Кэрри

— Итак? Кэроди устремляет свой взгляд на Кая. — Итак? — переспрашивает он. Они сидят за столом из светлого дерева, на кухне. Из окна льется неровный из-за кружевного тюля свет. — Какие планы на сегодня? Кай молчит и встает. Отворачивается и вытирает бумажной салфеткой руки. — Кай? — Можем прогуляться? Кэроди молчит. Ее неожиданно охватывает тревожное чувство. Из-за любимого, конечно. Больше же не из-за чего. — Ты за утро, кажется, сказал всего пару слов. Что-то не так? — Ну, не все такие болтливые, как ты. Резко он говорит. Впрочем, как и всегда. Всегда? В любом случае, слова тоненько колют обидой, но девушка предугадывает, что если она отреагирует плохо, то утро будет безнадежно испорченно ссорой, а то и скандалом. Поэтому она всего лишь закусывает губу, складывает руки на груди, а затем выходит в другую комнату, бросив напоследок, как можно более мягкое «ладно». Она подходит к шкафу с книгами, скользит по гладким корешкам указательным пальцем, но затем решает, что читать ей не хочется, и она подходит к окну. На улице солнечно, тепло, даже жарко, наверное, внизу гудят машины, такси желтыми стаями носятся по раскаленному асфальту. Большой город уже давно проснулся. Большой город и не засыпал. Небо голубое, без единого облака. К двенадцати, видимо, выход на улицу будет приравниваться к самоубийству. — Обиделась, конечно. Не спрашивает, а утверждает. Кэроди оборачивается, видит Кая, прислонившегося к косяку двери. — Нет. Просто… — Просто? — Просто… не понимаю. Он будто ждет. Усмешка на лице, смотрит на нее, будто выжидая, какой будет у нее реакция на одно, на другое. Наблюдает. И этот интерес в его глазах ей не нравится. Это не тот интерес, на который она рассчитывала, когда решила с утра надеть только белье и тоненькую майку. Этот интерес холодный, оценивающий. Девушка прикрывает глаза, подходит к нему вплотную и заглядывает ему в глаза. Касается пальцами его щеки и замечает, что тот интерес пропадает из его взгляда. И она улыбается. Тянется к нему. Ей кажется, все ее существо тянется к нему, и все ее существо чувствует его тревогу, что-то, что беспокоит его. Кэроди целует его, и он, наконец, обнимает ее. И… Так тепло. Ни грамма от утренней напряженности, все хорошо. — Все хорошо? — спрашивает Кэроди, на мгновенье отвлекаясь, чтобы взглянуть в его лицо. Кай кивает, усмехается, теребя в пальцах ее светлые волосы. Одним легким движением стягивает резинку с них, и локоны выпадают из пучка и рассыпаются по ее плечам. Она просто утыкается носом в его грудь, впитывая его ласку. — К черту прогулку, останемся здесь? — Останемся, хоть навсегда, — отвечает он. — Ну, это уже звучит стремно, — смеется Кэроди, но замолкает, когда видит прищуренные глаза любимого и холод в них, - Эй, эй. Перестань. Она целует его с той нежностью, на которую только способна, обхватив его лицо ладонями, оставляя обрывки поцелуя в уголках его губ, на его щеках. Кай притягивает ее ближе к себе, сжимает в руках, зарывается пальцами в ее волосы. Она ловят вздохи и выдохи друг друга, они дышат друг другом, и к черту кислород, кислород им не нужен. Когда они, тяжело дыша, останавливаются, то смотрят друг на друга, не отрывая взглядов, любуются друг другом. Кай стягивает одну лямку ее майки, осторожно касаясь ее кожи на плече, целует в том месте, а затем оставляет поцелуи на ключице, шее, под мочкой уха. Девушка просто прикрывает глаза, чувствуя как мурашки тихой пыткой рассыпаются по всему телу. Они следят за каждым движением друг друга, сжимаясь в объятиях, растворяясь друг в друге. Он, кажется, говорил что-то про «навсегда»? Что ж, она готова. Лишь бы это не кончалось, лишь бы они не заканчивались. — Все хорошо? — Все хорошо. Кай подтягивает Кэроди на руках, и она обхватывает его корпус ногами, смеется, наклоняясь к нему и щекоча его лицо своими волосами. Она чувствует такую свободу, будто она ветер, будто летит наравне с птицами. Она с ним. И снова поцелуи, снова прикосновения, улыбки, взгляды. — Я люблю тебя, — шепчет она, молясь, чтобы это не заканчивалась. Кай