Сон наяву 2. Право на оправдание.

Я разобрала вещи и взглянула на часы, висевшие на стенке над креслом. Прошло лишь полчаса. Я уселась в кресло и, недолго думая, стащила с полки ближайший толстенький том. Книга была приятная на ощупь. Обложка из натуральной кожи, которая в ладонях мгновенно стала мягкой и податливой. Я открыла книгу и посмотрела на первую страницу. Она была выдрана. Я хмыкнула и посмотрела на вторую. Верхняя часть ее была размалевана какими-то каракулями и закорючками. На верхней стороне страницы была видна часть чьего-то размышления. «Суета и низменные желания на миг пересилили моей души прекрасные порывы. Такое сплошь и рядом происходит с великими умами. Даже самый гениальный человек добрую половину дня находится в плену у собственной глупости…» Я невольно согласилась и продолжила читать течения чьих-то мыслей, даже не заметив, как быстро пролетело время. Правда, некоторые наблюдения я не очень понимала. «Знаешь, что такое настоящая ирония? Это когда ты несчастен, но несчастье подмерзло уже и покрылось льдом. Потом живой слой, кусочек души – и снова лед. И так много раз. А сверху, на мерзлоте, под холодным солнцем распускаются белые цветы иронии…» Послышался едва слышный стук в дверь. Я нахмурилась, посмотрела на часы. Почти время… Встала, сжала книгу в руке. - Входите, - негромко сказала я, с опаской глядя на дверь. Та легко и бесшумно открылась, и через секунду передо мной стояло четверо. Я сглотнула, не сводя глаз сразу с четырех. Трое из них – высоченные и здоровущие. Четвертый – ниже их почти на две головы, но от этого не ниже меня. Даже выше где-то на голову. Мне польстило то, что эти с виду опасные люди не вынесли дверь, а постучались. Они были одеты в длинные темные плащи с глубокими капюшонами, которые не давали возможности увидеть их лиц. Четверка что-то тихо обсуждала друг с другом, стоя ко мне полу боком. Самый низкий из них кивнул товарищам и сделал несколько шагов в мою сторону. Я отшатнулась, книга в моей руке дернулась. Казалось, что руки этих людей могут непринужденно скользнуть по темным складкам плаща, и через секунду у каждого будет длинный жертвенный кинжал. Направляющийся ко мне виновато вздрогнул, остановился и примирительно протянул правую руку. Я задумчиво облизала пересохшие губы, медленно положила книгу в кресло и, шагнув вперед, приняла приглашение руки. - Не бойтесь, Кристина – дана. Мы не причиним вам вреда, - из-под капюшона человека, который протянул мне руку, послышался низкий, слегка хрипловатый голос. В голове пронеслась мысль о том, что если говорят «не беспокойтесь, мы вас не обидим», то повод волноваться точно есть. Пронеслась и исчезла. Как только я приняла приглашение руки, мое тело наполнилось легким спокойствием и даже невесомой сонливостью. Рука была теплая и гладкая, приятно успокаивала и внушала доверие… Мы спускались вниз по ступеням, так же держась за руки. Я мысленно считала ступени, косясь на провожатого. Остальные трое шли за нами вслед, приотстав лишь на несколько десятков шагов. - Как вас зовут? – полюбопытствовала я, остановив счет на 79 ступеньке. - Юраги, - донесся из-под капюшона негромкий, слегка хрипловатый голос. - Вам ведь не запрещено со мной разговаривать, да? – снова спросила я. Фигура в плаще кивнула. – Сколько вам лет? - Мне 20 зим. - У вас день рождения зимой? Вот здорово, - улыбнулась я. – У меня осенью. - И какая осень у тебя впереди? - Восемнадцатая, - ответила я, снова продолжив считать ступени. 123. – А ты покажешь мне свое лицо? – спросила я, перейдя с Юраги на «ты». Рука, державшая мою, слегка вздрогнула. Капюшон повернулся ко мне. - Обойдешься, - буркнул Юраги. В его голосе послышались лукавые нотки. В глубине капюшона свернуло два изумрудных глаза. - Обойдусь, так и быть, - согласилась я, подумав о том, что это не справедливо. 