Любовь подобна молнии: никогда не можешь знать, куда она ударит.(с) Анри Локортер
Школьные годы
Сегодня мой первый день в новой школе. Мои родители решили поменять небольшой городок, в котором мы раньше жили, на огни большого мегаполиса. Сначала я думал, что не смогу вырваться из крепкой столичной пасти, в которою меня так хотели запихнуть родители, но этот город лишь принял меня в свои объятья, даже не пытаясь проглотить или съесть всего с потрохами. Отец уже давно решил, что нам пора меняться и продвигаться дальше. Он купил небольшой домик в новом городе и сообщил нам о своей покупке в самый последний момент, когда билеты на самолёт уже нельзя было сдать обратно в кассы. Мама почему-то невзлюбила наш новый район, да и новый город в целом. Она говорит, что он слишком живой. Слишком много машин, людей вокруг, энергии, а, главное - огней (этот город яркий даже по ночам!). Это, наверное, должно пугать или настораживать, но меня это совсем не пугает. Мне нравится, когда вокруг много людей. За ними можно наблюдать. Я люблю думать о людях,которые для меня являются загадкой. О чём они думаю, рассматривая окна громкого города и непривычно тихих прохожих? Какую песню они чаще всего слушают в наушниках, под какую песню плачут, а какой подпевают? Ведь именно это должно интересовать в людях? Мама говорит, что это плохо влияет на меня. Боится, что я стану наркоманом или ещё чего хуже. Не понимаю, что может быть хуже наркоманов и людей, подобных им, надеюсь, никогда не пойму. Я смотрел на людей, волочившим ноги по асфальту шумного города. Многие даже никуда не спешили, они просто шли. Им не важна была погода, новости в мире моды, новая песня и красный пиджак девушки на противоположной стороне дороги. Деньги, проблемы, скучные отношения и недостаток счастья - это было залогом жизни таких людей. Это меня пугало в городе. Люди, которые не замечают главные мелочи. Я жутко не хотел менять школу, людей и привычных знакомых. Но надо же когда-то взрослеть. Мои новым этапом «взросления» стал этот переезд. Новая школа, знакомства и одноклассники. Это непривычно и даже немного страшно: бросать всё то, чем ты жил с первых дней твоей сознательной жизни до какого-то определённого момента. Бросать всё и начинать заново. С самого нуля. Именно новые одноклассники становились для меня одним из самых тяжких этапов данного взросления (и переезда в целом). Я и в старой-то школе долго пытался быть замеченным. Пытался стать душой компании. Но отношение моих одноклассников ко мне менялось так же, как направление ветра. С такой же скорость и частотой. Я часто задавался вопросами: «Почему они так делают?», «Что я сделал не так?», но ни разу мне не удалось найти ни ответа, ни даже малейшего намёка, чтобы узнать хоть какую-то часть разгадки. Именно поэтому я старался не высовываться, чтобы не быть высмеянным. После нескольких неудачных попыток в старом классе, я просто перестал стараться быть хоть кем-то для них. Иногда, в своём классе я становился центром всех компаний, что только существовали. Меня все слушали, а главное - запоминали, о чём я говорил. Но потом, быть может, даже на следующий день про меня все снова забывали. Некоторые и имени моего не помнили. А тут переезд и новая школа. Новые люди, которые тоже не буду замечать меня и, наверное, не запомнят моего имени, как и те - предыдущие. Но нужно верить в то, что когда-нибудь у меня всё-таки получится с кем-нибудь познакомиться и даже начать дружить. Я так хотел найти лучшего друга. Чтобы были общие интересы, привычки и приколы. Было бы весело. Только у меня это ни разу не вышло. То, что люди любят слышать в других, звучит во мне немного иначе, выбивая из толпы и оставляя стоять одиноким и незаметным для остальных людей. Отец всегда учил меня: не стоит обращать на такие вещи внимание. Он говорил, что всё это - мелочи, и люди перестанут делать что-то подобное, если поймут, что тебе нет никакого дела до этого. А мама говорила, что всегда нужно верить в лучшее, чтобы не случилось, нужно помнить: что не делается - всё к лучшему. Ну, что же. Я буду верить в лучшее или просто не обращать внимания. Как сложится. В школе я хотел пройти мимо всех и просто сесть на последнюю парту, но