Разве можно заставить кого-то просить прощения за то, что разбудил любовь и не ответил на нее? Да нет, конечно. Пауло Коэльо
Мимо меня плыли ярко освещённые витрины магазинов, деревья, одетые в вызывающие наряды разноцветных огней, с визгом проносились машины. Я смотрел на бурлящую жизнь ночного города, прижавшись щекой к холодному стеклу. Когда автомобиль останавливался на светофорах, некоторые люди, переходящие дорогу или просто шагавшие мимо, узнавали меня и начинали махать руками. Я же смотрел на них уставшими глазами, не желая отвечать и даже реагировать на их приветливость. На часах было почти четыре утра. Я, совершенно измотанный и уставший, ехал на съёмочную площадку. Мик выжал из меня и остальных парней все соки: мы заканчивали запись четвёртого альбома. Сегодня ночью менеджер будто с цепи сорвался! Он отказывал нам в лишней минуте отдыха, постоянно кричал, заставляя вены на своей шее вздуваться, и упорно повторял, что наш бой-бэнд — просто кучка ленивых болванов. Но мы не сердились на него за такие слова. Стоило только миновать выпуску нового альбома, мировому туру, и наш Микки успокоиться, став прежним старым добрым Миком Биггзом. Веки мои стали совершенно тяжёлыми, словно налились свинцом, я жутко хотел спать, а тут ещё эти съёмки. Понимаю, было бы гораздо разумнее поехать домой и выспаться там как следует, но я не горел желанием разъезжать по городу туда-сюда, к тому же рано утром. Съёмки начинались в семь. За три часа я намеревался выспаться в своей гримёрной; очень хотелось надеяться, что этого времени мне хватит с головой. Поэтому, не желая терять ни минуты, я вызвал такси и велел таксисту ехать прямо к съёмочной площадке. Когда мне надоело смотреть в окно, я устало вздохнул и облокотился на спинку сидения. Глаза закрылись сами собой. Какое-то время я сидел неподвижно, находясь на грани сна и реальности. Терпеть не могу такое состояние. В подобные моменты пропадает желание чем-то заниматься, что-то говорить, существовать для чего-то — одним словом, пропадает желание жить. Для меня подобное состояние может быть даже опасным: порой мысли, днём и ночью не покидающие мою голову, убеждают меня в том, что я не нужен этому миру. Это на самом деле страшно, когда ты чувствуешь себя никчёмным существом, напрасно существующим на этой планете. Да, да, именно существующим, а не живущим. И в такие моменты меня гложет единственная страшная мысль: «Только одно может спасти меня — пуля. Только одно я могу сделать для своего спасения — спустить курок». Слава всевышнему, пока я не принёс вреда и боли себе и своим близким. Да, в ящике моего стола долгое время хранился пистолет, но ещё ни разу моя рука не потянулась за ним. Ещё ни разу я не пытался избавить себя от мучений таким образом. Рано или поздно эти мысли покидают меня. Стоит всего лишь хорошенько выспаться — и от них не остаётся и следа. Мне нужно только надеяться, что эти безумные мысли никогда не смогут взять власть надо мной, заставить страдать, впасть в отчаяние, а затем прибегнуть к крайним мерам. Я резко распахнул глаза, словно кто-то невидимый тронул меня за плечо. Таксист внимательно наблюдал за мной в зеркало заднего вида. — Какого чёрта тебе надо? — сердито спросил я. — Лично мне ничего не надо. Лицо мне ваше знакомо. — Если бы мне платили по доллару каждый раз, когда я слышу эту фразу… Я не договорил, чувствуя, что сил не хватает даже на разговоры. — Вы поёте? — спрашивал таксист, желая, видимо, слегка разнообразить свою работу. — Или в кино снимаетесь? — Комбо, — устало выдал я. — И пою, и в кино снимаюсь. — Я так и понял. Точно, вспомнил! Только вчера видел вас по телевизору. — Ну и как я смотрюсь в этом долбаном ящике? Через зеркало заднего вида я