Как пальцем в небо

А ведь все почти как обычно. Разве что из окон автобуса, находившегося в нескольких жалких метрах от очередного лагеря в Краснодарской области, не было видно людей. Совсем. Ни детей, ни каких-то вожатых, ни каких-то заведующих, которые обязаны были встретить состав артистов. Никого. После остановки, первым из разноцветного автобуса выскочил вокалист одной из участвующих в туре групп — Женя Мильковский. Вытащив за собой гитару, он отошел на несколько шагов и уставился на выход из автобуса, откуда слышались непонятные высказывания — невысокий парень, прищурившись от летнего солнца, не мог просунуть в проход барабанные тарелки. Ему на помощь подоспел третий — Влад — которому было невмоготу ждать в душном транспорте пока барабанщик наконец вывалится и, изрядно пнув того по ноге, таки вышел на свежий воздух.  Последний участник группы так и не появился — долгая дорога сыграла на организме, и он преспокойно валялся под креслами, просматривая какой-то очередной сон. — Володя! — Тошик крикнул куда-то внутрь автобуса. — Жеребцов, твою мать! — перед парнем оказался барабанщик группы «Хаки», — имя которого на самом деле было Влад — которые тоже участвовали в туре. Весь увешанный сумками он кое-как удерживал равновесие, продвигаясь между сидениями в автобусе, и походил на пингвина. — Я тарелку вытащить не могу. Ты же сильный мужик, опытный, встань с другой стороны, а? Тот самый Жеребцов ухмыльнулся. Высказывание показалось комплиментом, а к лести этот «мужик» был неравнодушен. Потому и, оттолкнув Тошика, сам взял тарелку в руку и беспроблемно вышел из автобуса.  Женя, все еще наблюдавший за этим, закатил глаза и, накинув чехол вместе с гитарой на одно плечо, огляделся вокруг в поиске персонала лагеря.  Никого не наблюдалось, везде была абсолютная тишина, и это немного заставляло понервничать участников тура. По сути, их должны были встретить сразу по приезду, но ни единой души не было, казалось, и за километр. Лишь где-то далеко была слышна музыка, но явно не в пяти минутах ходьбы.  Через некоторое время к автобусу подошла полноватая женщина, на шее которой висел бейдж и, представившись, она начала изъясняться: — Понимаете, случился инцидент на зарядке, поэтому я задержалась, прошу прощения. Ваши комнаты будут в корпусе номер два, вместе с другими отдыхающими ребятами. Не волнуйтесь, они редко бывают там, поэтому проблем быть не должно. У вас есть полчаса до завтрака, приходите в общую столовую, она буквально за углом корпуса напротив. После своей монотонной речи, которую Жене удалось понять с первого раза, женщина поспешно удалилась. Неужели на зарядке случилось что-то действительно неприятное? Не так участники тура представляли себе третий по счету лагерь — самый хваленый продюсерами. Мильковский еще раз взглянул на автобус. Взглядом встречал оставшихся из его команды: Таню и Диму, которого первая чуть ли не вытаскивала за ухо. Оставались ребята из других коллективов, но ждать их «Нервы» нужным не сочли: главное ведь, что друзья уже готовы идти на поиски корпуса. — Жень, можно я тебе сегодня ночью усы зубной пастой нарисую? — постанывая, но одновременно улыбаясь, Тошик волочил за собой большую кипу вещей. Своих и Таниных. — Хотел бы нарисовать — разрешения не спрашивал, — Женя, остановившись в центре тропы, по которой они шли, прислушался к окружающим звукам, а их было немало. — Прекрасные голоса у здешних вожатых. Так бы и записал для альбома, — мечтательно поднял голову к небу, но очнулся и пошел дальше после очередного пинка Влада. Видно, Зайченко в пути пересмотрел боевиков. — Чувак, очнись, тут куча телочек, откуда ты можешь знать, что вожатая? А то смотри, прославишься педофилом под прикрытием, — барабанщик, ухмыляясь, пробежал вперед, задев своим крэшем спокойно идущего и расталкивающего камешки Мауса. — Давай покажу? — снова остановился. И