Кэрри

Кэрри зажмуривается, честно пытается слушать то, что ей говорит Стайлз. Но, черт возьми, это сложно. За одну секунду он умудряется рассказать о том, как ее искали, что она вообще-то была в недостроенном пансионате на окраине города, какое побоище они устроили, объединившись, а за вторую секунду о том, что пристукнули окончательно только одного (“Ладно, — быстро поправляется Стайлз, поглядывая за спину Кэрри, — его Дерек бахнул”), а остальные свалили, лишь заметив их приближение. А еще то, что в подвале обнаружилась девушка, которая, вроде как, суккуб (это название парень вспоминает натужно и долго, коверкая это слово так, что уши у присутствующих заворачиваются в трубочки) и вообще футболка на ней принадлежит Дереку. “Хренов Эминем”, — думает Кэрри, хватаясь за голову и пытаясь уложить в ней всю услышанную информацию. Наконец, все, кроме Криса и Дерека, расходятся. Эллисон сначала хочет подойти к Скотту, но, кинув взгляд на отца, выходит вместе с Лидией. Дядя подходит к Дереку и — что происходит с этим миром?! — пожимает его руку, а затем обращается к племяннице: — Едем домой? Кэрри сжимает пластиковую бутылку. Черт, домой ей совсем не хочется. Она даже к комнате своей приблизиться не может, не то, чтобы жить там — чертовы перья все еще на ее кровати, да и если уже нет, то все напоминает о случившемся. Она сама себе напоминает об этом. — Она может остаться пока здесь, — неожиданно предлагает Дерек, прерывая тишину, вызванную молчанием Кэрри. — Тем более, если Вы все еще хотите совершить ту поездку... — Какую поездку? — встревает Кэрри, но Крис лишь отмахивается словом “дела”. — Я не могу оставить девочек одних в такой ситуации, кроме того, у меня есть еще несколько дней. Охотник говорит твердо, но позже соглашается. Если Кэрри боится, то пусть. Кэрри хочется возразить, что она не трусиха, но все же сидит тихо и шепчет “спасибо” так, чтобы этого не мог услышать дядя, но услышал бы Дерек. Ей, действительно, хочется побыть подальше от того места, где был Кай, пусть даже и во снах.

***

— Я сама во всем виновата. — Через полчаса Кэрри сидит на том же диване рядом с Эллисон. — Мне просто жутко неприятно, что ты винишь себя. Эллисон молчит и смотрит перед собой. — И чувствую себя полной дурой. — Только дурой? — резко спрашивает брюнетка. — Я имею в виду, не то, что ты должна чувствовать себя еще кем-то. Я имею в виду чувства. Кэрри закусывает губу, напряженно рассматривает край футболки. — Я, — говорит она, вздохнув: — не чувствую к нему влюбленности, если ты об этом. Он нечисть. Разве что-то может быть?.. — Скотт тоже нечисть. — Эл! Я о другом. Я и не влюбилась бы. — Не знаю, как сейчас, но тогда… ты влюблялась. Стой! — восклицает девушка, видя, что Кэрри хочет возразить. — Стой. Разве не ты после встречи с ним заставила нас танцевать в раздевалке, ну, тогда, после физкультуры? Ты улыбалась, как сумасшедшая, часа два после прогулки с ним. Возможно, я ничего не понимаю, но что это, если не влюбленность? Ну, а может ты и правда тронутая. Кэрри пихает кузину локтем и смеется, хотя смеяться ей хочется в последнюю очередь. Но ладно, настроение, бывшее ни к черту, теперь почти отличное. — Ну, пусть я тронутая, мне все равно совсем не ясно, почему Дерек меня, во-первых, вытащил, во-вторых пустил пожить здесь. — Возможно, он просто видит, что ты не Кейт. И не хочет, чтобы ты ею стала. Кстати, ребята, кажется, это тоже поняли. — Они просто не знают, что я все еще ее люблю. То есть, я понимаю, она делала ужасные вещи, и я ненавижу Кейт Арджент, но я люблю маму. И я ненавижу Кейт за то, что она забрала с собой и мою маму. — Кэрри мне тоже ее не хватает. Я скучаю по той Кейт, которую знала с детства и до того, как приехала сюда. — Ну, теперь мы должны расплакаться друг у друга в объятиях, как тогда на остановке, когда я пыталась драпать в Лос-Анджелес. И они действительно, обнимаются, но только не плачут, а смеются. Смеются взахлеб, как делали это раньше. И Кэрри чувствует ту сестринскую близость, какая была у них, и от этого легчает, а об остальном можно будет подумать и завтра.