увидел, как таксист улыбнулся. — Неплохо. Моя девушка в восторге. — Правда? И ты так невозмутимо об этом говоришь? — А что в этом такого? — Не знаю, — пожал плечами я, — обычно парней бесит, когда их девушки начинают сходить с ума по какому-нибудь симпатичному поющему мальчику. — Нет, ревновать девушку к артисту — это по меньшей мере глупо. К тому же я с трудом смогу назвать тебя поющим мальчиком. Я устало усмехнулся и повернул голову в сторону окна. Мы уже подъезжали к съёмочной площадке. — Вид у тебя помятый, — заметил таксист, и я сердито сжал зубы. — Долго не спал? Я не отвечал. — Понимаю, — продолжал парень, качая головой. — Я тоже сам не свой, когда долго не сплю. А если работаю двое суток подряд, это даже адом назвать тяжело. — Вызвав такси, я надеялся хоть немного отдохнуть и расслабиться, — сделал прозрачный намёк я. — Но кто же знал, что мне и этого не удастся? К счастью, таксист оказался не из глупых. — Прости, — извинился он, сморщив нос, — я думал, разговор сможет тебя расслабить. — Я, конечно, ценю заботу абсолютно незнакомого человека, но будь добр, заткнись. Автомобиль остановился у павильона, в котором мы снимали фильм, и я вяло протянул таксисту несколько купюр. Затем молча выполз из машины и наполнил лёгкие утренним воздухом. Сколько бы я ни надеялся, это не смогло прогнать мою усталость, даже наоборот, я начал чувствовать себя куда отвратительнее. Небосклон уже начал светлеть. На востоке тёмно-синие тона сменились нежно-розовыми, а к западу они постепенно теряли свою хрупкость, переходя в более суровые: сначала в светло-сливовые, а затем и вовсе в иссиня-чёрные. Какое-то время я смотрел на небо, будто обезумев от потока нескончаемых мыслей. Потом пролетевшая прямо над моей головой птица заставила меня вздрогнуть и прийти наконец в себя. Я взглянул на время. Было ровно четыре. С грохотом распахнув дверь в свою гримёрную, я сразу же обратил внимание на туалетный стол. Прямо перед большим зеркалом, рама которого была покрыта золотой краской, стояла коробочка, украшенная красной шёлковой лентой. Недоуменно нахмурившись, я подошёл к столу и взял в руки эту коробочку, оформленную блестящей бумагой. — О, доброе утро, Логан, — услышал я голос за спиной и взглянул в зеркало. В дверях стоял Марк Кеннеди. Он был моим директором, с которым у меня с первых дней знакомства сложились прекрасные дружеские отношения. Хотя я и был старше него на три с половиной года, эта разница совершенно не чувствовалась. Нам удавалось видеться только в пределах съёмочной площадки, но и по этим коротким периодам, что мы говорили друг с другом, я успел понять, что это за человек. Марк удивлял меня своим складом ума. На мой взгляд, он был умён не по годам и выбрал себе профессию, идеально подходящую под его умственные способности. Может, именно благодаря Марку я успел сняться не в одном телевизионном проекте, и это на протяжении не столь длительного времени. — Доброе, — невесело бросил я. — Что ты делаешь здесь так рано? — С Эниссой снова поссорился. Пришлось ночевать здесь. Он подошёл ко мне и принялся заинтересованно рассматривать коробочку, обёртка которой шуршала и блестела при свете яркой лампы. — Курьер принёс это вчера вечером, — ответил на мой не прозвучавший вопрос Марк. — Подарок для тебя, по всему видимому. Там и записка есть, но я не стал читать её из уважения к тебе. Я извлёк из-под красной шёлковой ленты бумажный стикер и развернул его. — Береги свои силы для работы, Логан, — с удивлением в голосе прочитал я, — желаю тебе головокружительных успехов в твоей карьере. Меньше расстраивайся из-за неудач и больше радуйся своим победам. Надеюсь, мой скромный презент улучшит твоё самочувствие. Разорвав блестящую упаковку, я