Влад уже успел показать, что недоволен. Антон тоже остановился и ожидал действий со стороны Мильковского. — Смотри, — указал головой в сторону скопища детей, которые ровной колонной заходили в синее здание. Судя по всему, столовую, — видишь ту девушку? — жаль, но теперь ее не увидит даже сам Женя. Потому-то и получил отрицательно мотание головой в ответ от Ниженко. Но быстро уловил, как можно оправдать ситуацию. — Вот и не увидишь. Потому что голос — ангельский. А атеистам видеть ангелов не дано, — словно сорвался с места и быстро пошел к стоящему впереди домику вокалист. — Я тебе не только усы зубной пастой нарисую, я еще и хуй фломастером аккуратненько нанесу, — фыркнул барабанщик и, сгорбившись, также сдвинулся с места, по ходу прибавляя шаг. Минута, и все, смеясь, завалились в их новую комнату. На три группы пришлось позаимствовать всего две, потому что в каждой по шесть кроватей. Вот и получилось, что «Хаки», подошедшие следом, заняли целую комнату, а Таня и Лера успешно заселились вместе с "Нервами". Моментально раскидав все вещи по кроватям, группы направились по ранее упомянутому пути до столовой. Разве что Маус остался в своей комнате — никому ничего не сказал, как обычно, но было понятно, что хочет досмотреть свой чудесный сон. Их волновала реакция отдыхающих, ведь, быть может, на них накинутся прямо за столом, пока те будут прожевывать очередную сосиску, и эта мысль не совсем радовала. Зайдя уже в общую столовую, артистов окружила полная ахинея звуков — душераздирающие вопли, писки, время от времени пролетающие над головой вилки, а то и тарелки, но никто не обратил внимания на новоприбывших, просто это — обычный завтрак в лагере.  Смирившись с таким «приятным» утром, группы сели за предоставленный длинный стол. С виду маленькие порции, состоявшие из котлеты и гречки, стояли уже перед носом, но все, заранее оценив масштабы голода, попросили сразу и добавки. — Очень, очень маленькие порции, — жаловался Илья, — участник группы «Хаки» — и никто ему не перечил. На самом деле, так мало едят лет в десять, но никак не в двадцать.  Женя, решив разобраться с этаким питанием, попросил какого-то заведующего класть в следующий раз побольше, на что получил грубый отказ. Съев весьма скудный завтрак, ребята наконец отправились по комнатам. В автобусе было неудобно спать, а сил на поездку оказалось затрачено много, да и палящее солнце давило сверху.  — Надо было попросить порции у тех, кто сидел за соседними столами, — стукнул себя по лбу Тоша. - Почему мы не додумались? — Что ты раньше не сказал?! — провыл Зайченко — соло-гитарист "Нервов". — А Маус, кстати, так и не пришел, будет ныть потом. — Да он пробурчит что-нибудь и всё, — вставил своё слово Илья. Путь был настолько утомительным, что почти вся команда сразу же уснула, не смотря на время. Даже Маус, отлежавший все бока в автобусе и пропустивший завтрак, после очередного подъёма завалился в кровать прямо к Тоше и, закинув на того руку, сбросил солнцезащитные очки на пол, сам того не ожидая. Один лишь Женя никак не мог уснуть. Его взгляд медленно переносился от некрасивых оранжеватых штор до порванных обоев, от грязного белого потолка до пыльного пола. Решив, что так дело не пойдет, он встал с кровати и полез в свою сумку, разыскивая какую-нибудь бумажку и ручку. Наконец найдя все нужное, Мильковский подошел к кровати Тоши (и, собственно, Мауса) и оглянулся на Зайченко, который спокойно дремал, лёжа у себя. — Нарисует он, да, — хмыкнул себе под нос вокалист, после чего навис над друзьями и, аккуратно выводя штрихи, написал у барабанщика на лбу «Я ебу собак». — Так-то. Время шло и шло, но мысли артиста сбились в толстую кучу, и ничего не лезло на лист бумаги. Множество недописанных слов были перечеркнуты и небрежно зарисованы злобными и резкими движениями кисти, но ничего путного не наблюдалось. — Ой, да