кармане куртки. Джеральд в нерешительности повертел его в руках. Металл тут же точно вобрал в себя тепло его рук, согрелся, запульсировал. На миг Джеральду показалось, что у него в руках затаилось нечто живое — какая дичь! — и тот едва сдержался, чтобы не отшвырнуть его прочь.
Какая-то сила будто удерживала его снаружи. Хотя Джеральд, будучи материалистом до мозга костей, никогда бы в жизни не признался в этом даже самому себе. То не сила — боже, ну что за чушь! — а всего лишь усталость и… любопытство. Что и скрывать, а главное — от кого? — ему было очень интересно осмотреть особняк получше. Никуда не торопясь (до темноты еще минимум час), не оглядываясь на предполагаемого сторожа (откуда бы ему тут взяться), Джеральд спустился с крыльца и, подойдя к ближайшему окну, заглянул внутрь.
Глаз уловил движение прежде, чем мозг успел понять хоть что-то. Тень, метнувшаяся в одну из приоткрытых дверей, двигалась настолько быстро, будто знала, что в этот самый момент за ней наблюдают, точно играла с невольным подглядывающим.
— Частное владение, да? Никто не заходит, да?! Все такие законопослушные и деликатные?! — вспылил Джеральд, вытирая стекло ребром ладони, чтобы увеличить и улучшить себе обзор.
Незримое напряжение, что будто окутало Джеральда дымчатым тюлем всего несколько минут назад, растворилось. Он шумно выдохнул, обтер руку о разорванные штаны — нужно включить стоимость новых в счет оплаты услуг — и решительно двинулся к входной двери.
Ключ подошел идеально. Замок тихо щелкнул два раза, и Джеральд, готовый приложить усилия, потянул на себя дверь, но та поддалась на удивление послушно и легко, лишь слабо скрипнули петли. Удивительно.
Джеральд еще раз отпустил колкое замечание насчет невмешательства местных. Верно, мальчишки околачиваются, решил он, напуская на себя еще более хмурый вид и готовясь разогнать искателей приключений, охочих до… частной собственности, чтоб ее!
Однако жизнь приготовила Джеральду очередное разочарование — в доме никого не оказалось. То ли детвора, услышав шум снаружи, поспешила ретироваться, то ли затаились где-то, заключил он, осторожно ступая внутрь.
Сказать, что дом производил впечатление, значит, не сказать ничего! Когда-то он блистал своим великолепием, завораживал, заставлял восхищенно замереть на пороге, но теперь от былой роскоши осталось, откровенно говоря, немного. Обои местами отвалились, кое-где еще свисали со стен унылыми выцветшими лохмотьями, ковровая дорожка на лестнице имела такой вид, будто по ней маршировали сотни солдат в грязных сапогах — туда-сюда, вверх-вниз, и так огромное количество раз; хрустальная люстра также являла собой жалкое зрелище — ни о каком блеске и речи не могло идти. И кругом пыль, пыль, пыль. Джеральд шаркнул по полу — вверх поднялось целое облако черно-серого седого порошка.
— Ого! — восхитился Джеральд, дважды чихнув. — Да тут камин.
Вот отчего пол такой изгвазданный. Дымоход, верно, забит гнездами, а то и тушками мертвых ворон. И сквозняки. Поднятая неосторожным пинком пыль встала в воздухе колом, а затем закружилась да принялась тихонько оседать новым слоем на старое место, как моросящий дождь, сопровождаемый едва заметным ветром.
Если у Джеральда и имелись какие-то надежды на возможность заночевать здесь, то теперь они пошли прахом. Тут нужна команда уборщиков — это для начала. А еще электрики, трубочист и наверняка сантехник. И пара недель беспрестанной чистки.
А, следовательно, всем придется заниматься ему. Только подумать, бывший инспектор криминальной полиции нанимает мастеров, подметальщиков и следит за тем, чтобы те не курили на крыльце. Какой стыд!
— Стоп! — громко сказал себе Джеральд, чихнув еще раз. — Это на какие же деньги прикажете заниматься реставрационными работами, изображая из себя прилежного дворецкого?..