как-то напрягается. Его объятия ослабевают, он отпускает ее. Кэроди хмурится. — Что ты сказала? — Я… не понимаю… — Что ты сказала? — его голос такой резкий, холодный. — Я люблю тебя… Кай трясет головой. Отходит, непонимающе глядя на нее. Что-то еще проскальзывает в его взгляде — удивление? Страх? — Кай… Кай! — он просто выскакивает прочь из комнаты, из квартиры. Непонимание - вот, что заставляет сжаться все внутри. Непонимание. Ведь только что все было хорошо. И одна простая фраза — что же в ней непростого? — может разрушить такой зыбкий, такой неустойчивый мир между ними. Разрушить от одной фразы, как от неосторожного дыхания. Зачем она сказала это? Просто не могла сдержаться. И его реакция… Кэроди закрывает глаза, пытаясь выровнять дыхание. Внезапно — снова тревога. Из-за него, конечно. Больше же не из-за чего. Больше же не из-за чего? Кэроди думается, что сейчас она должна слышать лишь гулкую тишину и стук своего сердца, шум машин за окном. Но вместо шума машин, она слышит шипение, а точнее… шепот? Она трясет головой и прислушивается: все тот же тихий говор. Вот только слова разобрать слишком сложно. — Глупости! — шипит сама на себя Кэроди. Нужно просто занять себя чем-то. Девушка возвращается к книжному шкафу, наугад берет книгу, плюхается в кресло и, устроившись поудобней, открывает книгу. Но не может понять ни слова, не может разобрать ни буквы. Она сильно зажмуривается, трет глаза, но это не помогает. Шепот становится громче. «Ты сильная, Кэрри» — знакомый женский голос. А затем другой, девичий: «…а я тогда заплакала, и ты полезла драться, тренер еле остановил тебя…» В девичий голос вслушиваться приятней, он кажется родным, но доносится как будто издалека. Воспоминание, как сквозь заросли высокой травы, пробирается в памяти. Вот она. И вот рядом шестилетняя девочка с темными волосами. Элли. Элли плачет из-за мальчика, назвавшего ее зеленой саранчой. И маленькие кулачки защитницы сжимаются сами по себе. - Как дела, зеленая саранча? — говорит она в трубку телефона. Из трубки доносится смех и причитания о том, что они давно не созванивались. Прислонившись к стене, рядом стоит мама. Мама. «Ты сильная, Кэрри» Кэроди резко раскрывает глаза, чувствуя слезы на своих глазах. Дыхание спирает, и кажется, будто грудную клетку кто-то сдавил. Она задыхается от эмоций. Это ведь был не сон. Не сон! Не такой сон, как все те, что снились ей последнее время каждую ночь. Ощущение чего-то забытого врывается в ее голову. Но что она могла забыть. Дышать. Нужно просто глубоко дышать. Вздох, выдох. Она судорожно вытирает непрошенные слезы запястьем. Шума больше не слышно. Кэроди открывает окно наслаждаясь свежим воздухом, легким ветром, развевающим ее волосы. Уже начинает темнеть. Сколько она спала? Или как это еще назвать… Она надевает джинсы, хотя знает, что никуда не пойдет, снова вздыхает и трет глаза. Сумерки окрашивают белые стены гостинной в синие оттенки. Девушка опирается лбом на стекло, устремив взгляд куда-то вниз на непрерывно движущийся поток машин. Она стоит неподвижно, с пустой головой, пока не замечает на стекле отражение Кая. Сердце делает скачок. — Кай! — Привет, милая. Нежный, близкий, здесь, рядом с ней, гладит ее щеку большим пальцем. Он здесь. — Все хорошо? — спрашивает он. — Все хорошо. Только он и она — разве что-то может быть иначе, чем хорошо? Может — замечательно, тепло и уютно. Только он и она, никого кроме них. Как они нашли друг друга. Кэроди думает, это чудо. Ее личное чудо. Их личное чудо. Все хорошо. — Я купил вино. — Белое? — Белое. Он касается губами ее щеки и садится на ковер. Кэроди, улыбаясь, идет на кухню и, возвратившись с двумя фужерами, усаживается рядом. Она чувствует, что не должна спрашивать ни о чем Кая, так же, как и Кай не спрашивает ни о чем ее. Хотя она чувствует на своем лице его взгляд, его немой вопрос, она только лишь посылает в ответ свой. Они говорят о посторонних вещах, запивая разговор прямо из бутылки, игнорируя принесенные фужеры. Кай смеется над ее шутками, что-то рассказывает о каком-то французском