ну нахрен, — зло шепнул Женя, боясь разбудить всех, кто спал. Скомканный клочок полетел в открытое окно, и это дало заряд бодрости Мильковскому. Он понял, что, быть может, вдохновение найдётся на берегу Черного моря, которое омывает небольшой участок лагеря, ну, или хотя бы прогуляться получится. Закинув за спину чехол с гитарой, который, поболтавшись из стороны в сторону, наконец успокоился, вокалист вышел из комнаты, ничуть не сомневаясь в своем решении — что-то его тянуло чересчур сильно. Он вышел на аллею, потому что понятия не имел, куда идти, и широким шагом направился в сторону тихого плеска воды, напоминавшего еле слышные хлопки. Как ни странно, но он не ошибся — его взгляд устремился куда-то в светлую даль, прятавшуюся далеко за синими волнами, которые в свою очередь игриво бились об волнорезы и перекидывали буйки из одного положения в другое. Как же всё-таки повезло, что лагерь оказался на берегу моря. Столько романтики, которую Жене нынче и подарить некому. На пирсе, кроме Жени, наслаждались жизнью ещё две девочки. Маленькие совсем, лет одиннадцати. Мильковский улыбнулся, поймав их взгляд на себе. А потом пошёл дальше. К самому краю пирса. Вынул гитару из чехла, положил на чуть-чуть влажные доски и сам, подстелив под себя чехол, опустился на них, свесив ноги вниз. К воде. Она была холодной, по телу Жени пробежал сноп мурашек от неожиданности. Свыкнувшись, взял свою излюбленную гитару в руки. Осторожно, боясь хоть как-то ее повредить или поцарапать. Наверное, никто так не любил свой инструмент, как он. А вот и, казалось бы, первые пришедшие на ум строки. Вспомнил, что в чехле всегда с собой носит маленький блокнот и ручку. Знает ведь, что вдохновение в самый неподходящий момент приходит. Быстро вскочил на ноги и пооткрывал всевозможные молнии. Да, вот он. Красный и в твёрдой обложке. Ира подарила в честь первого клипа, как сейчас помнит. И снова, не застегивая молний, плюхнулся на чехол. Гитару положил на колени и перевернул, создав тем самым себе подставку. Нет памяти на телефоне, Но у тебя есть кое-что больше. А те две девочки заметно приблизились к артисту. Да, конечно, они хотят услышать Женины песни. Но неужели нельзя подождать до завтра или хотя бы до вечера, когда планировались посиделки со всеми желающими на стадионе? Придётся отложить сочинение песни. Да и не идёт следующая строчка. Потому-то уже хотел махнуть девочкам рукой, мол: подходите ближе, но не успел. Навстречу им буквально бежала девушка: — Девочки, вы что тут забыли? Ну-ка быстро на площадку, там эстафеты. И призы будут, — ее задорный голос заставляет парня улыбнуться. — И не мешайте Жене отдыхать. Идите, идите! — теперь и сама улыбается, глядя вслед покидающим пирс детям.  А Мильковский узнал тот голос. Голос, который никогда не понять барабанщику. — И не мешали они совсем, — прижимает гитару сильнее. — Меня Женя... то есть, ты же знаешь моё имя, тебя как зовут? — неуверенно, словно впервые знакомится с девушками. — Стелла, — протягивает руку, попутно присаживаясь рядом с ним. Твои глаза запомнят все, Ты знаешь, всё просто... — Как первый день в лагере? Заселились без проблем? — наклонилась и провела ладонью по морской глади. — Я просто отвечающая за этот корпус, должна все проконтролировать. — Все чудесно, правда, — ещё раз улыбнулся и перевёл взгляд обратно к морю. — А для чего в лагере пирс? — Я сама здесь впервые и не успела много узнать. Но, вроде, есть тут какие-то лодочки, на которых в хорошую погоду катают детей. Только я этого ещё не видела, — жмет плечами. — А можно мне у тебя кое-что спросить? — Да, конечно, — тетрадь с первыми строчками положил рядом. — Как зовут твою гитару? — В смысле? — вопрос показался глупым, не иначе. — Ну, все музыканты дают имена своим любимым инструментам. Какое имя у твоей гитары? Имена своим гитарам Женя больше не давал — понял, что