Из камнеломов в постовые, из постовых в сержанты, а оттуда в инспекторы и… — ба-бах! — в наемного… кого?.. Джеральд с трудом мог сформулировать название той работы, которой занимался сейчас. Какой-такой частный сыщик?! Обслуга!
— Ну нет! — уверил себя Джеральд. — Пусть сначала вышлет деньги, богатый наследничек, а уж потом я хоть пальцем пошевелю.
Где-то далеко закричала выпь. А над головой раздался… бой часов? Дом в полнейшем упадке, а часы идут? Джеральд осмотрелся по сторонам — везде пыль. Идти вперед означало быть в конечном итоге заживо под ней погребенным. Здесь что, даже крыс нет?
И в этот момент в голове Джеральда словно щелкнул переключатель. Что-то тут как-то неправильно. Он что-то увидел, но не понял. Где-то на задворках сознания проворной змейкой прошмыгнула мысль. Какая-то очень нужная и важная мысль. Предостерегающая.
Сконцентрироваться Джеральду не дал гневный, чуть визгливый и определенно девичий голос, тотчас разлетевшийся по пустому дому подобно взорвавшейся изнутри шаровой молнии.
От неожиданности Джеральд вздрогнул. Все бы ничего, но он вздрогнул… заметно.
— Кто вы такой и что здесь забыли?! Предпочитаете убраться сами, или мне стрелять?
— Как-то слишком много вопросов, дамочка, — нарочито грубо ответил он, медленно (а черт их, дур, знает, может, и правда стянула у деда старое охотничье ружье) разворачиваясь лицом к двери.
Как и ожидалось, никакого ружья у стоявшей в проеме девушки не наблюдалось. Наблюдалась только палка, по всей очевидности, поднятая в саду. Мысленно выругавшись на них обоих — на себя за то, что так немужественно подскочил на месте, на нее — за то, что застала его врасплох, — Джеральд не без язвительности поинтересовался:
— С каких пор обломки веток начали стрелять?
Девушка немало смутилась: переступила с ноги на ногу, на несколько мгновений отвела взгляд. Но палку не откинула, и вообще, воинственности в ней не поубавилось.
— Итак. Зачем вы шаритесь по чужому дому? Что вам нужно?
— Могу переадресовать этот вопрос и вам, — ухмыльнулся Джеральд. — Вы не владелец. А может, — он помолчал, точно размышляя, затем же окинул девицу оценивающим взглядом и спросил, вкладывая в голос как можно больше невинности: — А вы… вы, наверное, сторож?
Судя по всему, стрела попала точно в цель — щеки не в меру решительной особы вспыхнули, спина выпрямилась, Джеральд был готов поклясться, что в ту самую минуту ее мозг лихорадочно выуживал из своих недр достойный и не менее колкий ответ.
— Я не сторож! — резко выпалила она, верно, досадуя на себя за то, что не смогла придумать ничего стоящего. — Я сотрудник городского архива!
— А позвольте полюбопытствовать, — справился Джеральд максимально серьезно, — что же делает сотрудник городского архива в чужом заброшенном доме?
— Я не обязана вам отвечать! — Нахалка расправила плечи и гордо вздернула подбородок. Ну надо же, собралась с мыслями, еще и стемнеть не успело.
Меньше всего Джеральду хотелось спорить с юной лазутчицей. Строго говоря, ему было глубоко наплевать на то, кто она такая и как сюда попала. Перелезла. Или — что скорей всего — в заборе имеется брешь. Ему крайне не понравилось, что эта пигалица нагнала на него страху, и его испуг был заметен. Конечно, он вздрогнул больше от неожиданности, но… поди докажи.
Вторая пигалица за день пугает его до полусмерти! Какой стыд!
— Не отвечайте, — разрешил Джеральд. — А сейчас мне нужно запереть дверь и добраться до деревни затемно. Прошу меня извинить.
Последние слова он произнес нарочито театрально, только что шутовской поклон не отвесил.
— Вы надо мной издеваетесь? — беспомощно рассердилась девица, распознав насмешку.
