Сердце преисподней

      Неизмеримое черное пространство казалось бесконечной пустыней, не имеющей ничего, кроме простой глянцевой двери, стоящей посредине, лежащего под ней застывшего тела и неисчислимых горсток темного пепла, разносимых по пустырю тяжелым горячим воздухом, который, казалось, жил своей собственной жизнью, возникая из ниоткуда и стремясь в никуда.       Случайная и короткая вспышка света нарушила уединение неподвижного мрака и оставила после себя две фигуры.       Голубые глаза девушки смотрели решительно и твердо, но в их небесной глубине был заметен страх. Светлые легкие пряди щекотали ее тонкую шею, а она молча замерла, издали похожая на хрупкую фарфоровую статуэтку, готовую рассыпаться белой пылью от дуновения ветра. И все же в этом пронзительном взгляде светилась подлинная сила.       Рин стояла на обломках Ада, который сейчас был не более чем огромным черным пустырем, не имеющем краев и границ. Давящего безумия больше не ощущалось в этой потерянной между мирами бездне, и вокруг, казалось, не было вообще ничего, лишь угольного цвета прах устилал темный пол, делясь на ровные небольшие кучки. Ангел знала, что это, и старалась не касаться останков многочисленных демонов, погибших вместе с преисподней, которую они боялись, ненавидели и которой всецело принадлежали до конца своего безвольного существования. Ад всегда был лишь временным их пристанищем, и, возможно, теперь для этих грешных душ настал, наконец, Судный день.       Вдруг позади светловолосой девушки раздался тихий шорох.       – Нет... – застоявшаяся тишина оборвалась случайным резким вздохом, сорвавшимся с губ Гакупо.       Рин недоуменно обернулась к нему, но он уже не видел ее, не видел ничего: ни черного праха, ни двери, ни предостережения в глазах своей Госпожи... Ничего, кроме изломанного застывшего впереди тела.       Он сорвался с места, не дождавшись слов или приказа ангела, и за доли секунды очутился около девушки, которая в неестественной позе без движения лежала на черном полу, не превратившись в горстку пепла, благодаря лишь своему человеческому происхождению. Парень рухнул на колени рядом с ней и схватил мертвенно-бледные руки, зажав их в своих горячих ладонях, будто так можно было передать погибшей живительное тепло. Его плечи затряслись от сдерживаемых рыданий, и он рывком притянул к себе безвольно качнувшийся труп, впиваясь ногтями в белую кожу и едва слышно шепча, словно в полусне или в бреду:       – Гуми, Гуми... – его охрипший голос срывался, отказываясь служить своему хозяину, но тот продолжал бормотать бессмысленные тихие слова, – Только не ты, пожалуйста... прошу, не оставляй меня...       По его щекам покатились горячие слезы, которые он уже не в силах был остановить. Гакупо, как безумный в припадке бешенства, оторвал от себя безразлично-послушное тело и попытался заглянуть в закрытые посиневшими веками глаза, которые когда-то сверкали гордым изумрудным огнем.       – Нет! – сорвался с его губ истошный крик, потрясший тяжелый воздух безграничного пространства.       – Гакупо, – тихо окликнула своего слугу Рин, незаметно подойдя к нему сзади, – Успокойся.       Он застыл, еще сильнее сжимая пальцы, обхватившие плечи погибшей девушки, и боль его только усиливалась секунда за секундой.       – Успокоиться? – тихо вымолвил он дрожащим голосом и вдруг закричал: – Как, черт возьми, я могу успокоиться?! Она мертва, видишь ты или нет? Она мертва!       Рин лишь крепко сжала зубы и процедила сухо и коротко:       – На все воля Божья.       – Черт бы побрал твоего Бога! Он во всем виноват! Он один! – заорал Гакупо, вскакивая на ноги и впиваясь больным безумным взглядом в спокойное лицо ангела, – Мне теперь плевать на твой паршивый Рай, потому что ее больше нет! Мне теперь на все плевать... – он нервно расхохотался, с каждым мгновением все больше походя на сумасшедшего, – Я любил ее... Нет, люблю! Ты и представить себе не можешь, как сильно я ее люблю!       Рин подняла на дрожащего от исступления парня холодный взгляд и грозно сощурилась:       – Тебе позволили жить и продолжать служить Раю. Мы избавили тебя от страданий и от кары небесной. И как же ты смеешь сейчас так говорить про Господа нашего?..       Гакупо поднес руку к голове и с силой сжал свои длинные пряди, будто физическая боль хоть на краткий миг могла отрезвить его, но вместо этого только глубже ощутил свою потерю:       – Знаешь, я проклинаю этого Бога... Проклинаю, потому что мне нет до него никакого дела. Моим смыслом, моей жизнью давно уже стала она...       Их взгляды скрестились, подобно клинкам. Его – отчаянный, но злой, пронизанный болью и ужасом от гибели любимой; и ее – холодный и резкий, грозящий наказанием и заставляющий подчиняться. Это было короткое, но яркое противостояние, в котором победитель был определен еще до начала, но которое окончательно решило судьбу Гакупо.       Когда-то искренне преданный свету и своей Госпоже, он теперь страданиями и отчаянной ненавистью впустил в свое сердце ту безумную тьму, которая, казалось, погибла вместе с Адом. Но нет, мрак жалким изломанным сорняком заползал в полную праведного гнева и боли душу и оседал там, пуская свои цепкие корни и обвивая каждый трепещущий нерв бывшего слуги света.       – Ты пожалеешь, – сквозь зубы проронила Рин, отворачиваясь к двери.       Он знал, что она не отпустит его после всего, знал, что должен будет войти в эту черную дверь следом за ней, и потому бросил последний, полный боли и бесконечной любви взгляд на хладный труп девушки, которую когда-то звали Гуми. Ее тело осталось нетронутым и не превратилось в пепел, потому что смертоносное пламя могло погубить только демонов, а эта девушка все же оставалась человеком до самого конца, однако и это не спасло ее от гибели.       Гакупо уже чувствовал скользящие незримые оковы света, которыми его контролировала Рин, чтобы не дать сбежать и привести на суд к своим собратьям, и потому шагнул следом за ней к двери.       – Только помни, – вдруг с плохо скрываемой насмешкой и ненавистью заговорил он, обращаясь к блондинке, которая стояла спиной к нему и уже держалась за круглую ручку, – Дьявол прячется в тени каждого. Будь осторожна, может, он нашел убежище и в твоей...       – Тебе тоже нельзя забывать об этом, – тихо ответила она, стараясь сдержать дрожь.       Она уже чувствовала в нем то, чего сам Гакупо пока не замечал. Раньше было так просто и понятно, что его место за ее спиной на почтительном расстоянии от Госпожи, но теперь она боялась того, что росло в его сердце. Ад погиб вместе со своими приспешниками, но безумие и тьма неподвластны ни времени, ни смерти, ни даже свету. Они могут заползти в щель, забиться подальше, чтобы зализать свои раны, но они найдут себе очередное пристанище, и этим новым домом может оказаться любая страдающая и яростно ненавидящая душа, оказавшаяся поблизости. Ничего еще не кончено... Борьба между светом и тьмой будет продолжаться вечно.       Дверь подчинилась тонкой руке ангела и приоткрылась, обнажая растерзанную комнату, которая когда-то была сердцем преисподней. Девушка шагнула вперед, и следом за ней зашел Гакупо.       Внутри был настоящий разгром: пол устилали осколки зеркал и повсюду расползались багровыми цветами пятна крови. Среди общего хаоса лежали отдельные звенья красной цепи, изломленные и местами расплавившиеся от чрезмерного жара, около стены лежала потрепанная черная тетрадь, каким-то чудом не пострадавшая при крушении Ада, а неподалеку от нее...       – Господи... – едва слышно выдохнула Рин и сделала пару робких тяжелых шагов, двигаясь неловко и неуверенно, словно во сне.       Дойдя до небольшой горстки черного пепла, она медленно опустилась на пол, боясь пошевелиться лишний раз. Ее рука замерла над темным прахом, и из красивых голубых глаз, что всегда поражали своей решимостью и внутренней силой, брызнули горячие слезы. Она вся сжалась в комок и тихо заскулила, шепча имя брата, на которое свет когда-то наложил запрет. Ей никогда еще не было так больно, что бы он ни делал, как бы ни грешил, все это время он был жив, а сейчас перед ней лежали лишь его жалкие останки. И пусть мысленно ангел была готова к такому, пусть знала, что он, скорее всего, погибнет, но она страдала, чувствуя, как разрывается сердце от непереносимой боли, слишком сильной, чтобы дышать, слишком обжигающей, чтобы жить...       – На все воля Божья... – раздался вдруг на ее ухом полный издевки и злорадства голос Гакупо, – не так ли... Госпожа?       Она лишь крепче стиснула зубы.       Усилием воли заставив себя подняться на ноги, Рин и сама удивилась, как смогла на них удержаться и не упасть, ведь колени дрожали так, что казалось, будто она уже никогда не сможет сделать и шагу. Механическим, безжизненным движением девушка все же прошла вперед и подняла с пола черную тетрадь, затем прижала ее к груди, стараясь сдержать снова подступившие к горлу слезы, и замерла. Эту маленькую слабость она позволила себе лишь на секунду, простояв так в мыслях о погибшем брате всего несколько мгновений, однако даже такой малости ее бывшему слуге хватило сполна. Она отвлеклась достаточно, и сама не успела понять этого...       Рин еще раз осмотрелась, прежде чем покинуть развалины Ада и вернуться в Рай, но Гакупо уже нигде не было. Спохватившись, она стала оглядываться, призвала всю свою мощь, чтобы отыскать его, но он исчез, испарился, унося в своем ожесточившемся сердце частичку безумия, которым заразила его бессмертная тьма.       Всколыхнулся занавес света, и ангел тоже оставила черную пустыню, которая когда-то была пристанищем демонов.       Рин отправилась на землю, в один из скверов большого города, в котором все начиналось. Было прохладное туманное утро, предвещавшее начало трудного дня, начинал накрапывать мелкий дождь, но девушка не обратила на погоду внимания, хоть холодный ветер и заставил волну дрожи пробежать по ее бледной коже. Она спешила, потому что чувствовала – он уже здесь.       И в самом деле, неподалеку от резвящихся малышей на детской качели сидел высокий привлекательный парень с растерянной полуулыбкой, блуждающим взглядом ярко-синих глаз и растрепанными волосами того же неестественного цвета. Рин осторожно подошла к нему, и он поднял на нее удивленный взгляд, от которого ее сердце забилось чуточку быстрее.       – Я обещала тебе новую жизнь и выполнила свое обещание. Ты больше не связан с тьмой и... – она, неожиданно для самой себя, мягко улыбнулась, – ... и ты жив.       Парень растянул губы в ответной робкой улыбке и вдруг неуверенно заговорил, с любопытством рассматривая хрупкую светловолосую девушку, показавшуюся ему бесконечно очаровательной:       – Простите... Мы знакомы? – Рин изумленно распахнула глаза, застыв на месте от шока, а он продолжал: – Понимаете, я очнулся здесь, неподалеку, несколько часов назад и ничего не помню... Вы, кажется, знаете, кто я?       Блондинка растеряно смотрела на того, кто еще недавно был демоном, а он с нетерпеливым ожиданием уставился на нее. Наконец, она заговорила:       – Да... Тебя зовут Кайто...       – Вот как! Кайто... – повторил он, словно пробуя на вкус это имя, и вдруг улыбнулся уголками тонких губ, – Мне нравится. А ты? Твое имя?       – Рин, – тихо вымолвила она, готовясь придумать новую жизнь бывшему демону.       – У тебя красивое имя, – на его лице теперь играла широкая радостная улыбка, а глаза блестели с благодарностью и, наверное, даже с восхищением.       Девушка лишь усмехнулась, зная, что ему все сейчас будет казаться красивым и новым. Она уже предвидела поток нескончаемых вопросов, и в ее голове судорожно придумывалась судьба Кайто. Рин уже решила для себя, что, несмотря ни на что, будет помогать ему, но не могла пока определить причину этого своего решения и его последствия тоже оказались скрыты от нее. Впрочем, если бы она и знала, то все равно не смогла бы противиться столь сильному чувству, уже успевшему захватить ее сердце...       Вдруг что-то знакомое промелькнуло перед затуманившимся от раздумий взором ангела, и она пристальнее всмотрелась в спешащих куда-то людей, которые шли по широкой дорожке сквера. На тысячную долю секунды Рин увидела знакомые длинные бирюзовые волосы, робкий, но полный тайной силы светлый взгляд, и этого оказалось достаточно, чтобы узнать. Тонкая фигурка девушки быстро скрылась в толпе, будто почувствовав, что существует опасность быть замеченной, но блондинке хватило того краткого мига, и теперь ангел пребывала в полной уверенности, что Хацуне Мику до сих пор жива.       Эта душа была чистой и непогрешимой, она заключила договор со светом даже раньше, чем согласилась помогать грешнику. Она приняла священный кинжал от ангела и поклялась уничтожить предателя, но это был лишь запасной план. Рин надеялась вовремя попасть в преисподнюю и помешать брату своими силами, однако Ад оказался непредсказуем. Мику, невинная, преклонившая колени перед Раем, скрепила себя кровавой цепью с грешником, исполнила небесный приговор, но при этом очернила свою душу, пройдя семь кругов Ада и совершив огромный грех – убийство клинком света.       В ее душе переплелись силы мрака и неба, добро и зло даровали ей свою мощь, и никто не смог бы сейчас сказать, чего в ее сердце оказалось больше. Одно лишь было ясно: она обладала теперь особым могуществом, неясным, но, очевидно, великим. Таким, что смогла избежать гибели во время крушения преисподней и скрыться от вездесущих слуг Рая...       Рин устало прикрыла глаза, не обращая внимания на обеспокоенный взор Кайто, и крепче сжала в руках черную тетрадь, которую забрала с собой из Ада. Подняв ее к лицу, девушка посмотрела на безликую обложку и открыла самую последнюю страницу, исписанную ломким, прерывающимся подчерком. Блондинка знала, что ее брат провел последние часы в агонии, что он был в бреду, но не переставал писать, и она чувствовала, как на глазах снова закипают слезы от неровных безумных строк, в которых говорилось о Хацуне Мику.       Небо осветилось бледным и приятным сиянием, и неожиданно хлынул дождь, размывая и без того неясные слова, однако ангел, не видя больше ничего вокруг, все же смогла прочитать финальные фразы, завершающие черный дневник:       «… И я шел, не поднимая глаз, чтобы не ослепнуть, и буду идти, наверное, вечность… Следуя за ней, словно за солнцем, греющим мою истлевающую душу, но не обжигающим ее… Похожая на яркую звезду в темном безрадостном небе, она прокладывает путь добру и озаряет все мягким нежным сиянием, слишком благим для меня. Она ведет за собой такого грешника, как я… ведет по дороге мира, ведет к покою, которого я не заслужил, и улыбается так ласково, что я предаю забвению все нечестивые помыслы, когда-либо владеющие мной… Она для меня выше ангелов, выше бога. Она – сам Свет»