открыл коробку. Внутри лежала бутылка шоколадного коньяка, а он был не из дешёвых, и упаковка моего любимого чёрного кофе. — От кого это? — поинтересовался Марк. Я внимательнее рассмотрел записку с пожеланиями. — Здесь не подписано. — А сам как думаешь, кто мог прислать тебе такой презент? — Понятия не имею, если честно. И почерк незнакомый. Марк вынул из коробки бутылку коньяка и принялся изучать этикетку. — Дорогой, наверное, — заметил он. — Если добавить его в кофе, получится безумно вкусно. — Да, знаю. — Не желаешь выпить немного сейчас? Иначе нашим стилистам придётся упорно потрудиться, чтобы подготовить тебя к съёмкам. Я бросил на Марка усталый взгляд. — Нет, сейчас не хочу, — выдал я и, положив бутылку коньяка обратно в коробку, закрыл её. — Я лучше посплю. — Отдохни, Логан. Если что, я в соседней комнате. Дверь за Марком плавно закрылась, и я прилёг на диван. Голова моя ещё не успела коснуться мягкой подушки, как меня унесло в мир светлых грёз и глубоких мечтаний. А в семь часов я уже открыл глаза. Меня разбудил Марк, он сделал это тихо и осторожно, будто боясь моей не предсказуемой реакции на нежелательное пробуждение. Но я чувствовал себя на удивление бодро. — Уже семь, — предупредил меня Марк. — Тебе скоро идти к стилистам. — Скоро? Это когда? — Минут через сорок. Почти весь актёрский состав уже собрался, сейчас у них завтрак. Я решил разбудить тебя, чтобы ты тоже успел поесть перед съёмками. — Это было необязательно, — зевнул я, присев на диване. — Я мог бы поспать ещё целых сорок минут. — Ты ведь ничего не ел с тех пор, как приехал сюда. А завтраки, Логан, пропускать не желательно. — Не желательно, — подтвердил я, — но не запрещено ведь. Я поел в студии, Марк. Но всё равно спасибо. Я солгал: я не ел в студии. Но после сна у меня не было чувства голода, потому я решил вовсе не завтракать. — Пни меня через полчаса, — попросил я Марка и снова лёг на диван. Какое-то время директор молчал, после чего вполголоса произнёс: — Гликман хотел тебя видеть. Я вновь присел на диване и посмотрел на Марка. — Стивен? С этого и надо было начинать, дружище. Я увидел Стивена сразу же, как только вошёл в нашу столовую. Он сидел за своим столом, что расположился прямо по центру помещения, и вяло жевал большой сэндвич. Увидев меня, Гликман улыбнулся, помахал рукой. Я обнажил зубы в ответ и двинулся к его столу. — Доброе утро, — первым поздоровался я и протянул руку для пожатия. — И приятного аппетита. Стивен, не переставая улыбаться, пожал мою руку. — Да что-то нет у меня аппетита, — со вздохом произнёс он и положил сэндвич на тарелку. — Не могу есть, когда меня что-то беспокоит. Я терпеливо выдержал его реплику, хотя, если честно, готов был закричать. Снова люди идут ко мне со своими проблемами, заставляют решать не решаемые задачи и по-дружески вытаскивать их из затруднительного положения. Будто всем вокруг внушили, что я человек-жилетка. Можешь в любую минуту прийти и поплакаться Логану, он ведь такой понимающий, он ведь никогда не откажет в помощи или совете! Эти мысли появились в моей голове сами собой и немедленно разозлили меня. Поэтому я решил принять лекарство, которое теперь всюду носил с собой. Таблетки как раз лежали в кармане моих брюк. — Я возьму твоей водички? — попросил я Стивена и, не дожидаясь разрешения, взял бутылку воды. Затем выдавил две таблетки на ладонь и сразу же проглотил их. — Заболел? — поинтересовался Гликман, снова взяв в руки свой сэндвич. — Нет. Это от головы. Не спал почти всю ночь, башка от боли на части раскалывается. — Понимаю. Но на голодный желудок не стоит наглатываться таблеток, Логан… Я пропустил его реплику мимо ушей и слегка тряхнул головой, чтобы прогнать остатки сна. Нужно было