к неудаче. Хоть и сам он в приметы не верит. Но ведь дело касается любимой вещи. — Нет у неё имени, но, если хочешь, можешь придумать ты, — и опять посмотрел на девушку. — Правда? — зажмурилась. А Мильковский утвердительно головой покачал. — Тогда я хочу, чтобы после этого лагеря у тебя остались какие-то воспоминания. Давай, её будут звать Стелла? — Давай, — перевернул гитару и вывел из режима подставки. Ты не забывай, что было здесь. Глаза закрывай. Ты видишь... — А какое сегодня число? — задумался парень. — Восьмое вроде, зачем тебе? — Тебе здесь хоть нравится? — невзначай спросил Женя. — Сложно, — вздохнула девушка, — но весело. Прикольно чувствовать себя главной и заставлять детей убирать столовую после завтраков. Ты был на завтраке? — парень, вспомнив утренние бои едой за соседними столами, улыбнулся, после чего кивнул. — Ну вот. А вам тут как? — Да мы толком и не знаем ничего, — аккуратно провел ладонью по грифу гитары. — Только приехали. Хотя были уже, — пауза, — в двух лагерях. Порой ты сидишь у себя в комнате и играешь в телефон, а за окном носятся несколько девочек с воплями типа «Женя, давай обнимемся!» или «Тоша, я хочу от тебя детей!», — он сделал свой голос намного выше, стараясь сделать более правдоподобную постановку. Стелла засмеялась. Солнце поднималось все выше и выше, и тени постепенно спрятались. Множество лучей прыгало по песку и пирсу, а вода становилась все теплее, практически не морозя ступни ребят. — Мильковский, блять! — послышалось где-то сзади, со стороны корпусов, и ребята обернулись. На аллее, чуть призакрытой кустами, стоял заспанный Ниженко и злобно тёр ладонью свой лоб. — Жень?.. — с непонятливым выражением лица протянула девушка. — Знаешь, я думаю, нам пора, — издал смешок Женя и, немного подрыгав ногами, дабы вода сползла вниз, встал с чехла. — Куда можно смотаться от этого зоофила? — Кого-кого? — Стелла быстро поднялась с пирса и, потоптавшись на месте, взглянула в сторону того самого новоприбывшего парня. — Не имеет значения. В общем, — махнул рукой Мильковский, — куда бежать? — Мой домик недалеко, но я там живу не совсем одна... — Плевать, бежим! — прикрикнул парень, сорвавшись с места. Буквально через три шага до него дошла одна мысль. — Стоянка. А куда бежать-то? — Прямо, — кивнула Стелла. — Хорошо, бежим! — вновь сорвался с места Женя, однако девушка не последовала его примеру. — Чего встала? — обернулся. — Бежим, говорю! — Ты Стеллу забыл, — засмеявшись, подбежала к белобрысому. — Так ты же тут, — не поняв фразы, тот поглядел на приближающегося к пирсу барабанщика. — Ты идиот или да? — все равно бегут вон с пляжа. — Это как это? — вновь задался вопросом артист. — Я про гитару! — Твою ж мать! — парень стукнул себя по лбу, и ребята резко остановились. — Что стоишь-то? — засмеялась Стелла. — А что делать? — спросил тот. — Забрать её не желаешь? — глупый намек, совсем непонятный. — А, точно! — побежал, то и дело поскальзываясь на жгучем песке, к гитаре. Быстро сложив её во влажный от моря чехол, устремился обратно к новой знакомой. Мимолетно прошмыгнув через колючий кустарник, стоявший перед аллеей, ребята понеслись в сторону эстрады, на которой шел конкурс, видимо, песен — вокруг бегало множество детей, а некоторые из них отстаивали очередь к микрофону. — Можем забежать под лестницу на стадион, — предложила Стелла, заметно устав. — Там посидим, отдохнем. Но, — она устремила свой взгляд на гитару, болтавшуюся за спиной парня, — ей будет слегка тесно. — Ой, ну пошли, — хмыкнул Мильковский, опять обернувшись в сторону пляжа, откуда вот-вот мог появиться разъяренный Жениной выходкой Тоша. — Давай ты залезешь первым, а я потом тебе передам гитару, чтобы ты её спокойно засунул, ладно? — подводя парня к той самой лестнице, советовала Стелла. — Но там гвозди везде, штыки всякие, поэтому аккуратно. — Все, ясно, давай