Сон наяву 2. Право на оправдание.

Я едва слышно вздохнул и уткнулся пылающим лбом в прохладную древесину письменного стола. Было совершенно противно сидеть в кресле Казекаге и осознавать, что, несмотря на свой титул, ты все же остаешься немощным человеком, которому ничего не стоит заболеть. - Казекаге-сама… Ох нет, только не сейчас… И только не Мацури. Эти сопливые нотки в приторно заботливом голосе. Эти влажные глаза, дрожащие горячие руки и ее запах, такой же сладкий и приторный… Мне бы сейчас глоток воздуха, вечернюю прохладу, шум водопада, летающего в небе… И руки Кристины-тян… Такие прохладные, успокаивающие, пахнущие какими-то душистыми травами… - Казекаге – сама, может, вы позволите мне помочь вам? – дрожащий голос моей ученицы совсем рядом, прямо над ухом. Я поднимаю тяжелую, как чугун, голову, делаю усилие, сооружая голос холодным и отстраненным, смотрю на нее лихорадочно блестящими глазами. Меня знобит, мне плохо, но я все еще Казекаге. - Я в порядке, Мацури. Дай мне, пожалуйста, побыть одному, - говорю я. Я говорю, и не слышу своего голоса. Лишь удары сердца глухим эхом отдаются в ушах. Тух…Тух…Тух… Ками, побыстрее бы она ушла. Но она стоит, смотрит на меня таким протестующим взглядом, что, кажется, проще будет ее убить, чем выпроводить из кабинета. Убить? У меня уже бред… Я смотрю на нее с такой очевидной усталостью, но она подчеркнуто отказывается повиноваться моим просьбам. Да и приказам, в общем-то, тоже. Мне уже знакомо это выражение лица, не сулившее ничего хорошего. Воспитал ученицу на свою голову… Вот ее тонкие брови собрались у переносицы, карие глаза потемнели то ли от боли, то ли от негодования, губы искривились насмешливой дугой. Сейчас она сложит руки на груди, громко хмыкнет, и начнется гневная тирада, посвященная моей невнимательности к себе любимому. Но, к некоторому удивлению, Мацури лишь садится на корточки рядом с моим креслом и, заботливо заглядывая мне в глаза, протягивает горячую, слегка дрожащую руку, чтобы окончательно убедиться в наличии у меня жара. Тут уж нервы бедного больного Казекаге не выдерживают. Я знаю, что порой бываю крут, но в случае с Мацури это то, что надо. Резко одергиваю голову и, подавляя в себе огромное желание упасть прямо на пол и не встать, возвышаюсь над ученицей. - Я попросил тебя уйти, - мой голос тверд и холоден, хотя меня не покидает чувство, что связки вот-вот разорвутся от боли. В глазах темнеет, но я все еще стою и смотрю, как девушка, не так давно признавшаяся мне в любви, быстро кланяется мне и пулей вылетает из кабинета, сдерживая слезы, чтобы не расплакаться. Дверь громко хлопает, и я получаю очередной удар чугунным кулаком по такой же чугунной, многострадальной голове. Падаю в кресло, закрываю глаза… И мне снится сон. Это определенно сон, потому что таких чудес в жизни мало. Мне редко снятся сны, а если и снятся, то все одинаковые и серые, либо отвратительно страшные, либо нейтральные… - Гаара, - слышу я голос Темари. Я знаю, что это всего лишь сон, поэтому даже не думаю отвечать. Ну да, сплю… Казекаге заснул в кресле, положив ноги на стол. Кто увидит – не поверит. Темари тут. А ведь ровно четыре дня назад она ушла в Коноху, чтобы передать Цунадэ бумаги и повидать Шикамару. Зная сестру, она бы воспользовалась моментом провести свободное время с любимым человек. А, учитывая, что расстояние от Конохи до Сунны – ровно два дня, то ее тут быть не может. И я сплю дальше. – Гаара, - женская ладошка аккуратно трясет мое плечо. Удивительно, какими материальными бывают сны. И тут я забываю обо всем на свете, молю Ками не