переключиться на работу, хотя я прекрасно знал, что скоро таблетки начнут действовать и мне страшно захочется спать. — Так что там у тебя случилось? — спросил я, вернув наш разговор в прежнее русло. — Марк сказал, что ты хотел меня видеть. — Да, просто я остро нуждаюсь в твоём совете, Логан. — Не в первый раз приходится это слышать, — вполголоса проговорил я. — Ты что-то сказал? — Говорю, жизнь — такая странная и разносторонняя штука. Только мгновение назад ты не мог думать ни о чём плохом, жил себе и радовался жизни. А в следующую секунду уже с головой погружаешься в чьи-то проблемы и понимаешь, что не можешь искренне радоваться своей жизни, зная, что где-то существуют люди, гораздо несчастнее тебя. Стивен на какое-то время задумался, затем перевёл на меня взгляд и спросил: — Это имеет какое-то отношение ко мне? — Нет, — махнул рукой я и постарался включиться в беседу, — нет, Стивен, забудь об этом. Рассказывай, что у тебя за беда. — Ты ведь помнишь мою девушку Джоди? — Конечно. — У неё скоро день рождения. Но прошу заметить, для неё это не просто день рождения, а юбилей. Ей исполняется тридцать лет. — Ого, даже так? — Да. А ты помнишь, Логан, что я подарил Кендаллу на его последний день рождения? Я усмехнулся и утвердительно закивал. — То есть, — подытожил я, — ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать подарок для Джоди? — Мне будет достаточно даже маленького прозрачного намёка, — сказал Гликман, подняв брови вверх. — Я думаю над этим уже полторы недели, даже спать нормально не могу. Но для меня выбор подарка — это просто катастрофа! Я боюсь, что Джодид мой подарок не понравится. А для неё это важно. — Это её первый день рождения, который вы отмечаете вдвоём? — Разумеется, нет. Мы вместе уже четвёртый год. — Хорошо, — продолжал я, — а что ты дарил ей на предыдущий день рождения? Гликман поднял глаза и вздохнул. — Цветы, — начал вспоминать он, — какие-то вещи из косметики… Ну, знаешь, она это любит. А на следующей неделе мы полетели в Испанию, это тоже относилось к моему подарку. — И? Джоди осталась довольна? — Сказала, что да. Но для меня достаточно тяжело понять, когда девушка действительно довольна, а когда просто врёт, чтобы не обидеть. — Это да, — согласился я, облокотившись на спинку стула. — Все они в один голос твердят, что главное не подарок, а внимание, однако, когда подаришь ей не то, о чём она всю жизнь мечтала, она почему-то обижается. Довольно непредсказуемые создания. — Согласен с тобой, Логан. Поэтому я и решил обратиться к тебе за помощью. — Не бойся, Стивен, разберёмся мы с твоим подарком. Дай мне немного времени, и я что-нибудь придумаю. — Тогда я буду твоим должником, потому что ты реально меня выручишь. Джоди, конечно, не сильно привередливая, но… — Я понял. Ты просто не хочешь испортить ей праздник. Да, подарком испортить праздник тяжело, но эти девушки… Гликман засмеялся. — Это называется мужская солидарность, — сказал он и протянул мне кулак, чтобы я «отбил» его. Рассмеявшись, я ударил по кулаку Стивена и посмотрел на часы. — Не в курсе, до скольки мы сегодня снимаем? Вечером я опять должен быть в студии. — Я не знаю, чувак. График нашей работы так же не предсказуем, как наши вторые половинки. Текущая трудовая неделя выдавалась тяжёлой для меня, Кендалла, Карлоса и Джеймса. Мик оказывал на нас невыносимое давление, ведь мы заканчивали запись четвёртого альбома, а на носу у нас был мировой тур. Мы с парнями старались изо всех сил, но выкладываться на все сто процентов получалось не всегда. Виной тому были личные проблемы, которые тоже имели место быть в наших жизнях. Эти семь дней я был слишком занят на работе и слишком уставал после неё, чтобы найти в своём графике место для Эвелин. Да, я