The Big Apple

За окном лил дождь. Такой сильный, что, казалось, следующая капля, которая упадет на стекло, разобьет его к чертовой матери. Но жители Нью-йорка привыкли к этому. Сначала всем кажется, что в этом городе все льется через край. Что всего слишком много. Много эмоций, усталых людей, слишком много такси и так много лицемерия. Но потом привыкаешь. Ты превращаешься в этого лживого, лицемерного, усталого человека; ты ловишь это осточертевшее такси и едешь на работу. Но все равно продолжаешь любить этот город всем сердцем и каждый раз, когда выходишь на улицу, твое сердце замирает, как в первый раз и ты ловишь себя на мысли: «Боже, как же я люблю этот город». Когда-то Ребекка любила повторять, что Кэр спасла ее и не дала сломаться, когда Бекка была уже готова. Сейчас же девушка любит повторять, что хоть она и в долгу у этой стервозной блондинки, но Кэр всё равно не смеет пользоваться ее полотенцем для лица. Собственно, если честно говорить о Ребекке, то ее можно описать тремя словами: стерва, журналистка, чистюля. Однажды Клаус и Деймон решили посчитать, сколько у нее категорий для полотенец, и получилось, что у нее их одиннадцать - для лица, для гостей, для посуды, запасные полотенца, мягкие полотенца, полотенца для мытья пола (хотя обычно ими пользовался Деймон), полотенца для гостей, для ног, тонкие полотенца, дорогие полотенца и подарочные полотенца. Каждый Божий день она драила квартиру и даже говорить не стоит, что случалось, если Клаус или Деймон смели пролить, замарать или тем более сломать что-то. Странно, но первую неделю казалось, что Кэр-таки смогла смягчить Бекку, но так только казалось. Потом она разбила стакан. Ребекка, находящаяся в другой комнате, со скоростью антилопы примчалась на кухню и чуть не лишилась чувств, увидев осколки стакана рядом со своей подругой. Возможно, обычная тирада могла бы прокатить, если бы Кэр не была такой язвительной стервой. Деймон уже было окрестил их небольшую ссору «Сражение стервозных кошечек», но ему жутко не повезло — эту роковую фразу девушки услышали и решили, что впрочем, глупо направлять свой гнев друг на друга. Заново обретенные лучшие подруги, как-никак, а вот Деймону давно не попадало. Кажется, Сальваторе готов был признать на коленях, что да, сексизм — это плохо, что женщины ничем не отличаются от мужчин. Да и вообще, равноправие полов — это круто, но ему повезло — к нему пришел его любимый друг Клаус, который прошел дальше коврика и посмел замарать кристально чистый пол грязными следами, принесенными с улицы, на которой лил дождь. Тогда Ребекка пришла к выводу, что мужчины — неблагодарные свиньи, и заставила Деймона и Клауса чистить дом. Идеально же, верно? Спустя еще две недели, вся компания сидела за столом и безмятежно болтала. Как только Кэр поселилась у них, в их дом пришла новая подруга со своей историей и своими проблемами, которыми можно поделиться. В итоге вышло так, что Бекка с пеной у рта кричала, что ее лучшая подруга Кэролайн должна жить в отдельной комнате. Клаус с пеной у рта кричал, что он — взрослый разведенный мужчина со своей фирмой, и он не позволит какой-то глупой блондинке манипулировать им. В общем, Клаус и Деймон теперь спят в одной комнате, а Кэролайн поселилась в бывшей комнате Никлауса. Ее все устраивало, а позже и Ник смирился с таким раскладом. Все понимали, что первые месяца три Ребекка будет немного двинутой на своей лучшей подруге. Так случалось со всеми вещами: с ее новыми туфлями, с ее новым фарфором, а когда у нее временно жил песик ее бывшего парня, она заставила Деймона спать на полу, а псу (между прочим, чихуахуа!) она постелила на кровати. Такая уж она и ее за это и любят. Все-таки она с ними гораздо добрее, чем с остальными людьми. — Итак, какого дьявола великая королева обычной школы в маленьком городке в Кентукки решила вернуться в Нью-Йорк? — именно с такого вопроса Деймон определил тему сегодняшнего вечера. — Ну, вы знаете, я поступила в Колумбийский, даже закончила его, но потом я решила поколесить по миру и начала путешествовать. Остановилась я в Лондоне. Я работала ассистенткой в Vogue, делала головокружительную карьеру, но... В общем, мне хватило ума напиться и соблазнить мужа моей начальницы, — Кэр ухмыльнулась. На ее лице застыла улыбка аля «Ну и что, что меня выперли с работы, я все равно королева этого грешного мира». — Она мне сказала, что все бы ничего и она бы была даже не против, ведь она его не любит, ей просто нужно было алиби, что она — настоящая, живая женщина, а не робот, который предпочитает девочек. И муженька она выбрала себе под стать — голубее значка Skype. А на той вечеринке я переспала с ним, и он решил, что лучше будет натуралом. Начальницу мою это задело — какого черта, мол, я — бывшая модель, снималась с гребаной Викторией Бекхэм, но не смогла совратить своего мужа, а ты — двадцатипятилетняя стерва, которая даже на обложке не была, смогла. В общем, меня выгнали взашей, и я решила вернуться в Нью-Йорк. Я уже почти покорила Лондон, но оступилась. Теперь я хочу взять себе трофей покрупнее — Большое Яблоко всегда мне нравилось. — Черт, — только и сказал Клаус. Ребекка сидела с открытым ртом, а Деймон решил, что без текилы тут не обойтись. — В то время, пока ты работала в одном из самых лучших журналов на этой чертовой планете, я засиживалась в Мире Авто. При этом я закончила Колумбийский на отлично, а ты едва свела концы с концами! — В голосе Бекки сквозила обида, и Кэр приобняла ее, ободряюще улыбаясь. — В то время, пока ты покоряла Лондон, я разводился с женой, расплачивался за долги компании и пытался найти способы жить с разбитым сердцем. Знаете, такое ощущение, как будто жизнь прошла зря, — Клаус отпил прямо из бутылки. — В то время, пока я пытался выжить с этими нытиками, ты мне даже не позвонила, — усмехнулся Деймон. — Стоп-стоп-стоп. Разбитое сердце? — Кэр повернулась к Клаусу и тот впервые за месяц житья в одной квартире понял, какие у нее красивые, голубые глаза, как какой-нибудь океан на Мальдивах. — Ну, меня бросила жена после трех лет брака, выкинула все мои вещи с балкона, в том числе и ноутбук, от которого зависел успех моей маленькой компании, заодно заявив, что она решила, наконец, то, что всегда любила своего бывшего жениха Джошуа, и через неделю у нее с ним свадьба. Ничего особенного. Такое происходит каждый день в Нью-Йорке, — пожал плечами Клаус. — Через неделю? Вот стерлядь паршивая. Ну ничего, я напомню ей, что такое месть Кэролайн Форбс. Нельзя разбивать сердца моим друзьям! — воодушевленно воскликнула Кэр. — Напомнить? Кэр, она не знает о твоем существовании. — Но сердце Деймона потеплело — вот его любимая стервочка. Она ведь никогда не называет других девушек «стервами», ведь главная стерва мира — это она сама, остальных (за исключением, пожалуй, Бекки) она зовет стерлядями. Это повелось еще со средней школы. — Ты правда думаешь, что меня это волнует? — сверкнула глазами Кэр.

***

Покорять Нью-Йорк, конечно, нужно, но все с чего-то начинается. И Кэролайн решила, что сначала займется одним из своих самых любимых дел — организация праздников. Ее почти сразу пригласили организовывать праздник в старшей школе Бронкса. Ну, может, она чуть надавила на директора, немного шантажировала его, но совсем чуть-чуть. В итоге, третьего сентября во двор вошла роскошная блондинка, привлекая внимание школьников, которые видели таких девушек лишь в журналах. Она прошествовала в здание, слушая свист довольных школьников-парней, которые решили, что надели форму местной футбольной команды и это действует на всех девушек так же, как на этих жирных, коротконогих девчонок, учащихся в это школе. Кэр закатила глаза, но решила не ломать психику детей и не рассказывать им, как разбираются со слишком самонадеянными пареньками на Манхэттене или в Лондоне. Форбс открыла дверь в класс и зашла в кабинет, поразившись убогостью и бедностью этих стен. Краска на стене облупилась, доска едва держалась на единственном шурупе, а парты были такими старыми, что Кэр могла поспорить на двадцатку, что ими пользовался еще Джордж Вашингтон. На скрипучих стульях сидели ученики, у которых на лицах было написано, что они либо будущие уголовники, либо будущие дешевые куртизанки, либо вовсе они будут хорошими и работать на заводе, спиваясь от осознания того, что их жизнь — это полнейший провал. Единственным украшением этого класса, пожалуй, была милая учительница. Она была до жути худая, но все же с определенными формами. Волосы приведены в полный порядок, на ногах — дешевые черные балетки, а в глазах таился первобытный страх, который подсказывал девушке бежать так далеко, как только можно. Кроме взгляда ее выдавали дрожащие руки, из которых казалось так и вывалится красная папка с материалами. — Мисс Форбс, верно? — Казалось, что учительница рада всему, что может помешать ей вести урок у этих неотесанных горилл. — Верно, — кивнула Кэр. — А Вы, соответственно, мисс Елена Гилберт? — Кэролайн подошла к учительнице и