вылечивать мой бред, позволить забыться еще на некоторое время… Я слышу голос. Голос той, о прохладе чьих рук мечтал совсем недавно. Он течет, переливаясь, мягко наполняет изнутри, успокаивая. И только услышав этот голос, я понимаю, насколько сильно тосковал по ней во время нашей разлуки. Я думал о ней каждый раз, когда был один. Мне хотелось вновь сидеть рядом с ней, на той волшебной поляне. Смотреть, как ветер играет темными непослушными прядями, радоваться, видя переплетение солнечных лучей в ее глазах цвета цветущей воды. Она снова будет говорить и улыбаться, ходить из стороны в сторону, отчаянно жестикулируя, теряя суть мысли, перескакивая с одной идеи на другую, еще более безрассудную. Вновь швырнет огненный шар в ледяное озеро, побежит по гладкой прохладной поверхности воды, громко смеясь. Я же буду сидеть на берегу, не отводя глаз, вздрагивая каждый раз, когда ее нога провалится вглубь… Я слышу голос. Она тихонько напевает какую-то странную песню. Я не знаю этого языка. Может, это язык из ее мира… Я не представляю, что буду делать, когда она снова уйдет… А она ведь уйдет, я это точно знаю… Женская рука аккуратно поглаживает меня по голове, и я чувствую себя в безопасности. Хорошо, что она продолжает петь. Мне не хватало ее теплого голоса там, среди снега и снежных гор. Я покачиваюсь на волнах. Ее голос – как маяк. Если пропадет – я разобьюсь о скалы одиночества. Я не хочу терять ее. Пусть во сне, но, пожалуйста, не исчезай… Когда мне станет легче, я обязательно приду к тебе. Она замолкает, и я чувствую странную пустоту. Меня накрывает неестественное отчаяние, я начинаю судорожно глотать воздух и вертеться по сторонам, пытаясь отыскать ее. Прохладная рука поглаживает меня по щеке. Я не просто уверен, я знаю, что это ее рука. Она шепчет мне что-то нежное, утихомиривая мое разбушевавшееся сознание. Кажется, еще немного, и я затеряюсь в глубоком пространстве между скучной и больной реальностью рабочего кабинета, и нежной, дающей жизнь реальности ее голоса и аккуратных прикосновений. Я готов видеть этот сон целую вечность. Я не хочу просыпаться, но и не смог бы, даже если бы захотел. Хотя, едва ли я захочу возвращаться к реальности после такого сна. - Бака… - шепчет она, вздыхая. Я усмехаюсь во сне. Казекаге назвали дураком. Кто услышит – не поверит. Вот ее рука пропадает, и я беспокойно ворочаюсь. - Кристина-сан… - Ш-ш-ш… Я тут… На секунду я погружаюсь в самую глубокую впадину мира. Мне не хватает воздуха, легкие нещадно пылают. Я ворочаюсь, но не могу найти себе места. Больно со всех сторон. Я задыхаюсь и кашляю… И вдруг мне становится легче. Словно внезапный доступ кислорода… Я с трудом открываю глаза. Из-за того, что они слезятся, мне удается различить немногое. Все какое-то кривое и размытое. Все белое. Я в больничной палате. - Кристина-сан, Казекаге-сама очнулся, - доложил тихий женский голосок рядом со мной. Я скосился в бок и увидел знакомую медсестру. Она смотрела куда-то в коридор. - Сейчас подойду… Я вздрогнул, услышав этот голос. Это ведь не сон… Выходит, она действительно тут. Когда она успела добраться сюда? Да, у нее же камень… Продолжаю пристально, настолько, насколько позволяет состояние, вглядываться в глубину темного коридора, откуда раздался ее голос. Никогда еще этот коридор не казался таким темным. - Как вы себя чувствуете, Казекаге-сама? – участливо спрашивает медсестра. Я прислушиваюсь к себе. А действительно – как? Легкие горят, дышать трудновато, но приемлемо. Голова болит, глаза болят, жутко устал. Ну, а так, бодрячком. - Нормально, - отвечаю и пугаюсь своего