150 ступенек ровно… Мы вышли на широкий двор. Я ошалело обвела глазами окружающую меня местность. Люди. Очень много людей плотным кругом окружили меня. Я стояла ровно посередине, вокруг меня ровным квадратом встала та четверка, которая меня забрала. - Не бойся, - ободряюще шепнул Юраги. - Отстань, - огрызнулась я, пряча ухмылку за волосами. На меня жутко давила эта тишина, образовавшаяся вокруг. Неожиданное прикосновение заставило меня вздрогнуть. Старец Вицу неизвестно когда успел появиться и в кругу, и в квадрате, и теперь спокойно стоял напротив меня, сжимая в руках пузатую глиняную миску. - Встаньте на колени, пожалуйста, - негромко сказал он. Я скривилась. – Это не попытка покорить вас или заставить встать на колени. Вы просто должны преклониться перед своими стремлениями. Встала на колени и посмотрела сквозь монаха. Когда мне что-то не нравится, я начинаю смотреть сквозь вещи. То есть, вроде, как и смотрю на них, но не замечаю. Вицу принялся что-то бормотать. Окунул длинные пальцы в миску, и принялся водить ими по моему лбу, выписывая нечто мне непонятное. Я зажмурилась: то, во что старец окунал пальцы, обжигало мой лоб и причиняло боль. «Еще немного потерпи» - пронесся в голове чей-то голос. Я сжала зубы, чувствуя, как по моему бедному лбу что-то гуляет, поджаривая, царапая и выжигая. - Все, Кристина – дана. Дело за малым – встаньте и поклонитесь на четыре стороны, - сказал, наконец, Вицу. Я молча встала. Поклонилась в одну сторону, в другую. В третью. На четвертую сил еле хватило. Моя голова кипела, лоб пылал. Было такое чувство, будто еще чуть-чуть – и мои мозги польются из ушей. Когда я поклонилась на четвертую сторону, силы испарились вовсе. Ноги подкосились. Я взмахнула руками и начала медленно падать. Как-то слишком медленно. Кто-то подхватил меня на руки. Я закрыла глаза. Перед тем, как сознание покинуло меня, я услышала вопль окружавшей меня толпы. «Отравили» - мелькнула запоздавшая мысль, которая тут же скрылась в пустоте…. Я не знаю, через сколько времени я очнулась. Тело было тяжелое и непослушное. Голова раскалывалась, лоб пылал, в глазах плыло. Я села и положила руку на лицо. Но вместо кожи пальцы нащупали какую-то странную поверхность. Я поводила рукой по лицу, готовая взвыть от ярости. Маска! На меня надели маску! Какого черта им это понадобилось! Маска была похожей на те, которую носили члены АНБУ. Только начиналась она на переносице. Я протянула руку и схватилась пальцами за ее край, но позади раздались тихие шаги. - Не стоит этого делать. В моей комнате у самой двери, сложив руки на груди, стоял юноша. Высокий, стройный и красивый юноша, очень изящный и, в какой-то степени, женственный. У него были темно каштановые волосы до плеч, насыщенные изумрудные глаза, в которых плескалась тоска и отчужденность, и большой шрам поперек переносицы. - Юраги? – растерянно произнесла я, дернув себя за темную прядь. – Ты ведь Юраги, да? Парень удивился, но кивнул. - По голосу узнала? – спросил он. Я покачала головой. - По изумрудным глазам. Юраги удивился еще больше, но промолчал. - Почему мне нельзя снять ее? – спросила я, концентрируя в руке чакру и впуская ее в виски. Головная боль неохотно, но стремительно отступала. - На посвящении твое лицо помазали единственным в своем роде эликсиром. Он сделан из масла олфейского карликового дуба, который достигает в высоту всего лишь 50 см, и 15 см в ширину. Олфейский дуб растет всего 2 раза в сто лет, поэтому его масло является крайне редким. Мало кто знает о его свойствах. - Каких свойствах? – удивилась я. Юраги задумчиво посмотрел на меня и отвел глаза. - Оно впитывается в кожу человека на срок его посвящения. Твой срок – две недели. Только вечером на 14 день тебе можно будет снять маску. Масло постигает тело и душу человека, его разум и намерения. Соответственно с его наблюдениями, в конце посвящения на теле каждого появляется