Все для тебя

Я просыпаюсь от того, что мне жарко. Приподнимаюсь на локтях и смотрю на спящего Эрика. Боже, какой он красивый, когда спит. Внизу живота неприятно ноет, но для меня это приятная боль. Это был мой первый раз. Я встаю с кровати, поднимаю с полу футболку Эрика и иду в ванную. Она, конечно, не такая большая, как моя, но все-таки уютная. Я включаю воду, и пока она набирается, смотрю в зеркало. Изменилась ли я? Из отражения на меня смотрит та самая Анна, которую я видела вчера в зеркале парикмахерской. Только слегка потрепанная. Кудряшки развились и торчат в разные стороны. Потом поднимаю руку и любуюсь подарком Эрика. Я отключаю воду, снимаю футболку и залажу в воду. От теплой воды внизу немного пощипывает, но это ощущение очень быстро проходит. В ванную заходит сонный Эрик в одних трусах. Он протирает глаза и смотрит на меня. -Доброе утро, малыш, - он наклоняется и целует меня. – Как спалось? -Не поверишь, прекрасно, - восклицаю я. -Я тоже спал хорошо, - он улыбается и тянется к зубной щетке. Пока он чистит зубы, я пялюсь на него. Потом хитро улыбаюсь и маню Эрика к себе пальчиком. Он пятится задом ко мне и садится на край ванный. Я обнимаю его за талию, и заваливаю к себе в воду. Он вскрикивает, а потом смеется. Такое счастье – просто искренне смеяться, когда рядом любимый человек, и, возможно, скоро ты заживешь новой здоровой жизнью. *** Я лежу в палате, утыканная разными иголками – катетерами. Все тело ужасно гудят, голова не соображает, и я не сразу осознаю, где я, кто я. Мою руку нежно гладит теплая ладонь Эрика. Или не Эрика. Я лишь вижу мужской силуэт. Да, точно, это мужской силуэт. Веки очень тяжелые, что я могу только слегка приоткрыть их. Нет сил пошевелить какой-либо частью тела, словно оно не мое. Я хочу сказать что-нибудь, но из груди вырывается какой-то хрип. Человек, сидящий рядом, выпрямляется, словно просыпаясь, и крепко сжимает мою руку. Потом резко встает и бежит к двери с криками: «Врач! Врач! Она очнулась». Очень знакомый голос. Голос, который я долго не слышала. Папа?! Единственное, что я помню, как я, лежа на операционном столе, умоляла, чтобы мама держала меня за руку. И врачи разрешили. Наркоз подействовал не сразу. Я была без сознания, но я соображала. Я чувствовала. Я слышала, как врачи говорили о том, что начинают. А я кричала, что я все слышу, что я в сознании, но они, почему то, меня не слышали. Спустя несколько секунд я поняла, что наркоз не подействовал на мои чувствительные рецепторы. Как только я сообразила, что к чему, мое тело пронзила дикая боль – надрез скальпелем. Я кричала от боли, но только в мыслях. Мне было очень больно, но вскоре мое подсознание затмевает каким-то дымом. Я перестаю чувствовать боль. Лекарство подействовало. Сейчас мое тело ощупывает доктор. Наконец я открываю глаза. С трудом, конечно, но открываю. Доктор улыбается. -Ты сейчас слишком слаба, чтобы разговаривать, поэтому просто моргай: один раз – «Да», два раза – «Нет». Хорошо? – говорит женщина добрым голосом. Я моргаю. Она тихонько нажимает мне на шею: -Больно? Я моргаю два раза. Странно, я совсем не чувствую боли. Раньше было больно, когда я даже задевала то место, куда она нажала доктор. А сейчас… ничего не чувствую -Что ж, это хорошо. -Доктор, а может ей сообщить? – говорит папа, встревожено. Он до сих пор держит мою руку, иногда поглаживая. -Не думаю, что сейчас лучшее время, - женщина говорит слишком спокойно. -Что случилось? – еле как хриплю я. -Тише. Тебе сейчас лучше не разговаривать, - папа гладит мою руку. Папа поворачивает голову и вопросительно смотрит на врача. Она вздыхает и кивает, добавив: -Только сообщите это как то деликатнее. И выходит. На меня накатывает волна