голоса. Такой слабый и хриплый, как у недавно родившегося котенка. Интересно, на кого сейчас похож правитель Сунны? Я закрываю глаза, пытаясь собрать, нагребсти по углам хотя бы немножко силы, чтобы можно было хотя бы видеть нормально. Когда я дышу, воздух вырывается из меня с каким-то странным свистящим звуком. В руке торчит какая-то дребедень. Надо будет потом рассмотреть. Если мне повезло, то это всего лишь капельница. Чертова Снежная Страна. Это все тот холод. Там было так холодно, что морозильная камера казалась летним курортом, а мороженное, казалось, зубы о него можно было бы сломать… Неужели я вот так вот просто простудился? Боги, ну что я за Казекаге! - Спишь? – тихо спросил кто-то ее голосом, и я почувствовал почти невесомое прикосновение к своему лбу. Ее рука казалась ледяной. - Подержи так еще, - выдохнул я. Это было так глупо. Наверное, мне нужно было поприветствовать ее как-то, сказать, что я необычайно счастливо видеть ее… По-видимому, она подумала иначе. Ей всегда нравилось чувствовать себя нужной. В этом мы были схожи. Вот и сейчас, она аккуратно приподняла меня, уселась на кровать рядом со мной. Мне было хорошо держать голову у нее на коленях. Она положила одну руку мне на лоб, а другой принялась водить по груди. Я чувствовал легкую циркуляцию ее медицинской чакры. Внутри моих легких что-то нагревалось. Я ждал, что это что-то свалит меня, но вместо этого во мне словно разжался кулак холода. Все холодное ощущение выползло из меня с частым дыханием. Я закашлялся, дергаясь на кровати. Казалось, что легкие защемило дверью. Не знаю, откуда в голове берутся подобные сравнения… Через несколько десятков секунд кашель прекратился. Я восстанавливал дыхание, а чувство было такое, будто я, не прерываясь ни на секунду, тренировался дня три подряд. Я сделал вдох побольше и несмело открыл глаза. Они все еще слезились после кашля, но вот ее зеленая чакра прошла над моим лицом, и я стал видеть четче. Я пугаюсь того, что вижу. Она смотрит на меня чужими карими глазами, в которых от прежней цветущей зелени остался лишь потухающий зеленоватый отсвет. Глаза большие и уставшие, под ними залегли темные круги, которые скорее похожи на неудачно легшие тени, оставившие ужасный отпечаток на шокирующей белой, совершенно обескровленной коже. И лишь ее иероглиф все так же алеет под правым глазом. Ками, это все я?! Наверное, у меня все на лице написано. Вероятно, я смотрю на нее с таким потусторонним ужасом и потрясением, что не понять ход моих мыслей просто невозможно. Особенно для нее. Она торопится наклониться, чтобы не видел ее уставшего лица, обдает меня водопадом слегка жестковатых благоухающих волос, и я чувствую нежное прикосновение ее губ к своему лбу. Губы у нее сухие, немного потрескавшиеся, но все такие же мягкие. - Кристина-сан… - выдавил я. Она улыбнулась, и у меня защемило сердце. Улыбка была полна неподдельной радости и нежности, но даже в ней сквозила такая усталость. - Заставил же ты меня понервничать, - сказала Кристина. Я молчал, ожидая продолжения, не сводил с нее глаз. Ее глаза слегка просветлели и заискрились нежной зеленью, меняясь прямо как кулон-хамелеон. – Пневмония, конечно, неприятная штука, но Сунна не лишится своего Казекаге. - Пневмо… что? – выдавил я, не понимая этого странного названия. Опять эти ее выражения… До чего сложно общаться с человеком из другого мира. - Воспаление легких, - терпеливо перевела она. Я вздохнул. Она смотрела на меня с тревогой, не переставая водить рукой по груди. - Ты… Что с тобой? – осмелился спросить я. Девушка как-то вздрогнула, отводя