руна. Иероглиф, знак – называй, как хочешь. Эта руна показывает сущность человека, направляя, таким образом, его будущие действия. Руна добра будет помогать человеку творить добро, не допуская злых умыслов, награждая нарушителя мучительной головной болью. - А у тебя есть руна, или твой срок посвящения еще не окончился? Юраги молча повернулся ко мне спиной и поднял рубашку. На лопатке у парня красовался небольшой изящный иероглиф красного цвета. Прикольная закорючка. - Мой срок окончился два года назад. Значение моей руны – откровение. Я невольно пожалела парня. Если я правильно поняла, то с руной ему не повезло. Ведь ни соврать, ни скрыть… - Если твой срок окончился, то почему ты все еще здесь? - Я ждал тебя, - последовал короткий, но вполне ясный ответ. Я нахмурилась. - Не поняла юмора. Ты меня впервые видишь! Юраги покачал головой. Он подошел ко мне, сложил печать, собрал в правом указательном пальце чакру и приложил его к моему лбу. Я видела его глазами. Вокруг был пожар, то и дело рушились стены, и мелкие камни падали на голову сверху. Рядом лежали раненные люди. - Итачи, придурок, - я с удивлением услышала свой голос и скосила глаза в его сторону. – Как ты только можешь прийти и перебить ни в чем не повинных людей! – злоба и ярость сквозили в каждом слове. Та, которая обливала грязью сидевшего на трупе в тени Акацка, наклонилась надо мной. - Эй, парень, не умирай, - прошептала девушка, наклоняясь надо мной. – Умереть всегда успеешь. Тебе жить надо. Давай-ка подлечим тебя. Девушка собрала в руках чакру и принялась залечивать тяжелые раны на руках, груди и в боку. Кровь залила все лицо. Девушка, отдуваясь, водила руками в разные стороны. То и дело мелькала ее зеленая чакра. Потом она склонилась к моему лицу и покачала головой. Ласковые пальцы пробежались по переносице. – Я подлечила твои раны. Кровь остановила, шрамов на теле не будет. С твоим лицом труднее. У тебя на переносице будет вечный шрам. Прости, - извинилась девушка и в тот же миг зеленая чакра ослепила глаза… Я судорожно глотнула воздуха, схватившись за спинку кресла. Воздуха в легких панически не хватало. Но, не смотря на это, я скосила глаза в сторону Юраги. Тот выжидающе смотрел на меня, словно ожидая реакции. Я покачала головой и уселась в кресло. Странно, но я совсем не запомнила этого момента. Может потому, что он не был важен для меня. - И чего ты от меня ожидаешь? – тихо спросила я, посмотрев на Юраги. Тот поднял бровь, и я чуть не вздрогнула от изумления: у него это получается еще изящнее и лучше, чем у Саске! - Явно не того, что ты бросишься мне на шею с воплем радости от встречи, Кристина – дана, - буркнул юноша. - Мечтать не вредно, - парировала я. – Это все очень мило, но мой долг, как врача – спасать жизни людей. Ты – человек. И я просто не могла не помочь. Эта была всего лишь помощь. Ничего больше. - Это я уже понял. Но только вот если для тебя это ничего не значит, то для меня значит многое, - ответил Юраги, продолжая сверлить меня изумрудными глазами. – Если бы не ты, то я бы не ушел из учеников. Жизнь покидала меня, а ты вернула ее, оставив на прощание этот шрам, - изящная рука пробежалась по шраму на переносице. Я нахмурилась и покачала головой. - Что же… Я не имею ничего против благодарности. Но не надо превращать это в фанатизм. Ничего кроме шуганья и отвращения это у меня не вызовет. Юраги скривился. - Фанатизм? Разве ты знаешь меня достаточно, чтобы утверждать, будто я способен быть фанатичным? - Аналогично! – рявкнула я. – А ты знаешь меня достаточно, чтобы вот так вот бесцеремонно врываться в мою жизнь? Перестань маяться дурью и сделай что-нибудь стоящее. Научи меня драться, отблагодари за свое здоровье! - Как скажешь. Через 10 минут я жду тебя на поле, Кристина – дана, - едва слышно проговорил Юраги и, выйдя из моей комнаты, бесшумно прикрыл за собой дверь.