***

Время проведенное в лофте Дерека обещает быть забавным. В первый день она не идет в школу под предлогом восстановления сил, что уже не может не радовать. Единственное, что плохо, — это то, что хочется курить, но ни сигарет, ни зажигалки у девушки нет. Позавтракав апельсиновым соком и сдобной булкой, она натягивает джинсы и толстовку — вещи, принесенные Эл. Нда, босиком, конечно, ходить нормально, но на улицу не выйти. А там солнечно и тепло, между прочим, и Финсток, наверняка, погнал всех детишек мотать круги по лесу. Рассматривая свои ноги, Кэрри не замечает никого рядом, пока ее не отвлекает женский голос. — Даблъю, ай, эн, эн, ай, и,- радостно произносит он. Обладательницей голоса оказывается незнакомая девушка. Рыжеволосая, зеленоглазая и в оранжевых шароварах. — Что “даблъю, ай, эн, эн, ай, и”? — переспрашивает Кэрри. — Мое имя Винни. Подумала, что, может, ты захочешь написать мне письмо, и произнесла по буквам. — Ла-адно, — протягивает Кэрри. — Си, эй, а, а, ай, и. Кэрри. — Я знаю, детка. Девушка не успевает больше сказать ни слова, как рыжая уже исчезает за дверью. Сбитая с толку, она трет лоб ладонью, а затем выходит вслед за неизвестной. Присев на перила, скатывается вниз и заходит в большое помещение, где у огромного окна спиной к ней стоит Дерек, рассматривающий какие-то бумаги. — Не катайся на перилах, — говорит он, не оборачиваясь. Кэрри агакает и мнется в проходе. “Не удивлюсь, если о перилах он узнал из-за того, что моя задница сохранила их запах”, — думает девушка и спрашивает: — Кто эта Винни? Она со всеми так странно знакомится? — Стайлз говорил про суккуба. Это она. Кэрри молчит, обдумывая, что еще сказать. Она странно чувствует себя рядом с альфой. Ей постоянно хочется извиниться, только вот непонятно за что. — Я хотела сказать “спасибо”, за то, что приютил. Дерек, наконец, оборачивается. — Твое сердце стучало слишком быстро, так что я понял, что у тебя есть причины для желания не возвращаться домой. — О, ну тогда я буду обязана сделать что-нибудь хорошее для тебя. — Серьезно? — Оборотень скрещивает руки на груди и приподнимает брови. — Да, вроде как, — неуверенно протягивает девушка. Он, наверное, сейчас скажет что-нибудь едкое и полное сарказма. Но нет. Дерек пожимает плечами и отворачивается обратно к столу: — Швабра и ведро для помывки пола за дверью под лестницей. Первый этаж в твоем распоряжении. Через некоторое время Кэрри уже старательно намывает пол. Усердно оттирая пятна, она замечает, что ткань окрашивается в грязно-коричневый цвет. Кровь. Если вдуматься, это не просто грязь. Это чья-то боль и, возможно, чьи-то жизни. И девушка вдумывается. От этого ее кожа непроизвольно покрывается мурашками, а сознание рисует отнюдь не радужные картины. Она встряхивает головой, будто это отгонит неприятное чувство. — Серьезно, сколько ты здесь людей перебил? — выдыхает Кэрри в спину проходящему мимо Хейлу. — Или это у вас так полнолуния бурно проходят? Будучи полностью проигнорирована оборотнем, девушка поворачивается, собираясь продолжить свое занятие, но видит рядом Винни, сидящую на ступенях лестницы. — Хочешь травку? — спрашивает рыжая. На ее запястье теперь повязан тонкий пестрый шарф, который суккуб теребит длинными пальцами. — Хочу, — почему-то говорит Кэрри, даже не задумываясь. — Я тоже хочу. Но грозный лунатик все