Записки из старинного трюмо.

Солнце еле ползло по полотну неба из-за горизонта. Первый пучок ярких оранжевых лучей пронзил пушистые снежинки, особенно большие этим утром. Их тени падали на противоположную от окна стену. Ирина заворочалась во сне. Переворачиваясь на другой бок, она приоткрыла глаза, на несколько мгновений выдернутая из сна. Медь полностью залила комнату, рыжая увидела расплывчатые точки снежинок, которые тихо опускались к полу по дереву. Но пелена обманчивой теплоты и уюта разорвалась всего одной судорогой дрожи по телу. Было невообразимо холодно в сравнении с тем, в какой жаре они засыпали вчера. Печь остывала всю ночь, никто и не думал подбрасывать дрова. И Стас, и Ирина спали мертвым сном. Женщина натянула на плечо одеяло и уткнулась лбом в предплечье Стаса. Глаза сомкнулись мгновенно. От мужчины исходило успокаивающее тепло. Он лежал тихо, дышал почти незаметно. Если бы Ирина сейчас решилась рассмотреть его во сне, она бы увидела, как разгладилось расслабленное лицо, как тревога покинула лоб, как губы перестали сжиматься в тонкую линию, стали более четкими. Он сейчас совсем перестал быть похожим на волка. Без привычного оскала или вязкой серьезности, покрывающей поверх все эмоции толстым слоем, Стас на мгновение стал тем, кого прятал глубоко внутри. Человеком. Человеком без защиты. Человеком без оружия. Человеком, который спит не один на холодных равнодушных простынях, а рядом с женщиной, живой, эмоциональной, чувственной. Он все время был один, но это вовсе не значит, что он хотел этого. Ведь сейчас ему так сладко, так безмятежно, пока сон еще держит его в своем плену. И все так естественно, что тело само поддается одному единственному порыву и разворачивается к Ирине. Свободная рука притягивает женщину ближе и рыжая тонет в объятиях Стаса, окутанная теплом, согретая и снова увлеченная в глубокий сон. Они начинают просыпаться, когда солнце почти встало. Ирина глубоко вдыхает и открывает глаза. Стас чувствует, что она шевелится и тоже постепенно обретает способность что-либо делать. Их глаза сталкиваются, и мужчине ничего не остается, как хрипло и тихо произнести: — С добрым утром. Рыжая счастливо улыбается и потягивается. — Господи, оно и вправду доброе, — таким же хриплым голосом отвечает Ирина. — Только холодно. — Это поправимо. Дай мне десять минут. Он улыбается после ее кивка. Нехотя отбрасывает одеяло, которым, видимо во сне, укрыла их обоих Ирина. Да, надо было хоть перед сном еще подбросить дров в печь. Мурашки бегут по коже. Это — холодное, но определенно, чудесное утро. Снежный шар летит ему в шею. От неожиданности он даже втягивает голову в плечи, но от этого только хуже — между кожей и одеждой образовывается щель, в которую мгновенно падает снег. Холод заставляет его вздрогнуть. Стас оборачивается, не в силах определить, чего в его состоянии больше: недоумения, шока от неожиданности или желания сделать ответный удар. Ирина заливается таким смехом, что к вышеперечисленным чувствам присоединяется злость. Ребяческая злость. Желание повалить женщину в снег завладевает его головой. — Зимина, да ты нарываешься! — с вызовом кричит он ей, но рыжая только щурит глаза и хитрая гримаса отображается на ее лице. — Сначала достань меня! — дразня, восклицает она и отступает на шаг. Стас наклоняется и загребает в ладони снег. Лепится он легко и потому быстро принимает сферическую форму. — Иди сюда, — сдерживая смех, произносит мужчина. Ирина качает головой, отступая еще на шаг. Тогда он срывается на бег. Виновница расправы вскрикивает от неожиданности и тоже со всей силой отталкивается от земли. Бежать трудно, снега выпало прилично за эту ночь, он замедляет ее попытки вырваться вперед. Стас сильнее, она это знает, потому у него перемещаться выходит намного лучше. Но она не может позволить ему достать ее. На бегу она в охапку сгребает всю белую холодную массу, какую может и, обернувшись, бросает в мужчину. Стас зажмуривается. Он не успел пригнуться и теперь частицы льда в снегу колют глаза, щеки, лоб. Буквально секунду спустя он слышит, как кричит Ирина. Ее крик отдается в его сердце мощным толчком.