обещал ей, что как-нибудь нанесу ей визит, а я всегда старался сдерживать свои обещания. Но это действительно сложно, когда твой день расписан буквально по минутам, а в мобильном нет даже её номера телефона. Обиднее всего было то, что я не мог даже написать Эвелин СМС и поинтересоваться, как она. Из-за всего этого я чувствовал себя виноватым, и это меня угнетало. Кендалл постоянно выглядел уставшим, нервным, раздражительным. С того дня, как я ездил к Кайли с целью разоблачить Шмидта, я ни разу не говорил с другом о его проблеме. Меня не оставлял вопрос, что же на самом деле с ним приключилось, однако этот вопрос я не спешил озвучивать. Карлос, как обычно спустив почти весь свой гонорар на казино, поссорился с Алексой. Мы с парнями терпеть не могли их ссоры, наверное, даже сами Карлекса относились к своим ссорам гораздо спокойнее, чем мы. Карлос был сам на себя не похож, когда переживал очередную ссору со своей женой. Он становился угрюмым, невнимательным, начинал грубить и огрызаться. А это не могло нас не раздражать. Что касается Джеймса, ему удалось ближе познакомиться с «молодой женщиной», которая смогла покорить его сердце при первой же встрече. Его избранницу звали Изабеллой, но признаться честно, отношения у них складывались не очень хорошо. Наш ловелас имел смелость признаться в своих чувствах уже при второй встрече с Изабеллой и пригласить её на свидание. Но она оказалась не такой уж простой. Изабелла вела себя холодно, отчуждённо и даже грубо. Она относилась к Маслоу так, будто он был не достоин даже её внимания. А Джеймс признался мне, что влюбился в Изабеллу по самые уши… Я смотрел на страдания своего друга и искренне сочувствовал ему. Теперь я не смеялся над его чувствами: кажется, они перерастали в что-то действительно серьёзное. Но поведение Изабеллы отталкивало меня от неё, она была слишком нелюбезна и невежлива по отношению к Джеймсу. Он не заслуживал такого отношения. Однажды я видел, как эти двое разговаривали. Изабелла не вызвала в моей душе никаких других чувств, кроме отвращения, а к Маслоу я чувствовал жалость. Сначала хотелось подойти к Изабелле и сказать, что она ведёт себя неправильно, что нельзя так относиться к человеку, у которого есть искренние и сильные чувства к тебе, но потом я понял, что это было бы бесполезно. Изабелла не изменится. Они ни разу не разговаривали друг с другом нормальным тоном. Обычно это происходило с криками, иногда даже с ударами (только со стороны Изабеллы, разумеется), и Джеймса это сильно ранило. В общем, я понятия не имею, как мы с парнями не сошли с ума. Но мы дожили до сегодняшнего вечера — вечера, когда мы записывали последнюю песню альбома. Пользуясь сладким моментом отсутствия Мика, мы с парнями лежали на диванах. Я пил кофе, Кендалл листал какой-то журнал, что нашёл на кофейном столике, Карлос задумчиво пялился в потолок и насвистывал незнакомую мне мелодию. Джеймс же ушёл «справить нужду», как сам он выразился, но я-то знал, что он отправился на поиски Изабеллы. Его не останавливала её холодность, Маслоу каждый перерыв тратил на разговоры с этой ледяной «молодой женщиной». Когда дверь в студию открылась, мы с парнями мигом встали с диванов, думая, что пришёл Мик. Но мы ошиблись: это был курьер. — Добрый вечер, — приветливо поздоровался он. В руках у парня была коробка, обклеенная золотой декоративной бумагой. — Мне нужен… Логан Хендерсон. Я молча сделал шаг навстречу курьеру. Его губ коснулась добрая улыбка. — Это вам, — он протянул мне коробочку, — распишитесь вот здесь, пожалуйста. Я покорно поставил свою подпись и принялся заинтересованно рассматривать коробку. — От кого это? — спросил я курьера. — Я не знаю, уж извините. Меня просто попросили