у меня не получилось это сделать. Как только я вошёл в класс меня тут же поймал за руку учитель и заставил стоять возле себя (ждать, пока зайдут все и рассядутся по своим местам). Я всегда знал, что мне везёт, как утопленнику. Но никогда не предполагал, что до такой степени! Я замер на месте и совсем не двигался, веря в то, что если я буду похож на статую, то меня никто не заметит. Почти все прошли мимо, не взглянув в мою сторону. Только одна девчонка прошла и кинула быстрый и весьма неловкий взгляд в мою сторону, не задерживая долго на мне своих ледяных глаз, от которых так и несло холодом. Она была в длинном сером свитере. Свитер закрывал всё: начиная от кончиков пальцев и заканчивая почти самым носом, только немного ниже. Из-за его серой, очень поношенной шерсти, не было видно саму девушку. Я успел разглядеть её волосы цвета расплавленного золота и глаза, в которых было видно только беспросветное разочарование (наверное, много перетерпела в своей жизни). Она зашла самой последней в класс и села на то самое место, которое я так хотел занять. Но я даже не обиделся на неё за это: её глаза попросили прощения за каждый проступок, который она не совершила. - Ребята! Скорее! Рассаживайтесь по местам, у меня для вас новости! У меня пробежал холодок страха между лопаток. Сейчас все узнают, как меня зовут и из какого я города. Это хорошо? Наверное, я должен этому радоваться: мне не придется называть своё имя каждому, в попытке познакомиться, все просто узнают, как меня зовут, а дальше буду решать: хотят они со мной знакомиться или моё имя стало просто лишней информацией в их голове, которая, наверняка, заполнена огромной горой информации из школьной программы. - Это ваш новый одноклассник. Он переехал к нам из Нью-Джерси. Теперь он будет учиться с нами! Его имя... - она сделала жуткую паузу, во время которой мне хотелось вшить вечность в свою кожу, чтобы никогда не услышать слова этого учителя, которые вот-вот прозвучат. Все в классе зашумели. Кто-то даже оторвал глаза от телефонов или учебников и посмотрел на меня. Я не заметил ни в чьих глазах осуждения или презрения, даже капли ненависти или желания поиздеваться мне не удалось разглядеть. Внутри меня что-то щёлкнуло, и я решил верить в лучшее, как учила мама. - Ребята! Тишина! Его имя - Гарри Стайлс,- она улыбнулась самой широкой и нежной улыбкой, как будто несколько лет готовилась к этому моменту. Я поежился и постарался запрятать голову куда-нибудь (в плечи, например). Моё имя прозвучало как-то совсем странно, когда оно слетело с губ учителя, как будто эти пять букв совсем не принадлежит мне: чужие они. Мисс Паркер повернулась ко мне и подоткнула рукой к парте, за которой уже сидел какой-то парень. Я неохотно поплёлся к этому месту. Как только я разложил свои учебники и уставил свой взгляд на учителя, мне на руки прилетела записка. Повернув голову в сторону своего нового соседа, я увидела его улыбку и взгляд, направленный на бумажку в моих руках. Я кивнул и развернул бумажку, сложенную втрое. «Привет, Гарри! У тебя классные кудряшки! Меня Марти зовут!» - это всё, что было написано на клочке бумаги. Марти? Нет, вы, что, серьёзно? Это же имя зебры из «Мадагаскара»! Я посмотрел на своего соседа и заметил странное сходство с зеброй. У него были чёрные штаны и бело-чёрная футболка. Действительно, зебра. «Привет, Марти! А ты похож на зебру! Расскажешь, как у вас тут всё устроено?» - я написал ответ и кинул записку обратно, на руки к соседу.***
Я быстро привык к распорядку этой школы. Впервые я так скоро сдружился со всеми вокруг. Это оказалось довольно просто, хотя я был уверен, что мне потребуется несколько месяцев, может быть, даже год, чтобы привыкнуть к новой школе и людям, чтобы дать понять всем вокруг, что я могу быть очень интересным и весёлым. А в этом классе меня приняли неожиданно быстро. Почти все запомнили, как меня зовут и даже иногда обращались ко мне за помощью, мне так нравилось, когда ко мне кто-то подходил, чтобы поговорить или попросить объяснить пройденную тему по химии, в которой я неплохо-таки разбирался. Я часто становился центром внимания всех одноклассников - громко смеялся, шутил и просто был громким и невероятно заметным. Раньше