взгляд. Несмело улыбнулась. - Да все в порядке, просто устала, - ответила она. Я чувствовал, что это было правдой, но в этой правде скрывалось что-то другое, более болезненное. – Я подумала, что, когда тебе полегчает, тебе едва ли захочется заниматься той бумажной работой, которая накопилась за неделю… - Неделю?! – выдавил я, опешив. Кристина кивнула. - Поэтому днями я лечила тебя, а последние три ночи я сидела, зарывшись в бумаги. Я моргнул. - Ты сделала за Казекаге всю работу? – отчего-то разозлился я. Сделал попытку вскочить и разбушеваться, но Кристина одним легким движением притянула меня обратно. - Не волнуйся, там все правильно… Мне помогали Канкуро, Темари и Баки. - Да причем тут это? – фыркнул я. Я осознавал, что веду себя слишком глупо, что должен поблагодарить ее, а вместо этого выпрыгиваю из штанов, пытаясь что-то кому-то доказывать. – Я неделю провалялся, ни черта не сделав. Казекаге Суногакуры лодырь и бездельник. В конце концов, я не умираю, так что, пожалуйста, найди мне что-нибудь от этой ужасной слабости, и я пойду работать! – выдал я. Посмотрел на нее, молчавшую и задумчивую, и мне стало стыдно. – Ну, зачем ты, а? – прошептал я, кончиками пальцев дотрагиваясь до ее руки, которая все еще лежала на моей груди. - Неужели я так ужасно выгляжу? – внезапно возмутилась она, глядя на меня все еще темными глазами, глубоко в которых только что промелькнула искорка озорства. Я вздохнул и слегка улыбнулся. - Твои симметричные черные круги под глазами, встрепанные волосы и зевание через каждые десять секунд только подтверждают твою душевную красоту, - хмыкнул я. Кристина наклонила голову на бок, примериваясь к чему-то. – Что? – с подозрением на подвох спросил я. - Я тут подумала… Если я укушу Казекаге за нос – мне объявят войну? – задумчиво пробормотала она. Я усмехнулся. - Вот уж едва ли… Даже если ты меня почти убьешь – тебе ничего за это не будет, - уверенно сказал я. Кристина фыркнула и, склонив голову на бок, посмотрела куда-то в пустоту. Она сидела так некоторое время, не шевелясь, еле дыша, смотрела в одну точку. Я беспокойно заерзал, решив, что она, возможно, настолько устала, что заснула с открытыми глазами. С шиноби частенько такое случалось. – Кристина-сан… - шепнул я. Девушка моргнула и посмотрела на меня. Взгляд был вполне осмысленный. - Что? – осведомилась она. Я вздохнул. - Мне уже лучше… Может, ты пойдешь и поспишь? – неуверенно предложил я, в глубине души опасаясь ее гнева. Вдруг еще разозлиться – с нее станется… Иногда она напоминает мне помесь Саске и Наруто… Я усмехнулся этой мысли. Кристина улыбнулась, сверкнув совершенно кошачьими клычками, наклонилась ко мне… Я почувствовал, как екнуло что-то в животе, осторожно дотронулся рукой до ее плеча, аккуратно отстраняя подальше от себя. Ее удивленные глаза были куда красноречивее всех вопросов. Я нахмурился на миг, но в ту же секунду заставил себя усмехнуться. Наверное, то, что я чувствовал, можно было назвать смущением. - Мне не хотелось бы, что бы ты заразилась, - пробормотал я. Мне ужасно хотелось прижать ее к себе, коснуться ее волос, коснуться ее губ… Для меня это было не просто чем-то обыденным… Я сохранял внутри каждое ее прикосновение и жест… К моему удивлению, Кристина хмыкнула и, аккуратно отведя мою руку, наклонилась обратно. - Мне не грозит, - прошептала она, и я, на удивление крепко прижав ее к себе, почувствовал вкус любимых губ. Я медленно сходил с ума, подо мной раскрывалась глубочайшая пропасть неподдельного восторга, в которую я падал каждый раз, когда чувствовал биение ее сердца. Внезапно что-то внутри