Друзья или...

Наконец-то мир и покой. Но она не ушла — нет! Она открыла дверь, ведущую во двор, и завизжала: — Кто-то украл мое белье! — Я принес твои вещи в дом. — Ты взял мое белье? Зачем? — Потому что… потому что оно высохло! — Так где же оно? — Не знаю. — Как можно думать о белье, когда «Янки» в беде? Лео постарался сосредоточиться. — Я… я, кажется, оставил твои вещи в ванной. — Объясни, пожалуйста, зачем тебе понадобилось брать мое белье в ванную? — В голосе Алисы зазвучали металлические нотки. Дракас швырнул газету на стол: — Мне ничего не понадобилось. Я забыл, что эти проклятые тряпки у меня в руках. Господи, Фамилия , не смотри на меня так, будто я извращенец. — Я не смотрю! — Смотришь! — Я не смотрю! — Смотришь! — Я не смотрю! — Смотришь! — Я не смотрю! — Смотришь! — Я не смотрю! — Смотришь! — Я не смотрю! — Смотришь! — Нет! — Господи, ты когда-нибудь уйдешь на работу? — Прямо сейчас. Не устраивай истерику. — Я не устраиваю. — Устраиваешь. — Нет. — Да, да, да! Алиса, похоже, забавлялась. Франц Леопольд поджал губы. Больше она из него ни слова не вытянет. Вот теперь она точно уйдет. Но она не уходила. Почистила зубы, потом удалилась в свою комнату, вышла, снова вошла, вышла и чисто по-женски воскликнула: «Ах, надо же!», вероятно, что-то забыв, снова вернулась к себе, вышла. Он слышал, как застучали по кафельному полу ее каблучки, затем она снова возникла на пороге кухни, на сей раз с папкой для бумаг, прямая и гордая, как флагшток. — Я просто хочу, чтобы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты меня приютил, — сказала она с веселой спонтанностью древнегреческого посланца, принесшего весть о резне в Спарте. Лео пробурчал нечто невразумительное. — Может, в качестве жеста доброй воли я могла бы тебе приготовить сегодня ужин? О нет. Так легко ей его не поймать. — Я ужинаю не дома. — Вот альтернатива: я обнаружила в своей комнате множество сломанных электроприборов. Могу отнести их в ремонт, если хочешь… — Нет. — Эти женщины хитрее самого дьявола. — Мне это совершенно не нужно. — Тебе нравятся сломанные утюги? — Очень даже. — И сломанные будильники? — Я страстно их люблю. — И разбитые… — Я люблю все, кроме разбитых пластинок. Не нуди, Алиса. Мне не нужна жена, иначе я давно бы ее завел. — Жена, в единственном числе? Лео, ты тронулся. — Послушай, тебе что, некуда пойти? Куда-то вроде публичной казни? Ха! Вот что ее доконало. Она взбила волосы — то, что от них осталось, — и повернулась на каблуках. Она уходит! Тук-тук — стучат каблучки, — одна из пяти тысяч пар, что она складировала у него в кабинете. Он услышал, как открылась входная дверь, шум машин с улицы и… тишина. Часы отбивали секунды, и он с нетерпением ждал, когда наконец хлопнет входная дверь. Но так и не дождался. Голову распирало от напряжения, еще немного — и отлетят уши. Чего она ждет? Не выдержав, Дракас встал из-за стола и пошел посмотреть, что происходит. Она стояла на пороге, опустив голову и придерживая ногой пузатую сумку такого размера, в которой белке впору устроить зимний склад орехов. Зачем женщинам сумки, в которых они ничего не могут найти? — О Лео, — пролепетала она, — у тебя есть мелочь на автобус? — Нет, нет у меня долбанных четвертаков для твоего долбанного автобуса! Алиса подняла голову и посмотрела на него как-то странно, даже испуганно. Но тут же распрямилась, повесила на плечо сумку, шагнула за порог и, одарив его ослепительной улыбкой, проворковала: — До свидания, миленький. Удачного тебе дня в офисе. Ты не поцелуешь меня на прощание? Франц Леопольд захлопнул дверь перед самым ее носом.