я не мог себе даже представить, что кто-то будет общаться со мной, а тут - надо же! - почти весь класс дарит мне своё внимание. С Марти мы очень сдружились. Почти никогда не расставались и везде появлялись только вместе. Мы стали лучшими друзьями и даже образовали своеобразную компанию, от которой вечно сходили с ума все учителя: мы жутко громко общаемся. Попытки нас рассадить ни разу не увенчались успехом, потому что мы начинали кидаться записками, а потом искать их под партами, падая со стульев и заражая смехом весь класс, а порою и самих учителей, который потом, конечно же, очень на нас злились, порою, даже выгоняли из класса, кричали, но всё равно любили нас. Марти оказался действительно весёлым. Он и вправду походил на ту самую зебру из «Мадагаскара». Раньше мне это казалось глупым, несерьёзным, но потом я понял, что это - его собственная фишка. Это его отличительная черта. Марти - ненастоящее имя, просто оно подходит к его состоянию вечного праздника. Его звали Кико, но про это имя забыли все - в том числе и учителя. Все его звали только Марти, и он никогда не обижался. Ему это нравилось, поэтому он попытался быть похожим на эту самую зебру. На самом деле, он начал походить на эту самую зебру давно, но прозвище появилось не сразу. Я несколько раз пытался выпытать у него, откуда всё же появилось это приевшееся «Марти», но он ни разу не ответил на этот вопрос. Я не обижался, пытался потом спросить у других ребят из класса, но и они отнекивались простым «не помню». В этом крылась какая-то тайна, которую мне так хотелось разгадать. В нашем классе остался только один человек, который никогда не замечал меня. Это та самая девочка с последней парты. Люк рассказал, что эта девочка с очень сложным характером и никогда ни с кем не общается. Он говорил, что она плохая, и мне не стоит с ней водиться (не понимаю, откуда взялись такие слухи о том "плохая" на или "хорошая"). Я ему не поверил. Я узнал, что девчонку зовут Мелл. Она была самой тихой, старалась не показываться на уроках. Она учит домашнее задание на каждый урок, но её голос мне удалось услышать только пару раз. И на уроках все в классе забывали, что на последней парте сидит Мелл, а я всё никак не могу забыть, как сладкозвучен её голос. В ней было так много тайн, что мне хотелось найти разгадку к каждой. На переменах она всегда бродила отдельно ото всех, а в столовой сидела в самом дальнем углу, чтобы её никто не трогал. Все её кофты и свитера были очень растянуты, будто куплены не по размеру. Она всё время закрывала руки и шею, мне иногда казалось это странным. Я думал, что она что-то скрывает, я был в этом уверен. Но потом, когда я переехал в другой дом со своей семьёй, я понял, что она ничего не скрывает. Она просто не надевает ничего другого. У неё есть другие вещи, другие кофты, свитера, юбки, даже платья, но она их просто не носит. Я знал, что её родители довольно богаты, но Мелл не ходит по магазинам, чтобы купить что-то новое. Ей не с кем туда ходить. Никто не может составить ей компанию, чтобы просто побыть рядом с ней, разговаривая ни о чём и примеряя огромное количество вещей. Я всего несколько раз видел её в магазине абсолютно одной. Единственными её вечными спутниками были плеер и наушники. С ними она никогда не расставалась. Она выбирала новый свитер с длинными рукавами, а потом долго бродила по книжному магазину, выбирая новинку в мире литературы. Она больше любила книги, чем одежду. Это меня в ней привлекло. Я видел всего пару раз, как она гуляла с друзьями. Всего несколько раз, как она куда-то с кем-то ходила. Она была слишком одинока. Она улыбалась всего несколько раз. Я мог сосчитать все разы по пальцам на одной руке. Грусти в ней было больше, чем в пропитанном опытом учителе философии. Я никогда не видел, чтобы в глазах было столько разочарования. Наверное, это очень сложно жить, когда даже своим родителям ты оказываешься не нужным. Интересно, умирает ли сердце от одиночества? Я часто слышал, как её родители ругались. Я знал, что в такие вечера Мелл не спит. Я знал, что она смотрит в потолок и просит Бога о том, чтобы её родители перестали ссориться. Я хотел ей помочь, поддержать, но я не знал как. Я даже не мог