Способности

Мама. Простое слово: два слога и четыре буквы. Но сколько в нём сокровенного, личного и любимого. Мама — первое слово, которое произносит ребёнок в своей жизни. По крайней мере, в большинстве случаев — Мари, например, первым произнесла слово «папа». Да. Обычное и ничем не примечательное слово. И такое желаемое. Вот только в семействе Бишопов оно весьма большая редкость. — Мари, поможешь мне с домашним заданием? — Конечно, Сэм. Мария редко его произносила, будучи подростком — дурные отношения с пьющей матерью и юношеские обиды на неё же никак не способствуют закреплению положительных эмоций на слове «мама». Впрочем, явный фаворитизм в детстве в сторону старшего брата тоже. — Мари, я случайно чашку разбила! — Не плачь, Сэм. В этом нет ничего страшного. Новую купим! Ещё более красивую и удобную… И уж точно мадемуазель Бишоп не ждёт услышать его в свой адрес. Да и вообще не ждала: детей своих у неё нет и не будет. А приёмная девочка и за мать-то не считает — тяжёлые годы в детдоме без родителей, отсутствие ассоциаций и прочая психологическая лабуда сделали своё грязное дело. — Мари… — Мари! — Мари? Вот в чём вся загвоздка. Просто «Мари». Не «мама Мари», не «тётя». Просто, со вкусом горечи и тихого разочарования. Девочка, ставшая ей такой родной, её лучиком света в безрадостном сером мире, не видит в ней свою любящую и любимую маму. Обидно — не то слово. Но ничего не поделаешь. Жизнь вообще во многом обидная и несправедливая штука. Приходится терпеть. И, возможно, надеяться, что когда-нибудь светлая малышка всё же скажет это сокровенное слово. — Мари, ты не против, если я Уолтера буду дедушкой называть? И, глядя во внимательные и хитрые глаза дочки, Мари с улыбкой кивает. Кажется, лёд трогается. — А почему дядя Питер не приглашает Оливию на свидание? Она же ему очень-очень нравится. — Потому что, милая, дядя Питер — дурак. Хотя, трогается он не так быстро, как хотелось бы мисс Бишоп. — Тебе не кажется странным, что Сэм называет Уолтера дедушкой, меня дядей, а тебя мамой она называть не хочет? — Питер, Сэм четыре года провела без родителей и даже не знала, что значит слово «мама». Придёт нужный момент, и она всё скажет. А пока не трогай её. — Думаешь, что терпение поможет? — Кстати, о терпении. Ты когда Лив на свидание позовёшь? А то уведёт её какой-нибудь наглец прямо из-под твоего носа… Брат лишь фыркает, открывая дверь перед сестрой. В вестибюле их уже ждёт агент Данэм, а парой этажей выше — труп с разорванными венами. Хорошее начало хорошего дня.

***

Это были безумно тяжёлые сутки! Умный вирус, вырвавшийся из недр Земли. Смертельный карантин. Заразившийся Питер, едва не убивший их с Оливией. Брат, знающий о своей младшей сестре всё. Наговоривший много чего дурного в болезненном угаре. Глупая, бедная, маленькая Мари. Фрик, знающий всё наперёд, вокруг которого люди только и делают, что гибнут… Кусая и без того кровоточащие губы, Мари поворачивает ключ в замке и тяжело открывает входную дверь. Знал бы Питер, который ещё несколько дней в больничке проваляется, как сильно (и вновь) ранил свою младшую сестру. Впрочем, чему тут удивляться? Питер Бишоп — дерьмовый старший брат. Это не для кого не секрет. Слёзы сами текут из глаз, ноги подгибаются. Стыдно, конечно, показываться Изабель, которая по доброте душевной присматривает периодически за Сэм, в таком во виде. Но и сил сдерживаться больше нет. Это был очень трудный день, набитый под завязку переживаниями. И Мари садится на дощатый паркет, не сдерживая слёзы злости и обиды. Топ, топ, топ… Босые пяточки стучат по скрипучей, старой лестнице. Мари поднимает заплаканный, затуманенный взгляд на хмурящуюся, ещё сонную Саманту, стоящую напротив, точно безмолвное сопящее привидение в длинной белой ночнушке. Почему она ещё не спит? Или это Мари её разбудила своей позорной истерикой? — А почему ты плачешь? — как и всегда, строгий и прямой вопрос. Мисс Бишоп слабо улыбается, представляя, каким серьёзным агентом ФБР её девочка может со временем стать. Достойная смена Оливии и Бройлзу растёт. И прямо у них под носом. — Тяжёлый день, малышка. Ужасно тяжёлый день… — А где дедушка и дядя Питер? — Сэм хмурит бровки смешным домиком. Какой славный и крайне дотошный ребёнок. — Питер в больнице, — голос против воли собственной хозяйки начинает противно дрожать, становится жёстким, неприятным.- Дедушка сейчас с ним. Слёзы вновь застилают глаза, стекают по щекам. Наверное, Мари сейчас на пугало похожа: растрепанная, бледная, с размазавшейся тушью. Не пример для подражания — это точно. Но Саманта, странно тяжело вздохнув, вдруг забирается к Мари на колени и обнимает опекуншу чуть пухловатыми ручками за шею. Неожиданный жест: Сэм не любит обниматься. Впрочем, она ещё больше не любит, когда рядом кто-то плачет. — Не плачь, пожалуйста, — девочка некоторое время молчит, сопя в ухо, прежде чем сказать одно заветное слово.- Мама. — Не буду. Обещаю, — Мари впервые за вечер с натяжкой улыбается, обнимая дочку в ответ. Хотя, ей хочется вновь заплакать. Но на этот раз от радости. Всё же этот застарелый лёд тронулся. Мари стала для Саманты настоящей мамой.