Луна белой пустыни

Он погиб. Был мертвее мёртвого, да вот ни на ад, ни на рай местечко, куда душа передислоцировалась вовсе не похоже. Дома, рынок, детишки бегают. Ну да ладно, надо пойти местному начальству в прибытии отчитаться. Народ подивился вопросам, но дорогу указали верно. Не найдя ворот, решил покликать кого. На зов предъявили себя стена и привратник, росту громадного. Рассудив, что чего на Том Свете ни бывает, павший в бою, завёл с, так сказать коллегой, беседу. Великан оказался не шибко умён, но разговорчив. А спустя тройку часов, попросил уйти от стены, а то ему тут стоять голодно. Подивившись, начальник таможни признался, что тоже не прочь попировать — закусить да выпить. Страж задумался и высказался в том смысле, что во всех отрядах с этим строго, разве что пойти в Одиннадцатый, там де столь часто состав меняют, что одного новобранца и не заметит никто. На всякий случай не спросив, а будет ли какое взыскание, за нарушение приказа "не пущать", не считавший себя в бытность живым такой уж соломинкой, коренастый мужчина уселся гостеприимному сторожу на протянутую ладонь. Всё завертелось и вот уже ни стены, ни ворот, а улицы пустые да вычищенные. Попрощавшись, нажелав всякого добра понимающему в их профессии человеку, не соблюдший обязанностей горе-вояка, указал куда идти, и был таков — растворился. Бодро и неспешно идя в надобном направлении, покойный заметил, что постройки становятся всё более новыми, а где частично отремонтированными, где совсем свежий погром, а улочки всё шире да замусоренней. Подле больших створок с чужой, но всё едино понятной цифрой, имелась дыра в коию не сгибаясь проехал бы конный, с винтовкой и примкнутым штыком. Войдя без стука и доклада, незваный гость повстречал мало взволнованных нарушением границ молодых бойцов, скучающих с мётлами в руках. Без лишних вопросов вновь прибывшего отправили на плац, — де пятый офицер разберёт, нужны нам такие бойцы иль нет. Но удача, столь часто поминаемая в песне, сопутствовала в тот вечер не одному капитану Зараки, что нашёл самый короткий путь до своего отряда. От смеха грозного командира рядовые вжали в плечи головы, кое-кто пал на колени. Бывший начальник царской таможни хорошо знал кому кланяться надо, а кому — нельзя вовсе. Как бы ни гнул к земле взгляд единственного глаза. Уперев ноги в землю коренастый, бывший далеко не слабым по самый последний вздох, человек продолжал стоять прямо. Хоть и возникло чувство, будто на каждое плечо погрузили тяжёлый тюк, по голове огрели дубиной, а для комплектации, так сказать, дали обухом под дых. К счастью весьма сомнительному все эти ощущения, пусть и по-отдельности, Верещагин Певел Артемьевич за свою жизнь не раз испытывал, а потому и после, позволил себе не теряться при подобных обстоятельствах. Тем более, что сам обладатель ока, был вовсе в настроении весёлом, сурово карать никого не собирался. Позволив себе покоситься на другого человека с прямой спиной, ещё не знающий об этом, но уже твёрдо зачисленный где-то шестой-седьмой офицер Одиннадцатого отряда, поймал направленную ему одобрительно-заинтересованную улыбку. Не вышедшая статью, но наделённая точёностью черт, девица кивнула ему и своим замыслам. После обратилась к капитану, указывая на длинные борозды от сапог незваного гостя. А ведь и не заметил сразу, как по земле проволокло. Дни в посмертии тянулись давно позабытой привычкою. Отыскивать нарушителей границ и писать доклады с почтительным обращением было даже как-то заупокойно, да простят ему шутку неуместную, отрадно. Так отрадно, как когда уж далеко пьян, с горя випивши. Сына своего сыскать посередь людей всё не выходило никак. Овось и Рай есть, что-ни-наесть доподлинный, там душа разве оказалась. Но прекращать поиски не собирался ни в коем случае.