— Отнюдь, — невозмутимо сообщил ей Джеральд, направившись к двери.
Он едва не задел ее плечом. А все только для того, чтобы, наконец, рассмотреть ее. А он не ошибся — вон как пылают щеки! Злится. Но да ему все равно, пусть злится. Залезла сюда… а кстати, да…
— Зачем вы сюда залезли? Это административное преступление, знаете ли, — назидательно произнес он, стараясь сохранить серьезный вид. О, да она сейчас взорвется от негодования!
Выяснение причин пребывания двух незнакомых людей на территории одного заброшенного поместья уже грозило перерасти в фарс, когда… наверху снова начали бить часы. Что за ерунда, неужели час прошел?
Библиотекарша… или кто она там… тихо охнула и испуганно уставилась на Джеральда. Однако тот, вопреки расхожему стереотипу, не ощутил в себе ни малейшего желания даму успокоить, уж очень она ему надоела…
— Вы никогда не слышали, как бьют часы? — поинтересовался он, оглядывая ее с ног до головы.
— Прекратите так смотреть на меня! И оскорблять вы тоже не имеете права!
— Я вас не оскорблял, — устало заверил ее Джеральд.
Господи, за что?.. Истеричка. Препирательства с ней могут продлиться черт его знает сколько, а он устал. Ему еще ехать назад, устраиваться на ночлег. А учитывая, что уже темнеет, дорогу он почти не знает… И в самый неподходящий момент из всех возможных у Джеральда заурчало в животе. Девица как-то мигом расслабилась, кровь схлынула со щек, на губах замерла полуулыбка. Джеральд нестерпимо захотел провалиться под землю.
— Я с утра не ел, — зачем-то сообщил ей Джеральд, сам не зная почему, и, чтобы она не успела съязвить (а он был уверен, она не упустит возможности), слегка подтолкнул ее к порогу.
— У вас ключ? — удивленно воскликнула девушка.
Она внимательно следила за каждым движением Джеральда.
— Какая наблюдательность. Я не вор, — холодно отрезал он, направляясь к забору.
Мысль о том, что она будет наблюдать за тем, как он неуклюже перелазит через него, чертыхаясь и злясь, заставила Джеральда ощутить прилив раздражения. И стыдливого замешательства.
— Чего вы уставились наверх? Темнеет ведь, — недобро процедила его временная спутница, бросив настороженный взгляд назад. — У вас же ключ!
Джеральд возблагодарил небо за то, что стоит впереди нее, и она не могла увидеть, как он изменился в лице. Ключ! Ну конечно! Как же он не догадался! Не колеблясь, будто бы он и не собирался вновь брать штурмом этот чертов забор, Джеральд шагнул к калитке. Замок звучно щелкнул, цепь упала. Почему он даже не подумал, что ключ подойдет?
— Подбросить?
Она посмотрела на него удивленно, словно все то время он был морским чудищем, а сейчас вдруг обратился в человека, но ответила сразу и отчего-то без колкости:
— Нет, благодарю. Мне не в деревню.
Джеральд дернул плечом, мол, не хотите — как хотите, и завел мотор. Как же он устал!
***
Неделей ранее.
Эйдан.
Эйдан оглянулся по сторонам — кругом лес. Верхушки черных деревьев вспарывали небо и редкие грязные облака, оставляя в них зияющие провалы ввысь. Под ногами чавкала буро-зеленая жижа непонятного происхождения. С трудом передвигаясь по этому отвратительному месиву, Эйдан, обуреваемый поднимающейся изнутри тревогой, побрел куда глаза глядят. Он поймал себя на мысли о том, что земля всенепременно вскорости уйдет у него из-под ног, и он начнет медленно, но неотвратимо тонуть. Как в болоте. Кислая тошнота, подступившая к горлу, заставила встрепенуться.
Казалось, этот лес не закончится никогда. Одинаковый, куда ни кинь взгляд, пейзаж рождал в душе отчаяние напополам со злыми смешками. И если гнев Эйдан изо всех сил направлял на себя, то упадок духа рос и креп все зависимости от его воли и желания.