придумать причину, чтобы с ней заговорить. А для разговора с ней мне всегда нужна была хоть какая-то причина. Но я был рад, что могу смотреть на неё просто так, без причины, не объясняя, почему мой взгляд задержался на её губах/кончиках пальцев, которые были еле заметны из-под рукавами длиннющего свитера/родинке на шее слишком долго; рассматривать её невероятные глаза, меняющие свой оттенок от серо-зелёного до почти голубого с мелкими полосками цвета морской волны, почти всегда растрёпанную косу, но заплетённую так тщательно и аккуратно, что даже ей хотелось любоваться бесконечно долго. Мне не нужно было это объяснять: Мелл не спросит меня, почему я делаю так. Как-то раз я услышал, что она сказала своей соседке по парте, с которой её посадили насильно; она сказала, что не любит парней с кудрявыми волосами. Я подумал, что это относится исключительно ко мне. Думал, что это её попытка привлечь моё внимание и показать, что она заметила меня. Именно поэтому на следующий день я пришёл в школу с прямыми волосами. Я взял у мамы лак для волос, заранее выпрямив волосы. Мои кудри стали прямыми и слишком липкими, от переизбытка лака. Марти сказал, что я придурок. Но я ведь сделал это не для него, а для Мелл, в надежде, что она всё-таки меня заметит. Но она даже не посмотрела в мою сторону. Я не находил себе места и пытался понять, что же во мне не так, почему она не обращает на меня внимание. Я пытался разгадать этот её секрет. Но у меня ничего не вышло. Это платье было насыщенного тёмно-синего цвета такой длины, чтобы полностью закрывать её ноги. Оно было на одно плечо, скрывая её тонкие запястья и ключицы. Это было невероятно смотреть на то, как человека может преобразить одежда. Мне кажется, если бы Мелл одела бы даже самое обычное платье, (чёрное с простым силуэтом и ничем не усложнённым покроем) она бы всё равно выглядела безупречно. Мелл ни с кем не танцевала. Она стояла в самом углу зала и внимательно следила за всеми танцующими парами, медленно кружащимися по большому залу в такт музыке. Я видел, как она качала головой в такт мелодии, а иногда отступала на шаг от "своей" стены и делала несколько шагов в сторону. Мне почему-то казалось, что она представляет, будто танцует с кем-то. Я думал, что она хочется с кем-то танцевать. Я никогда не видел, чтобы у Мелл были распущены волосы. У неё постоянно была заплетена тугая коса или высокий пучок, из которого вечно выбивались пряди волос. А сегодня, видимо, тот день, когда должны исполняться все желания. Её волосы крупными кудрями падали на плечи. Но самым красивым было вовсе не это. Самым красивым было вовсе не платье, мягко облегающее её тело, и даже не пушистые волосы, почти небрежно раскиданные по её плечам. Самыми красивыми были её глаза. Я никогда не видел таких глаз, приковывающих взгляд моментально, они манили так, что оторваться потом просто не было шанса. Она слегка подвела их и накрасила ресницы. Но ей не нужно было делать этого: она прекрасна без всякой косметики. Я ещё раз посмотрел в сторону Мелл и глубоко вдохнул. Возможно, это был мой шанс, заговорить с ней и узнать, что же она за человек. Узнать, что у неё глубоко внутри,разгадать каждую из загадок, что она так усердно прячет в себе. - Привет, - мой голос слишком надломлен, и мне кажется, что я вот-вот сломаюсь вместе с ним. В ответ не было слышно ни единого слова. Я стоял и просто смотрел в её глаза, пытаясь узнать, что же кроется на самом её дне. Она не опускала голову, рассматривая меня с ног до головы, задерживаясь чуть дольше на кудрях, потом на шее и плечах. Я следил за каждым её дыханием. - Привет, - она улыбнулась грустной, слегка насмешливой улыбкой. Её голос звучал мягко и почти приторно сладко. И в этот момент мне очень захотелось раствориться в воздухе, чтобы ничем не испортить то, что сейчас произошло. Я забыл, как правильно открывать рот, чтобы произносить нужные звуки. Забыл, какие звуки я должен произносить в этот момент, и должен ли я вообще говорить хоть что-нибудь сейчас? - Почему ты не танцуешь? - я постарался выговорить это как можно громче, но у меня получилось лишь только еле слышно пролепетать необходимые слова. Меня крайне удивило то, что она сумела разобрать мои