Nam omnia alia

Широк и желт вечерний свет, Нежна апрельская прохлада. Ты опоздал на много лет, Но все-таки тебе я рада. Сюда ко мне поближе сядь, Гляди веселыми глазами: Вот эта синяя тетрадь — С моими детскими стихами. Прости, что я жила скорбя И солнцу радовалась мало. Прости, прости, что за тебя Я слишком многих принимала. 1915 ©Анна Ахматова

Алиса неподвижно лежала на кровати в своей комнате. - Я смог остановить кровотечения, - шепотом произнес Рустам, извещая Шевцова, сидящего у кровати внучки. – Но боль не уберу. Надо знать причину, а… - Этим уже занимаются, - строго произнес Иван. – Иди. Мужчина кивнул и вышел из комнаты, столкнувшись в дверях с Тёмой. Парень прошел чуть дальше от порога, но к кровати подойти не решился. - Что с ней? Она поправится? – взволнованно, более оживленно, чем Шевцов произнес он. - Поправится, - мрачно произнес он, сжав руку девушки. Алиса не отреагировала, она до сих пор пребывала без сознания. Они так сильно отвлеклись на разговоры о деле, что только через пару секунд заметили, как девушка рухнула на пол. За это время она успела потерять достаточно крови, о чем сейчас свидетельствовал очень бледный цвет лица. Рустаму едва удалось остановить кровотечение. Иван пристально смотрел на то, как тихо то поднималась, то опускалась грудная клетка внучки, боясь, что она может остановиться. Он не понимал, что произошло, но дело тут было явно не в болезни. Узнав, что произошло, Маша скрылась в дверях и до сих пор не отзвонилась. Мужчина уже начинал волноваться. А вдруг это нельзя исправить? Вдруг она умрет? Нет. Этого он не допустит. Внучка стала самым дорогим для него человеком. Единственным, кто отдавал ему в разы больше заботы, в сравнении с той, что получал. Только благодаря ей он до сих пор жив. - Лиса*, - прошептал он, положив руку на её лоб. Девушка дернулась и застонала в голос, начиная извиваться от боли. Артем, все еще стоявший неподалеку, тут же подбежал к ней и попытался совместно с Шевцовым уложить девушку на место. Он знал, что каждое движение приносит ей невыносимую боль. Алиса распахнула глаза. Её зрачки налились кровью, став темно-красными, но ни Артем, ни Иван не испугались, будто бы зная, что именно так все и будет. - Мам, скорее, - простонала Маша, ерзая на месте. – Время не ждет. Эдит спокойной перелистнула очередную страницу огромной книги, занимавшей почти весь стол. - Время не ждет. Оно ползет, причем так медленно, что всегда успеешь догнать, перегнать и подождать, - философски изрекла женщина, водя пальцем по строчкам книги. – Вот, нашла. Фантом в зеркале, - Маша вытянула шею, как любопытный ребенок и посмотрела в книгу, с которой мать всю жизнь пылинки сдувала. – Послать блуждающий фантом в зеркало очень просто, скорее всего, это был именно он. - Что это? – натолкнувшись на злой взгляд матери, Маша сделала виноватый вид. Она все детство учила ее этим магическим премудростям, но девочке больше нравилось стрелять по банкам, чем запоминать информацию про призраков. - Посылаешь фантом в зеркало. Он может передвигаться по всем отражающим поверхностям в пределах одного дома и принять, чей угодно образ. В вашем случае образ фантому навязали, - спокойно пояснила Эдит. – Он явился определенному человеку, принял тот вид, который был нужен покушавшемуся. Проблема в том, что если разбить отражающую поверхность в то время, когда фантом будет в образе, пострадает тот человек, чем образ был принят. - Что мне делать? - Найди то, что разбили. Соберем осколки и вытащим фантом оттуда. Иначе Алиса не поправится. Маша кивнула и быстро выбежала из дома. Соня лениво потерла глаза. Казалось, что она спала вечность и все равно не выспалась. Девочка спустилась по извилистой лестнице, держась за поручень. В гостиной на диване сидел Максим, рассматривая альбом, принесенный ему бабушкой. Соня вздохнула, прошла вперед и села рядом с ним. - Узнаешь кого-нибудь? – тихо спросила она, все еще пытаясь протереть глаза. Максим посмотрел на сестру, затем снова на фотографии. - Кроме мамы никого, - честно признался он. Соня перелистнула несколько страниц вперед и указала на фото в самой середине. На нем была изображена совсем молодые Маша и Дима. Теперь парень узнал и отца. Того самого человека из его воспоминаний. - Они с мамой работали в одной из лабораторий. Она была не такой уж и большой по количеству работников, но значимой. - Что они делали? – Максим перевернул очередную страницу. - Работали против фашистов. Те изобретали вирус, эти тут же антивирус. Это была война до поры, до времени. - А что потом? Соня вздохнула. - Их рассекретили. Тебе тогда было шесть, ты был тут, у бабушки с дедушкой. Мама поехала на работу, папа тоже, но не из дома, как обычно, а из офиса. Его выследили по дороге, маму в лаборатории, остальных сотрудников тоже схватили. - Мама тогда была на третьем месяце беременности, - медленно произнес он, удивляясь тому, что он и это вспомнил. Соня кивнула. - Папа умер в подземелье, потерял много крови. А маме сделали операцию, - Соня внимательно посмотрела на свои пальчики, в сковырнув кожицу. - Какую? - Забрали эмбрион. На опыты. Тебя украли у бабушки, её тяжело ранили. - Потом? – уже более настороженно произнес он. Эта история нравилась ему все меньше и меньше. - Маму с трудом удалось