меня начало напрягаться. Кристина, чья рука все еще находилась на моей груди, мгновенно отстранилась и, приподняв меня, провела рукой по моей спине. Я задохнулся от кашля, который довольно резво согнул меня пополам. Я кашлял, краем сознания ощущая ее руки, бегающие по моей груди. Казалось, что еще чуть-чуть, и она пальцами дотронется до моих легких. - Гаара… Как ты? – чуть погодя, когда я почти закончил кашлять, спросила куноичи. Я качнул головой: мол, в порядке, ничего со мной не случилось. Дышать стало гораздо легче, да и легкие не так болели. Кристина вздохнула и аккуратно провела рукой по моим волосам. Она часто так делала… Наверное, они ее чем-то притягивали. – Я поставлю тебя на ноги за неделю, но ты должен обещать, что будешь соблюдать все докторские рекомендации… - сказала она. Я сидел, с недоумением смотрел на нее и удивлялся, насколько быстро она из ласковой кошки превращается в хладнокровного, держащего себя в руках врача. – Сейчас Нанике-сан принесет тебе лекарство. Оно ужасно гадкое, зато действенное. Выпей его, пожалуйста, и постарайся поспать, хорошо? – спросила она, не отводя от меня глаз. Я только и сумел кивнуть, заворожено глядя на своего лечащего врача. Такая… странная. – Если будешь в состоянии - Канкуро и Темари давно рвутся тебя навещать. И, - я заметил, как лицо Кристины помрачнело, - Мацури тоже. Я напрягся. Мацури… Как я не подумал. Наверняка она очень за меня беспокоилась… - Она наговорила тебе гадостей? – выдавил я, чувствуя, что, даже если это и так, Кристина ни за что мне об этом не скажет. К счастью, реакция куноичи оказалась куда красноречивее, чем если бы она что-то сказала. Темные брови взлетели и скрылись в густой челке, а глаза были полны такого неприкрытого недоумения, что я даже вздохнул с облегчением. - Вовсе нет, - Кристина пожала плечами. – Вроде как она даже ничего… Правда, мы виделись всего дважды за эту неделю. Она принесла мне документы, с которыми надо было разобраться, а во второй раз я увидела ее, когда она разговаривала с Канкуро. - Ясно… - сказал я, беспокойно скосившись на дверь. Кристина истолковала мой взгляд по-другому. Она дотронулась до моего лба, проверяя температуру, недовольно поморщилась (по-видимому, она все же была), поправила мне подушки и пошла к двери. Я даже растерялся, хотя в глубине души я был просто неимоверно счастлив, что она здесь, со мной, был просто убит, потому что она настолько измоталась за эту неделю, и ее поцелуй все еще горел на моих губах, словно она только что таврила меня клеймом. У двери она обернулась. Посмотрела на меня так тепло, что у меня даже дыхание сперло. - Пойду, посплю немного… Я загляну позже, ладно? – спросила она. - Спасибо, - выдавил я. Сердце колотилось, норовя протаранить грудную клетку. Сейчас… - Кристина-сан… Я скучал по тебе, - тихо сказал я. Сказал, и чуть было не вжал голову в плечи, чувствуя себя мальчишкой, который может пожалеть о своих словах. И теперь мне либо дадут конфетку, либо угостят шваброй по лбу. Совершенно дурацкие сравнения, но я Казекаге, а не поэт. К моему облегчению, Кристина улыбнулась и, шепнув «я тоже», удалилась. Там, в коридоре, она просила Нанике принести мне лекарство. Я бухнулся на взбитые ею подушки, посмотрел в потолок. Внутри было пусто, но пустота не казалась мне чем-то страшным. Это была та самая счастливая опустошенность, после которой больше не хочется никаких ощущений. Теперь мне хотелось только одного – заснуть до того, как из воздуха, окружавшего меня, выветрится запах ее свежих духов. Казекаге Деревни Скрытой в Песке влюбился по самое не хочу…