доставить это вам. — Кто попросил? — Мой начальник, — улыбаясь, ответил незнакомец. — До свидания! В студии мы снова остались втроём, и Карлос и Кендалл подошли ко мне. — Что это за чертовщина такая? — устало спросил я, разрывая красивую обёртку. — Недавно я получил подарок, это был коньяк и кофе. И я просто понятия не имею, от кого это! Открыв коробку, я обнаружил там записку. «Сладких снов, Логан. Надеюсь, ты не сильно устал сегодня. Засыпая, я буду думать только о тебе», — было написано уже знакомым мне почерком. В коробке, помимо записки, лежала большая упаковка воздушного зефира. А я просто обожал этот зефир. — Буду думать только о тебе, — прочитал ПенаВега. — Это однозначно от девушки. — Да, только вот от какой? — Их миллионы по всему миру. — Не думаю, что это от фанатки, — покачал головой я и вздохнул. — Подарки от фанатов приходят мне на другой адрес. Курьеры никогда не приносили мне их на площадку или в студию. — У тебя есть кто-нибудь на примете? — поинтересовался Кендалл, читая надписи на упаковке с зефиром. Первая мысль, которая родилась в моей голове, была мысль об Эвелин. Но я сразу же отогнал её в сторону. Откуда Эвелин может знать о моих вкусах? Мы знакомы с ней всего ничего! Мы совсем друг друга не знаем… — Нет, — признался я. — Я не знаю. Я не знаю, кто мог бы прислать мне это. — Анонимный поклонник, — с интересом произнёс Карлос, — или, вернее сказать, анонимная поклонница. — Я знаю её, потому что она хорошо знает меня. Возможно, она думает, что я легко смогу догадаться, кто она, но это не так… Сегодняшний разговор Джеймса и Изабеллы, как, впрочем, и все остальные, не клеился. В студии было тихо, и поэтому я мог слышать их разговор за стеной. Они ссорились: всё как обычно. — Мне пора работать, — прозвучал голос Маслоу совсем рядом, и дверь в студию распахнулась. Друг вошёл; за его спиной стояла Изабелла. — Всё равно все мужчины одинаковые, — хмыкнула она, не смея ступить в нашу студию, — и все говорят одно и то же: «Мне пора». — Возможно, перед этим они спрашивают ещё: «Не желаете продлить?» — не удержался я. Кендалл и Карлос в голос рассмеялись, Изабелла покраснела — то ли от стыда, то ли от возмущения. — Очень смешно, — произнесла она, — над такими шутками могут смеяться только такие законченные идиоты, как твои друзья, Джеймс. — Прогресс, — заметил я, не отрываясь от своего кофе, — раньше она называла идиотом только Маслоу, а теперь – нас. Ты потихоньку выползаешь из френдзоны, Джеймс. Изабелла тихо засмеялась, опустив голову. Я с интересом наблюдал за её реакцией. — Да, давно я не встречала таких бесцеремонных нахалов… — А я давно не встречал таких чёрствых и безразличных ко всему девушек, — высказался я, не желая сдаваться без боя. — И это удивляет, потому что слабый пол всегда отличался особой чувствительностью. Изабелла перевела спокойный взгляд на Маслоу. — Джеймс, — произнесла она с необыкновенным удивлением, — и ты позволишь этому хаму так со мной разговаривать? Ловелас смотрел куда-то в сторону и молчал; он был погружен в мир своих мыслей. Не знаю, не отвечал он намеренно или действительно не слышал нашего разговора из-за собственных мыслей… Но мне показалось, что Джеймс понимал, что я прав. — Ладно, — продолжала Изабелла, пожав плечами. — Я лишний раз убедилась в том, что твои друзья такие же ненормальные, как и ты сам. — Это ты нам комплимент сделала? — не понял я. — Всё, я пошла, — категорично заявила «молодая женщина» и развернулась. Но потом, видимо, передумала: она посмотрела на нас и повторила: — Всё равно все мужчины одинаковые. — А женщины, хочешь сказать, все разные? Изабелла с вызовом на меня посмотрела, и мне показалось, что одним взглядом она вызвала меня на дуэль, исход которой