Зеркала располагались практически под каждым из деревьев. Одни чуть ли не полностью ушли под воду, оставив взгляду лишь кончик округлой резной рамы, другие стояли под прямым углом, создавая иллюзию парения в воздухе. Древние и только что сошедшие с конвейера. Ровные и привалившиеся к стволам, будто немощные старики, кристально чистые и замызганные, прямоугольные и овальные. Какой безумец притащил их в самую чащу леса, расставил только по ему одному известной схеме, заворожил и равнодушно оставил на произвол стихии?!
Липкий страх сковал горло, когда Эйдан подошел к одному из них. На вид абсолютно чистое — будто его регулярно и тщательно протирали — красивое, с гладкой блестящей поверхностью, старинной на вид рамой словно манило к себе. Отражало куски разорванных облаков, а не отвратительную кашу под ногами.
Поначалу Эйдан увидел лишь свое отражение — торчащие в разные стороны волосы неопределенно пепельного цвета, испуганные глаза, слегка вздернутый нос, царапину на подбородке… ничего такого, чего бы тот не видел ранее. И только когда Эйдан стал отворачиваться, что-то начало меняться. Он уловил движение самым краем глаза. Движение, которого не должно было быть, — ведь он не размахивал руками, не дергал плечами.
Самый настоящий ужас, поднявшийся, подобно гейзеру, из глубины его трепещущей души, накрыл Эйдана с головой. И уйти невозможно: невыносимо жутко поворачиваться к
этому спиной; а смотреть вообще выше его сил. Парализованный, Эйдан не смел пошевелиться.
Поверхность зеркала пошла легкой рябью, точно то был не стеклянный лист с нанесенным на него тончайшим слоем серебра, а водная гладь, которую ветер обдал легчайшим из своих дуновений.
Эйдан медленно повернул голову. Сколь ни протестовала вся его сущность, охваченная липким трепетом кошмара, прямо заявляя, что незнание более спасительно, он все же решил положить конец этой жуткой неопределенности. Из глубины зеркала на него смотрели чужие глаза. Озлобленно и в то же время настороженно. А несколькими мгновениями поздней зеркальный монстр с нечеловеческой скоростью ринулся вперед. Эйдан схватился одной рукой за грудь, а другую инстинктивно выставил вперед — детский жест защиты, — и отшатнулся. Последнее, что он увидел, были ладони, с силой упершиеся в стеклянную поверхность изнутри. И лицо. Перекошенное от ненависти. Эйдан что есть мочи закричал.
…И проснулся.
Пижама противно прилипла к взмокшему телу. Но хуже всего был приступ. Казалось, его горло перетянуто удавкой, которая затягивается сильней и сильней; сухой лающий кашель разрывал полыхающие изнутри бронхи.
И дышать… у него совсем не получалось дышать. Паника сковала его ледяными цепями. Ему нужно сделать лишь пару вдохов-выдохов, всего два, чтобы добраться до ингалятора.
Держась рукой за горло, Эйдан неловко повернулся. Вот же его избавление, только руку протяни — даже ящик в прикроватной тумбочке не закрыт. Он упал на пол, пребольно ударившись затылком о холодные доски пола.
Первый вдох, с которым спасительное лекарство вплыло в его горящие легкие, оказался нечеловечески трудным…
Письмо лежало на самом дне почтового ящика, погребенное под кучей счетов и рекламных буклетов. Ему никто и никогда не присылал писем, поэтому Эйдан вскрыл его прямо на пороге. Пальцы все еще подрагивали, и он не сразу нашел ленту, с помощью которой можно было разорвать конверт, не превратив его в бесформенное нечто.
«Господину Эйдану Фэрроу. Просьба явиться пятнадцатого числа сего месяца в два часа пополудни по адресу Астат Сквер, 42. Требуется Ваше присутствие при оглашении завещания. При себе иметь документ, удостоверяющий личность.
А. Ф. Берк, адвокат»
.
Ошарашенный и сбитый с толку Эйдан простоял на пороге своей квартиры, держа в руках письмо, еще с четверть часа. И даже опоздал на работу.