страха. Я, слабо сжимаю папину руку, пытаясь хоть как – то заставить его сказать мне, что произошло. -Анна, ты была в коме почти неделю. – После этой фразы мой рот открывается. – За это время кое-что произошло. Я прилетел на следующий день после операции. Маму срочно вызвали на работу, и Питер полетел вместе с ней – дела в Висконсине. Так что мы тут с тобой одни. Я открываю рот, как бы спрашивая: «А Эрик?» -Эрик? – я моргаю. – Понимаешь… Как бы тебе сказать… Ему сделали операцию. К сожалению, он умер. На последней фразе голос папы был еле слышен. Умер. Человек, который подарил мне жизнь, умер. Мне хочется кричать. Закрыть лицо руками, чтобы заглушить эти крики. Хотя, что мне мешает? Слабость мгновенно проходит. Прилив адреналина заставляет рывком выдернуть руку из ладоней отца, а вместе с ней сдернуть и катетеры. Наконец я кричу. Кричу, чтобы выплеснуть боль. Мне больно физически и на душе. Из глаз градом льются слезы. Они капают на белую больничную простынь. Я ненавижу это чувство, когда у тебя ком в горле застрял, ты пытаешься что-то сказать и не можешь, потому что слезы льются градом, и ты задыхаешься. Папа прижимает меня к своей груди и гладит по голове, успокаивая. -Почему… Почему он, папа? – шепчу я, заикаясь из-за слез. -Такова жизнь, родная… Рак – он беспощаден. Он забирает дорогих нам людей, не спрашивая, хотим ли мы этого. В кабинет забегает медсестра. Она вскрикивает при виде меня. Потом подбегает к столику, достает оттуда ампулу с лекарством, вводит его в шприц, а потом аккуратно втыкает мне в руку. Я всхлипываю и теряю сознание. *** Мы с Эриком сидим на краю того самого обрыва, с которого когда-то прыгали всей нашей дружной компанией. Он обнимает меня за талию, моя голова лежит на его плече. Мы смотрим на рассвет, мы вместе и больше не нужно. В такие моменты хочется жить и быть счастливой. Когда я открываю глаза, то я опять вижу эти белые стены с зелеными узорами – больница. Черт, это был не сон. Эрика больше нет. От этой мысли ком в горле возвращается, и я зажмуриваюсь, чтобы хоть как-то остановить подступающие слезы. От воспоминаний становится только больнее. Я сжимаю ладонями простынь и сильно сжимаю зубы. Слезы все-таки пробиваются через преграду и снова бегут по щекам. Потом я зажмуриваюсь и резко открываю глаза. В голове играет песня Эрика, которую он написал для меня: «Forgive me, forgive me, forgive me». А после вспоминается наш с ним разговор той самой ночью, в мой день рождения, когда мы лежали в обнимку, а Эрик пел для меня. «-Почему ты извиняешься передо мной? Знаешь же, что я не могу злиться на меня, - спросила я Эрика, поглаживая его по щеке. -Вдруг больше не представится возможности сделать это. Скоро ведь операции, и неизвестно, выживем ли мы. Так много хочется сказать тебе, но в голове каша из всех этих слов. Просто знай, что ты – лучшее в моей жизни. Я никогда не брошу тебя. Обещаю, если с нами все будет хорошо – мы поженимся, - сказал Эрик, крепко обнимая меня. -Это ты сейчас мне предложение сделал? – я прищурилась с улыбкой. -Ой, - он резко соскочил с кровати и подошел к мишке. Из его лапы он достал маленькую перевязанную бантиком, коробочку из синего бархата. Потом возвращается на кровать и подает мне. – Еще раз с днем рождения, солнышко. Я открываю коробочку и вижу кольцо. Оно вроде бы самое обычное, только сверху пять маленьких камешков. Я улыбаюсь, потом крепко обнимаю Эрика и целую в губы. -Я так люблю тебя. Эрик. Я всегда буду с тобой. -Это значит «Да»? – улыбается Эрик. -Это значит «Навсегда», - и я снова целую его». Я тихонько поднимаю руку и смотрю на кольцо. Странно, что врачи не сняли его с меня. Мокрыми, от слез, губами целую каждый камешек и шепчу: «Навсегда».