забрал. Да, — вздыхает Винни, — у меня плохая память на имена… Мне не жалко, но мог бы хотя бы поделиться. Это был весь мой запас на зеленый день, — встретившись с непонимающим взглядом Кэрри, она добавляет: — Ну же, детка! Нельзя все хранить только на черный день! — Ладно, учту, — кивает Арджент, возвращаясь к уборке. До чего эта суккуб странная! И пугающая. Потому что совершенно не похожа на чудовище, каким были все представители этой расы, которых Кэрри встречала до этого. Кэрри усмехается: пугающая, потому что не пугающая. Некоторое время, пока Кэрри домывает пол, рыжая молчит, сосредоточенно жуя конец шарфа, но лишь девушка кидает тряпку в ведро и поднимается, Винни хлопает по ступеньке на одну ниже той, на которой сидит сама и, дождавшись, пока она сядет, говорит: — Может у тебя получится выпросить у лунатика травку? — Поверь, у меня гораздо меньше шансов чем у тебя, — Кэрри упирает локти в колени, оставляя грязные руки на вису. — Моя мать сожгла всю его семью. — А ты тут причем? Кэрри мотает головой. — Я не причем. Но другие так не думают. — Не думай об этом, — рыжая подвигается ближе и начинает перебирать волосы охотницы. Та сначала дергается от неожиданности, но потом расслабляется, хотя и следит за каждым движением суккуба. — Уже полгода, как только это и делаю. Винни нечего не отвечает, продолжая выплетать из светлых прядей замысловатые узоры ловкими движениями пальцев. — Ты пугаешь меня немного, — неожиданно для самой себя признается Кэрри. — Я не могу пугать. Я милая. И рыжая. Комбо, детка! Винни поднимается с лестницы, присаживается перед Кэрри и, стянув шарф со своей руки, повязывает его поверх волос девушки, сплетенных в косы. — Это потому что я нечисть, да? — Винни делает паузу и отходит к дверям. — Я покажу тебе. Кэрри следует за ней за пределы лофта, а затем осторожно ступает босыми ногами по земле, стараясь не наступить на сучки. Солнце все так же ярко светит, как и с утра, ветра почти нет, небо безоблачно над тянущимися к нему ветвями деревьев, бросая кружевные тени на земле. Винни останавливается. — До смерти я была хиппи, — Винни наклоняет голову на бок. — И я была близка к природе. А после нее стала еще ближе. Иначе я бы не сохранила саму себя. Я растворяюсь в окружающем мире, чтобы не потеряться. Рыжая поднимает ладонь к солнцу и смотрит, как лучи проскальзывают сквозь ее пальцы, освещая лица девушек. — Видишь? Это кажется родным и близким. Я… жила далеко от больших городов, но когда увидела город, я поняла еще кое-что. Дело не только в природе. Дело в том, что ты испытываешь в каком-либо месте, как ты чувствуешь атмосферу того, что вокруг тебя. Просто люди чаще замечают удивительное в природе. Это и понятно: на природе мы чаще отдыхаем и можем позволить себя замечать то, что происходит вокруг в мелких деталях. А именно в деталях и заключается очарование мира. А в обычное время мы заняты, все время торопимся куда-то, так глупо… Я непонятно объясняю. — Нет, я понимаю. Я люблю город. И иногда я могу его чувствовать точно так, как ты говоришь. — Ну да. Суккуб удовлетворенно кивает и замолкает. Глубоко вдыхает воздух. — Оборотни дышат и чувствуют запахи, даже эмоции, но для меня, лишенной такого нюха, это просто мир, такой многообразный. Я чувствую его. И улыбается. А Кэрри улыбается в ответ, не понимая ничего и понимая все одновременно.