тепло улыбнулась. Елена очень сильно ей напоминала Бекку, только-только приехавшую в Нью-Йорк. Тогда она еще была самой наивной и доброй девочкой, но Нью-Йорк разжевывает и выплевывает ежеминутно. Тогда Бекс, как и Елена сейчас, запала ей в душу. Кэролайн хотелось помочь им и ей так дико было жалко их. — О, а ты новая училка, да? Ты горяченькая, не то, что эта доска, — особо нахальный ученик решил, что Кэр проглотит это. Елена судорожно вздохнула, в глазах стояли слезы от обиды и стыда за своих учеников. — Как ты ее назвал, ублюдок малолетний? — Голос Кэр заставил класс замолчать. — Мисс Гилберт, — именно вот так впредь ее называй, щенок, — совсем не доска, а вполне хорошая, миловидная девушка. И я уверена, что в своей родной Монтане она была королевой красоты. — Я из Алабамы! — шепнула восхищенная Гилберт, но Кэролайн лишь отмахнулась и продолжила: — Меня вы называете мисс Форбс и да, я буду ставить ваш спектакль и бал после него. И я отлично понимаю, что вам глубоко наплевать на это культурное событие, но может быть, до какого-то крошечного мозга в вашем классе дойдет, что то, что вы будете делать — это единственное, чем вы будете потом по-настоящему гордиться. И я не буду с вами сюсюкаться. Не понимаете слова — что же, удары никому не вредили. Не будете учить — я найду способ, как отомстить. И я отлично понимаю, что вы не надеетесь на что-то большее в будущем, чем работа на заводе, но вашему резюме участие в спектакле не помешает, — Кэролайн жестко ухмыльнулась. — До ваших маленьких мозгов дошло, что я только что сказала? — Вы вообще кто? — спросила чернокожая девушка. Она явно считала себя редкостной красоткой, раз отважилась на такую короткую юбку, что не прикрывала ее ноги с целлюлитом. На ней была черная майка, а на руке виднелась татуировка. — Я кто? Ваш личный Сатана, вам знать этого достаточно, — улыбнулась Кэр, но в голосе звучала сталь. Девушка решила заткнуться. Спустя полчаса Кэр и Елена сидели в столовой. Кэролайн заметила, как Елена бледна и что синяки под глазами неумело замазаны тоналкой. Она ничего не ела, хотя жадно глядела на чай Кэролайн. — Итак, Елена Гилберт. Молодая учительница из Алабамы, решившая покорить Нью-Йорк. — Кэролайн чувствовала, как у нее защемило сердце от жалости к этой девушке. Хоть Кэр и была злой, аморальной стервой, она иногда чувствовала. И сейчас ей больше всего на свете хотелось помочь этой юной брюнетке. Спасти ее. — Именно так, — Елена слабо улыбнулась. — Спасибо Вам. Вы сделали хоть один мой день чуть краше. Нет, я не жалуюсь, я всем довольна, — мгновенно смутилась Елена, но Кэролайн прервала ее: — Давай на ты? — Елена кивнула, и Кэролайн продолжила. — Что ты делаешь тут? Третий день учебы, а эти паршивцы тебя уже убивают. Расскажи мне все, Елена. Мы сблизимся за эти два месяца, и я бы хотела узнать о тебе все сразу. — Хорошо, — выдохнула Елена. — Я росла в многодетной семье в Алабаме. Моей главной мечтой было учить детей и приехать в Нью-Йорк. Мечты сбываются, и я не имею права жаловаться... Я единственная, кто выбралась из этого паршивого города и... я счастлива, — но Гилберт не выглядела счастливой. — Тебя можно назвать какой угодно, но только не счастливой, — возразила Кэр. — Елена, представь, что я психолог. И поверь мне, я не буду осуждать тебя. — Ладно. Признаюсь, я не умею учить детей старше четвертого класса. Моя специализация — начальная школа, но я ухватилась за это место, так как оно было единственным, что мне предложили. Моя зарплата 1150 долларов. Я снимаю квартиру неподалеку за 950 долларов. На жизнь мне остается 200 долларов в месяц. Я не привыкла объедаться, так что я вполне справляюсь. В тепле? Да. Значит, все хорошо. — Ты живешь целый месяц на 250 долларов?! — ахнула Кэр, поперхнувшись чаем. — Я трачу за один поход по магазинам больше! Ты же умрешь от голода! Ладно, дальше. — Я пытаюсь справляться, но, честно говоря, Кэролайн, мне так жутко одиноко... — казалось, Елена сейчас заплачет. — Коллеги мои не лучше учеников. Старые, потрепанные жизнью люди, не терпящие новичков. Мне не дают советов, как в комедиях про учителей, и я понятия не имею, что делать. — Ох... — Кэр вздохнула и взглянула на часы, — знаешь, я знаю как тебе помочь. — Как же? — Подняла на нее полные надежды глаза Елена. — Подожди немного. Так, встретимся завтра в четыре часа у школы. Не опаздывай, прошу, — Кэр встала и попрощалась. Она взглянула на чай, к которому не притронулась. — И ради Бога, выпей чай, а то ты умрешь от голода.