я первый, — согласился парень, перегибаясь через поручни, ведущие вверх. Прыжок, и он на месте. Одно но — высота этой «каморки» около метра, и просто так туда не пролезешь. — Держи гитару. Кое-как пробравшись в это чересчур низкое и маленькое место, Женя протянул руки Стелле, жестом показывая, что он готов принимать инструмент. Более-менее удобно устроившись, ребята стали ждать каких-либо намеков на появление барабанщика. — Жень, ты порвал, — девушка пальцем указала на небольшую дырку в чехле. — Бывает, — усмехнулся Мильковский. Захотев узнать побольше о новом порванном месте, парень потянул чехол ближе к себе, и шуруп, за который он зацепился, дал целый разрез в ткани. — Ясно. — Достань её, — прошептала Стелла. — Сейчас, — вздохнул тот, расстёгивая замок и выуживая оттуда гитару. — Надо было с собой другой чехол брать, а не этот... — Жень... — Так и знал, честное слово, — пропускал мимо ушей. — Женя, аккуратнее, серьезно, — заволновалась девушка, смотря на то, как парень закинул гриф гитары за голову. — Да не волнуйся, чехлу и так уже конец, — неверное движение, и гвоздь, торчащий из потолка, цепляется за третью струну — тихий дзинь разрядил обстановку. Молчание. — Твою ж мать! — Мильковский! — послышалось с улицы. — Твою ж мать! — ещё громче повторил Женя, после чего, схватив первую Стеллу за запястье, а вторую за гриф, драпанул из-под лестницы, как только мог. Обернувшись, он увидел, как Тоша их нагоняет, и надпись на его лбу была отчасти стерта. — Тоша! — раздалось позади. — Это Тоша! — продолжил кто-то, и толпа отдыхающих набросилась прямо на барабанщика, оставив того смотреть вслед убегающей парочке. — Жень, — запыхавшись, спросила Стелла. — Да? — А что у того парня было на лбу написано? Закусив губу от негодования и одновременно наслаждения отличной шуткой, которая, возможно, подорвёт репутацию друга или же наоборот — даст ему временное место в разговорах, тот ответил: — Ничего особенного.

***

Полтора года спустя. За окном всё так же светит солнце, не смотря на то, что самый разгар зимы. Числа в календаре неизменно продолжают сменять друг друга, не давая людям успевать наслаждаться жизнью. И от того жизнерадостного блондина осталась лишь редкая улыбка и любовь. Любовь к Стелле и... Стелле. — Знаешь, чего хочу? — задумчиво проговорил Женя, глядя в потолок. Его голова уютно покоилась на коленях девушки, чьи руки заботливо перебирали волосы любимого. Она обожала такие моменты. — Чтобы альбом классным получился? Или дописать песню? — Нет. Зелёный свитер с горлом. Как у Хемингуэя. Было бы здорово, — улыбнулся, сминая в ладонях и без того мятый и потрепанный листок. — А как же та новая песня? — Новая совсем не идёт, я вот эту лучше немного исправлю, — поднял руку с листком вверх. И снова опустил, чтобы прочитать самому. — Смотри: «Давай устроим лучший день, потратим все, чтоб не хватило на билет обратно…» — Ни на секунду не жалей, и всё путем. Любовь не будет никогда напрасной, — сама напела продолжение. — Хорошие стихи. И как назовешь песню? Какой-нибудь «Лучший день»? — «Стелла». — Что? — ей показалось, что он её зовет, называя по имени. — Назову песню «Стелла». А знаешь почему? Потому что написал я её, когда впервые увидел тебя, — понял, что посыпятся вопросы и предпочел ответить сразу. — Тебе гитары с моим именем не хватает? — улыбнулась. — Так ты же сама её так назвала, — перевернулся на спину. — Ладно, тогда пусть песня будет зваться "Пирс". Но в таком случае, с тебя зелёный свитер. — Нет, мы снова с тобой летом поедем в лагерь. К тому самому пирсу. — И ты мне из травы свяжешь свитер? — изогнул бровь. — Опять нет. Встречу какого-нибудь музыкантика и уеду с ним в… в Москву, например. Не в Киев же. — Зараза, — усмехнулся он, словив и поцеловав её руку. — Люблю тебя.  Они влюбились друг в друга восьмого числа у пирса. А восемь — это бесконечность.