Сон наяву 2. Право на оправдание.

Я шла по лесу. Шла медленно и грациозно, словно по подиуму. Я утопала в ночи. Я была одна. Меня обнимала темнота. Я посмотрела наверх. Звездные капели ласково сверкали с неясного небосклона. Ветер… Не яростный и грубый, а ласковый и утешающий… Теплый и плотный, он не давал испугаться, а наоборот, нашептывал что-то нежное и до боли трогательно. Ветер коснулся моего уха. - Потанцуй, - прошептал он… Я снова посмотрела на звездное небо. Большая луна просверлила светлую кляксу на черном в блесточку фоне. В воздухе пронеслись странно знакомые ноты. Я усмехнулась и, широко расставив руки, закружилась… Звездное небо понеслось перед глазами… Я попыталась подумать, но не получалось. Невозможно было думать, когда вокруг тебя лишь тьма, облепленная звездами, ласково поющий ветер и мягкая мурава под голыми ногами. Накружившись, я утонула в высокой и нежной траве. Долго смотрела на луну. Такая большая и светлая… Что происходит с моим сознанием… Наверное, пережив столько всего, я стала душевнобольной, и теперь нахожу забвение в мирных снах… Не истязая свои мысли. Не тревожа душу. Не ссылаясь на внешние факторы для страданий. Во сне я свободна. Свободна жить так, как хочу я. Свободна видеть то, что хочу я. Мои мечты не разобьются, мое сердце не опадет прахом, мои желания дождутся лучшего пути их исполнения… Я вздохнула и села в траве, сложив голову на колени. С вышины ночного неба все еще раздавалась песня. Я вспомнила ее. Я сама придумала ее. Как-то, напевая ее на балконе, я считала ее песней души. Чуть мрачноватая, но искренняя… Спетая взахлеб, но чистая… Медленная, словно колыбельная, но и быстрая, словно порыв души… Позади меня послышались мягкие шаги. Я обернулась и вздрогнула… - Так и собираешься бежать от судьбы? Ты боишься боли? Он стоял напротив меня, мягко сверкая в темноте алыми глазами, в которых самодовольно парили три черные запятые, перевернутые вверх ногами. На брови была надвинута до боли привычная шляпа-грибок, лицо задумчивое и печальное. Знакомые даже на ощупь шрамы под глазами причудливо изгибались в зависимости от выражения его лица. И сейчас я отвечу ему так же, как отвечаю каждую ночь, на протяжении уже двух лет. И каждую ночь, чтобы мне не снилось, этот фрагмент вылезает уже невольно и я, словно профессиональный актер, удачно прошедший двухлетнюю репетицию одной фразы, свободно обладаю ею. - Ты спас меня тогда от смерти, но сам же обрек меня терпеть эту боль. Ты – мой вымысел. Я умру от силы своего воображения. И эта фраза уже режет уши, заставляя с пробуждением зажимать их руками и в течение нескольких минут медленно раскачиваться в кровати, глядя в пустоту. Потом уже машинально вытираешь заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони, встаешь. И, не ища в темноте мягких тапочек, на ощупь шлепаешь голыми ногами по коридорной плитке. Идешь на кухню. Там, не включая свет, наливаешь стакан ледяной воды из фильтра, залпом выпиваешь его. Затем еще один. И еще один. На четвертый места уже не так много, но появляется необходимость унять появившуюся дрожь. И вот, сидя на кухонном подоконнике, высунув ноги из открытого окна, я медленно размахиваю полным стаканом, порою выплескивая холодную воду на голые колени. Руки трясутся, тело замерзло, но, как неприкаянная, я продолжаю сидеть в этом проклятом окне, со стаканом отфильтрованной холодной воды. Сама собой шепчется в темноту ночного города какая-то дребедень. На лицо ложится тень уличного фонаря, стойко освещающего плотную ночную тишину двора. А в душе пусто. Ночной бриз приятен. Он медленно перебирает мои отросшие за два года темные тяжелые пряди. Где-то с неба подмигнет такая же одинокая звездочка, которая не может светить так же нормально, как и все остальные. - Родственная