художнике-импрессионисте. При этом она вся превращается в приемник, пытаясь различить любые изменения в настроении любимого. Она вся соткана из чуткости. Это тяжело, но разве может быть счастье без труда? И Кэроди счастлива. Пьянея, она чувствует в себе задор и, улыбнувшись, подходит к старому магнитофону и включает музыку. Поводит плечами в такт музыке, не отводя взгляда от Кая. Она чувствует, как он смотрит на нее, танцующую, смеется от осознания того, что она нравится ему. Так сильно нравится. Ее руки в воздухе, она движется, танцуя лишь для него. Какие-то воспоминания просачиваются в ее голову: те же ее движения, тот же пристальный взгляд, громкая музыка, свет прожекторов в клубе… Это заставляет ее напрячься, но тут же она расслабляется, чувствуя тепло Кая позади себя. Проворачивается и видит, что на его лице нет и намека на улыбку, но не успевает ничего подумать, как он целует ее. И то, как он целует ее, как будто задыхаясь, будто трепеща от волнения, ожидания ответа, наталкивает на одну лишь мысль: она нужна ему. Вспышка боли в голове заставляет отстраниться от Кая. Снова тот шум. Кэроди морщится и хватается за голову. «Кэрри, думаю, пора уже тебе вставать»- юношеский голос.- «Ты же понимаешь, что это несправедливо, что мы пишем сплошные контрольные, пока ты тут без дела валяешься?» «Стайлз, это самая глупая шутка, которую я слышала» «Не шутка, а истинная правда, Лидия!» «Просто молчи.»- вздох, — «Есть новости от Дитона? — Кэроди? — лицо Кая, над ее лицом, кажется обеспокоенным. Надо же, она упала. Моргает пару раз, и садится. — Все в порядке… Она растерянна и не понимает, что происходит, это раздражает ее. Встает и, морщась от новой вспышки боли, подходит к окну. Дождь. Мощными струями он обрушивается на землю. От ветра окно распахивается настежь. Шум, уже другой шум и голос Кая: — Кэроди… Она оборачивается, но никого, кроме нее, в комнате нет. Она одна здесь. — Не Кэроди, Кэрри, — трясет головой она и перебирается через раму окна. Сколько она падает? Может и не падает совсем, а летит? Последнее, что она помнит — это удар об асфальт и что-то теплое под головой. А затем свет. И пустынный белый зал. Кэрри поднимается и осматривается. Вокруг пусто и помещение кажется бесконечным. Тронув затылок, она смотрит на пальцы, окрасившиеся в красный — кровь. А затем замечает следы на белоснежном полу. Следы маленькие и по форме напоминают следы ящерицы. Следуя за ними, Кэрри находит синий деревянный люк в полу. Поднимает его, потянув за медную рукоятку, и прыгает вниз и летит, болтая ногами. Пролетает мимо своих старых фотографий, мимо детского велосипеда, мимо шкафа и полностью накрытого к чаю стола. Она даже не пытается за что-то ухватиться «Как Алиса в стране чудес, »- думается ей, пока она, наконец, очнувшись в школьном коридоре, встает на ноги. Звенит школьный звонок, звенит в ушах, но никто не замечает ее. Подростки попросту проходят мимо нее. Фокусируя взгляд на полу, она вновь замечает следочки, ведущие теперь к зеркалу в конце коридора. Кэрри бежит к нему с той скоростью, на какую только способна, качаясь, опираясь на стену. У зеркала следы кончаются. Откуда вообще это зеркало? Его никогда здесь не было. Ее отражение, испуганное и изможденное, тянется к ней и прикладывает ладонь к стеклу. Как только сама Кэрри прикладывает к ней свою ладонь шум усиливается и вырывает ее из сознания. Потолок, больничная обстановка… Кэрри лежит на больничной кровати под одеялом. Поворачивает голову и видит живую и здоровую Клару. Подруга читает книгу вслух, но когда замечает, что Кэрри очнулась, вскакивает с кресла и подбегает. — Кэрри! Кэрри хочет сжать руку подруги, но сил у нее нет, и поэтому лишь слабо улыбается. — Я думала, в больнице пускают только родственников… — Я залезла через окно, — смеется Клара. Клара… Слава Богу, что с ней все в порядке, ведь Кэрри представить себе не может жизнь без этой солнечной девочки. Клара выбегает за дверь и кричит кому-то в коридоре: — Очнулась! И правда, очнулась. Все закончилось. Но схватка только начинается.