слова. - Я не умею. - Забавно. Я тоже. Это всё, что я смог ей сказать. Она больше не слушала ни одного моего слова. Помню, как она улыбнулась очень редкой милой улыбкой, той, что я ещё ни разу до этого момента не видел на её губах. А потом я помню синий подол её платья, исчезающий за дверью зала. Я долго думал, ломал голову над тем, почему же она всё-таки ушла. Мне казалось, что это я сказала что-то не так. Думал, что я должен извиниться за то, что сказал. Но не понимал, почему она ушла. Я долго пытался её забыть. Потом я пытался вспомнить, что же я сказал и сделал не так. Но с каждым воспоминанием я понимал, что я влюбляюсь в неё ещё больше. Я терял голову от нарисованного образа таинственной незнакомки, который я так усердно пытался забыть, но вспоминал всё чаще. Мои воспоминания заставляли меня представлять, какая она. Какие у неё глаза, контур губы и цвет волос. Какой у неё голос и любимая песня. Я пытался вспомнить, сколько в ней шарма и неисчерпаемого количества любви, которую, наверное, ей не на кого тратить. Мне так хотелось, чтобы я был предметом её любви. Чтобы у неё было на кого её тратить. Я всегда верил, что в ней этой любви достаточно, чтобы обогреть всю планету. Я пытался возненавидеть её, но у меня даже не получалось разлюбить. Я встретил её через несколько месяцев после окончания школы. Она прошла мимо меня и даже не взглянула. Она наверняка даже не узнала меня и не поняла, кто это был. А я, вместо того, чтобы следить за тем, куда иду, засмотрелся на её походку и распущенные волосы, вздрагивающие при каждом новом шаге. Итог для меня был не самым лучшим. Я врезался в фонарный столб, который, как назло мне и моей никудышной судьбе, появился, откуда ни возьмись прямо посередине пути. Могу сказать, что столб - это не тот предмет, который я хотел бы обнять. Она была в светло-синих потёртых джинсах и белой футболке асимметричного кроя с надписью «black». У неё были белые наушники, а у собаки был чёрно-белый полосатый поводок. Её Абрикос бежал за ней, весело виляя хвостом. Никогда не думал, что собака может быть так привязана к своей хозяйке. Они даже были похожи друг на друга. И дело не в цвете, который Мелл так мастерски подбирала для поводка собаки и своей одежды, а в другом. В том, что Мелл притягивала к себе всех. И животные, похожи, не были исключением. Мне ни разу так и не удалось понять, что же я всё-таки нашёл в ней. Что было в ней такого, чего я не смог найти ни в одной другой девушке? Самые обычные глаза, серо-зелёного цвета. Волосы оттенка расплавленного золота. Но, если просто смотреть на то, что снаружи никогда не сможешь влюбиться по-настоящему, да так, чтобы разлюбить стало для тебя самым сложным заданием из всех возможных. Девушкам, которые проявляли ко мне хоть какую-то толику симпатии, всегда не хватало того, что я находил в ней, того, что я не смог разгадать в её душе. Именно той загадки, непонятых для меня символов и полу улыбок, которые в один момент значили очень многое, а в другой и вовсе - ничего. После школы несколько месяцев без встреч с Мелл прошли ужасно. Я никогда не думал, что если убрать из жизни какого-нибудь человека, может быть так плохо. Я думал, что эта потребность в человеке пройдёт так же быстро, как заканчивается вишнёвое варенье, например, или деньги на телефоне в нужный момент. Я думал, что это будет так же просто, как переключить одну песню в плеере на другую. Всё это был действительно легко, но не для меня и не в случае с Мелл. Без неё в моей грудной клетке образовывалась пустота. В эту пустоту нельзя было влить литры алкоголя, и нельзя было засыпать килограммы сладкого, которые помогали многим другим людям. Я пытался разглядеть её образ в каждом прохожем. И, как-то раз, сидя за столиком в кафе, я подумал о любви. О смысле отношений. Я не мог понять, в чём же смысл всего, что связывает людей. Я представлял, как буду гулять с Мелл. Как я возьму её за руку и прошепчу на ухо что-то тёплое. Я сделал последний глоток кофе и посмотрел на дно кружки, где крупинки кофе складывались в причудливую картинку. смысл любви в ожидании. Ожидание того, что должно произойти, но всё никак не происходит. И я готов ждать её. Целую вечность, если понадобится.