спасти, потом несколько месяцев депрессии, потом один человек вычислил те эмбрионы, что были изъяты у его работниц… - Среди лаборантов была еще одна беременная? - Да, на шестом месяце. Он вычислил и выкрал их, помести в инкубатор. - Ребенка принесли маме, и она захотела жить, - догадался Максим. Парень обнял сестру за плечи. - Ребенок, тебе велели таблетки выпить. Соня кивнула и совсем расслабилась, положив голову на брата, похоже, снова укладываясь спать. - А то, что ты говорила в лесу это… - Правда, - с закрытыми глазами кивнула девочка. – То, что я дочь двух самых жестоких убийц города. А ты их сын, - последняя фраза прозвучала с легкой издевкой. Это задело Максима. Он до сих пор не мог поверить во все это. Маша не могла быть убийцей, нет, точно так же как и отец из его воспоминаний. Они были добрыми, заботливыми, совсем не похожими на бездушных киллеров. Впрочем, для детенышей львы тоже не безжалостные хищники, не цари зверей. Они родители. - Мама всегда говорила, что первый раз они увидели друг друга через прицел винтовки, и оба не смогли выстрелить, - девочка засмеялась. – По-моему, это романтично. - Почему я ничего не помнил? – растерянно продолжил свой допрос Максим. - Не знаю, Алиса говорит, что, возможно, тебе стерли память. У них есть прибор, способный на это. А тот шок, который ты испытал в подземелье, в ту ночь, дал толчок к воспоминаниям. - Кто такая Алиса? Соня усмехнулась. - Придет время, узнаешь. Со стороны лестницы полетел плюшевый медведь, вслед за ним выбежала Эмили. Девочка схватила его, засмеялась и снова побежала вверх по лестнице. Следом раздался крик Вадим о том, чтобы сестра убиралась. Затем снова детский смех, который злость брата только подбадривала. - Это дети маминого сводного брата. Он заведует охраной мамы. Бабушка с дедушкой вместе взяли их из детского дома. - А я уж было подумал, что это тоже мои брат и сестра, - облегченно произнес Максим. Соня засмеялась, на этот раз более оживленно. - Нет, все не так плохо. - Тебе надо выпить таблетки, - повторился Максим. Парень встал с дивана и развернулся лицом к кухне, намереваясь направиться туда за лекарствами. Соня грустно посмотрела на его спину, шмыгнула носом, обняла его за талию со, уткнулась носиком в спину и заплакала. - Что с твоей рукой? - Поинтересовалась Вера, глядя как напарник с трудом наливает её суп перевязанной рукой. - Порезался когда брился. - Ты кулак бреешь? – наигранно удивилась Вера, рассматривая бинты. - Да, а то волосатым фашистов от тебя отгонять неудобно, - саркастически заметил он. Девушка закатила глаза, принимая тарелку. - Захочешь выговориться, тряпка, заходи. Психовать на жену будешь, - с улыбкой произнесла она и направилась к учительскому столу. Володя стиснул зубы. Вот какая ей разница? Впрочем, можно было бы ей ответить, но только что? Мужчина и сам не знал, как так произошло. Нет, то, что он расколошматил ночью зеркало, было видно невооруженным взглядом. За испорченную собственность ему еще придется рассчитываться с Галиной, но зачем? Его дочь появилась в зеркале. Повар списал все это на кошмар, а найдя разбитое в ванной зеркало еще и на лунатизм, не желая принимать правды. Кулак, и правда, сильно болел. Почему же? Судя по сну, разбил он зеркало не кулаком, а коробкой. Хотя черт его знает, что там случилось. На руке были порезы, утром из ран он достал два довольно крупных осколка, возможно, там остались еще. Мелкие, именно они и причиняли адскую боль. Разлив всем суп, мужчина поставил на свое место помощника, а сам ретировался в комнату, стараясь быть не замеченным Галиной. Ему жутко хотелось спать. Хотелось просто плюхнуться на кровать, закрыть глаза и лежать так несколько суток подряд. Пока боль не утихнет, пока осколки зеркала не дойдут по венам до сердца, пока все проблемы не решатся сами собой. Мужчина зашел в комнату, переоделся, откинул покрывало в сторону и скромно лег на одну половину, надеясь, что кто-нибудь ляжет на вторую. Он тут же заснул. На часах было семь, на улице уже темнело. Ровно через два часа из ванной, как ни в чем ни бывало, вышла Маша. В её руках был пакет с осколками зеркала. Девушка знала, что мужчина спит крепко, потому не боялась его разбудить. Она деловито посмотрела на часы, чуть гремя осколками в пакете, затем на Володю, тут же смягчив взор. Повар лежал на кровати практически в позе эмбриона. Девушка вздохнула, вспомнив, как сама спала точно так же. А Володя обнимал со спины, прижимал к себе, и сразу становилось хорошо, тепло. Захотелось, и сейчас лечь к нему под бочок. И наглости бы хватило. Она бы легла, если бы не умирающая Алиса. Девушка положила пакет на пол. Подошла к мужчине, нежно поцеловала его в лоб, укрыла одеялом и улыбнулась. «Если ты когда-нибудь сможешь простить мне моё предательство, я буду благодарна всю жизнь», - подумала она и, вздохнув, вышла из комнаты, чувствуя, как по щекам текут слезы.

Я не знаю, ты жив или умер, — На земле тебя можно искать Или только в вечерней думе По усопшем светло горевать. Все тебе: и молитва дневная, И бессонницы млеющий жар, И стихов моих белая стая, И очей моих синий пожар. Мне никто сокровенней не был, Так меня никто не томил, Даже тот, кто на муку предал, Даже тот, кто ласкал и забыл. Лето 1915 Слепнево ©Анна Ахматова