***
Не сказать, что бы ему было очень жаль, нет, конечно же, было - он рассчитывал на иное распоряжение жемчугом. Трандуил подогнал коня, переходя на быструю рысь. Это семейство... - эльф раздраженно повел плечом, - Слишком большое место занимает в его мыслях. Точнее, их сын. Ну не мог он спокойно существовать, зная, что его ребенку чего-то не хватает. А это явно - при отсутствии главы семьи. "Его ребенок"... Когда Трандуил впервые употребил это выражение - в мыслях, конечно, - то с некоторыми смущением - даже стыдом - поправил себя - к нему ребенок никакого отношения не имеет. Но, единожды упомянув так и осталось, теперь Трандуил даже не сбивался с течения мысли, если думал так. Что же, если драгоценности не годятся, прибегнем к дарам другого качества.***
- Говорят, к ней какой-то приезжал, когда Эйво дома не было. - Бесстыдница, вот бесстыдница! А такая тихоня с виду - глаза долу, встретишься по дороге - с таким уважением поприветствует! - А ишо говорят, что мужа она в решку спихнула... - Да Эйво сам как увидел, что не его, пошел топиться с горя! - Вот гадина, такого мастера со свету сжила! Он же мне сундук не закончил! А какая там крышка была! Сплошные цветы - даже забываешь, что простое дерево. Говорили, не понижая голос, словно заметили дочь Бетани и старались посильнее уязвить. Слезы жгли Куэ глаза, будто это не вода, а угли только что из костра. Зажать бы уши и не слышать, что эти вороны мелют. Низко надвинув платок, она шла вдоль ряда лавок с товарами, часто смаргивая слезы, застилающие все вокруг. По-быстрому купив мешок с мукой, и добавив монету, чтобы его донесли до лодки, она поспешила назад, махнув на остальные наставления матери - уж больно тошно было находиться на рынке среди этих. На другой берег, ей показалось, добралась она быстрее, чем обычно. Мать пришла на ее зов, и вместе они вытащили мешок с мукой, каждая держа за углы со своей стороны. Бетани даже не попеняла ей на отсутствие других покупок. Как в детстве, когда искала прибежища от своих обид и страхов, Куэ ткнулась матери в колени, когда та села. Родные ладони мягко погладили ее по волосам. - Мама, столько говорят, ты даже не представляешь... - всхлипнув, глухо сказала девушка. - Я знаю, что говорят, - прервала ее мать. Ее дочь реже бывает на том берегу и мало еще слышала. В порыве слабости она как-то пошла к Лоддину. Тот будто бы ей и не удивился, пригласил в дом, но она предпочла остаться в сенях. - Пересудов боишься, а то, как же, - старик покачал головой, так что седая грива ему упала на глаза. - Дедушка, да они же ему жизни не дадут! - чуть не взмолилась Бетани. Лоддин откинул белые пряди от глаз и взглянул на нее до сих пор не помутневшим, как часто бывает у людей, перешагнувших определенный возраст, взглядом. То ли осуждал за слабость, то ли хотел узнать, на что способна. - Собак знаешь? Стоит пройти кому за забором - поднимают гвалт на несколько дворов вокруг. Люди так же, чуть пошевелиться - лают. Улеглось, и опять ждут, кто бы чем ославился. Это у людей как укус почесать - кому-нибудь кости перемыть. Они без этого не могут. А ты... тише воды, ниже травы - живи своей жизнью, повода им не давай - они и забудут. А потом за кого другого возьмутся. Это уж не в первый раз. Бетани сцепила руки в замок и смотрела в землю. Лоддин погладил ее по голове и приподнял подбородок. - Слушай себя, а не сплетни. Ты знаешь, как было. Ты знаешь, что ни перед кем не виновата. Этим храни себя. Конечно, плохо придется, ну жизнь всегда такая. Лоддин зябко сложил руки, крепко стиснув пальцы, и приподнял голову, будто отряхаясь. На сухой шее стали видны старческие жилы. - Зябко. Старый я стал, дочка, совсем кровь не греет. Бетани поправила покрывало, а Лоддин погладил ее по плечу на прощание. - Мальчик твой - родной ребенок вам обоим. Помни это, крепко помни, - он прикусил губы. - К весне, может, все переменится. Бетани, молча кивнув, вышла. Поглаживая дочь по волосам, Бетани раздумывала, права ли она была в своем поступке. Денег не так уж много. О них и так болтают, и если, например, силки на птицу или зайца в лесу можно поставить, то хлеб под деревом не найдешь.***
Листья окрашивались в печальный желто-бурый цвет, сворачивались и опадали на землю или в реку, уносимые течением к глубокому озеру. А на крыльце дома появлялись то сыр, заботливо завернутый в полотенце, то дичь или пышные круглые пироги в плетеных коробах. Была даже корзина яблок - больших и красных. Таких в деревне отродясь не росло. Отказываться от этого не хотелось.