душа, - прошептала я, глотнув из стакана. – Сколько мне терпеть этот сон? За что он меня мучает? Может, ты знаешь, что мне делать? Может, кто-нибудь на небе, даст мне совет? Но только молчание в ответ. Я выплескиваю воду из окна, спрыгиваю с подоконника, ставлю стакан на стол и иду обратно в комнату. Мне тоскливо. Что-то терзает душу, не дает спокойно жить. Прошло два года, но не всегда это ощущается. Иногда посещает такое странное чувство… Будто из того мира я вернулась только вчера. А иногда – будто не была там уже лет 100! Если я вернусь туда, покинет ли меня мой терзающий сон? Даст ли он мне спокойно жить? Мне почти 18. Солидный, вроде как, возраст, который все равно не позволяет, не сказать «дитя дитем». Я нисколько не изменилась для себя, и уж тем более для семьи, которая жила рядом со мной все эти два года, а, следовательно, наблюдала мой рост и развитие. Что сказать о своей жизни в этот период? Ну, были времена и беззаботнее, да. Зато начинаю чувствовать себя более ответственной и уравновешенной. Появилось еще кое-что. Стойкость и увеличение умения держать язык за зубами. Бывало, что погрузишься в воспоминания. Вспомнишь что-то смешное, сидишь и глумишься. Светловолосое, до безобразия милое создание с глазами-васильками удивленно посмотрит и спросит: - Ты чего? На что ты махаешь рукой: - Да так, вспомнила. Однажды Нару… Потом резко запинаешься, отворачиваешься и качаешь головой. - Кто? – переспрашивает сестра. - Сон вспомнила, - начинаю врать я и одновременно придумывать какой-нибудь фантастически-уморительный сон, который якобы мне сегодня приснился. И так два года. Два года молчания, лжи и распиливания самой себя. Необходимость возвращения в тот мир я почувствовала уже зимой, когда сон становился все тревожнее и терзал все больше и больше. Но зиму я пережила как-то, не вернувшись туда. А вот весной, когда на улицу не хотелось выходить из-за ручьев и теплых, но далеко не чистых луж, грязи, странной духоты или неожиданного мороза, душа явно затребовала возвращения. Я думала об этом всерьез. Вернуться туда – значит снова вернуться в мир, где война и убийства - профессия, работа, за выполнение которой хорошо платят. Ужасные техники, кровь, вкус победы и горечь поражения, в 49 случаях из 50 заканчивающегося смертью. Но с другой стороны – это радость от встречи с друзьями, их искренность и надежность, стойкость и борьба за все лучшее. Этот мир словно зеркальное отражение нашего. Но даже он не может избежать разрушения, злобы и смертей… Я не могла не вернуться. Ведь я пообещала им. И Наруто, и Саске, и Сакуре, Песчаным, Цунадэ и Какаши. Но и вернуться я не могла… Не подготовленной. После моего триумфа (так я называю свой позор, который чуть не снес Коноху), Цунадэ сказала, что превращаться в девушку-кошку, принимать облик моей сущности, мне можно не чаще раза в месяц и то на 15 минут. Теперь у меня нет сил. Я не умею драться, применять трудные техники. За мной осталось только умение лечить. Вот и все, чем я могу похвастаться. Это значит, что я должна научиться всему заново. С нуля. Это будет сложно. Я уже все решила. Решила, что заново поднимать из пепла меня будут не Коноховцы. К ним я вернусь уже готовенькой. Не смотря на два прошедших года, на память я не жалуюсь. После всего того, что мне удалось прочитать в старинных коноховских манускриптах, тайком вытянутых из личной библиотеки Хокаге, я начинаю немного по-другому смотреть на слово «сила». Она ведь разная бывает. И духовная, и физическая. А если духовная и физическая сила равнозначна, она сливается в одну самую великую – силу созидания. Вот это сила. Всем силам сила. Такую бы и мне. Я хорошо подумала обо всем. И настала моя очередь выступать. Как жаль, что в Конохе нет Интернета. И мобила оттуда тоже не ловит. Очень жаль.