могла решить только чья-то смерть. — На что ты намекаешь? — спросила «молодая женщина», скрестив руки на груди. — На то и намекаю, — сказал я довольно терпеливо и, оторвавшись от кофе, встал с дивана. — Меня просто удивляет, как все женщины мира не устают повторять одно и то же. "Мужики все козлы, мужики все одинаковые"… Да идите вы к чёрту со своими жалобами, нам наплевать на это! Посмотрите сначала на себя. Иногда мне кажется, что все девушки планеты связаны единым разумом! Мало того, что обижаетесь на всякие мелочи, обвиняете во всём сильный пол, так ещё и изменяете налево и направо, притом не уставая жаловаться на недостаток внимания, в котором вы, между прочим, просто купаетесь! Я не старался себя сдерживать и говорил то, что считал нужным. Но готов признать: последняя фраза, кажется, действительно была лишней. В последнее время я стал уделять много внимания обсуждению девушек, чем начал походить на шестидесятилетнего старика, который уже давно перестал нравиться женскому полу. Не знаю, чем я мог бы объяснить это. Наверное, после уезда Чарис я наконец смог почувствовать себя свободным, в волю обдумать наши отношения и то, что разрушило их. А главное — я страстно желал обсудить это с кем-то. Услышав мою последнюю реплику, парни опустили головы, точно это они были виноваты в том, что я столкнулся с неверностью со стороны любимой девушки. Сказать честно, это меня тронуло. Изабелла же продолжала с вызовом смотреть на меня; взгляд её пылал огнём. — Не знаю, что помогло тебе приобрести такое мнение о женщинах… — начала она и с улыбкой пожала плечами. В глазах её не было ни капли сожаления. — Наверное, тебе просто не повезло в жизни, милый. — Хочешь сказать, что остальные не такие? — продолжал я, чувствуя, что уже не могу остановиться. — Ладно, чёрт возьми, хочешь сказать, что ты не такая?! Глаза Изабеллы сразу же потухли. Она глубоко вздохнула, затем с сарказмом рассмеялась. — Да, малыш, — проговорила она, медленно качая головой, словно давая мне насладиться вкусом своей победы. — Ты прав насчёт женщин. Насчёт всех женщин. Ты видишь их всех насквозь. И меня в том числе. Браво. И сказав это, она подошла к Кендаллу, что стоял, приблизившись к стене, и со страстью поцеловала его. Я смотрел на них, широко распахнув глаза и слегка улыбаясь. Уж не знаю, чем именно была вызвана моя улыбка — эксцентричностью Изабеллы или её глупостью и бессмысленным стремлением унизить меня. Но улыбка исчезла с моего лица, когда я взглянул на Джеймса. Он стоял, положив руку на левую грудь — туда, где билось его любящее сердце. Мне стало безумно жаль его. Он по уши влюбился в женщину, которая попросту этого не заслуживала. Изабелла ведь издевалась над ним! Она издевалась над ним, безжалостно терзая его и без того израненное сердце. Даже этот поцелуй. Она целовала Кендалла не столько ради того, чтобы поставить меня на место, сколько для того, чтобы разозлить Маслоу. Наконец Изабелла оттолкнула от себя Шмидта, и он испуганно на неё уставился. Его рот был весь в губной помаде. — Поздравляю, — задыхаясь, проговорила «молодая женщина», — теперь твоя теория полностью доказана. И она ушла. Мы с парнями выжидающе смотрели на Джеймса, который всё ещё не мог прийти в себя от увиденного. — Зачем?.. — прошептал он и поднял на меня глаза, в которых было слишком много боли для того, чтобы спокойно в них смотреть. — Зачем ты разозлил её, Логан? — Я не был уверен, что эту особу сможет что-то разозлить… Прости, Джеймс… я… я не думал, что она поступит вот так, чтобы только потешить своё самолюбие… Маслоу, прижавшись спиной к стене, медленно съехал по ней и уселся на пол. Он схватился за голову обеими руками и, стиснув зубы, застонал. — Она меня ненавидит, — проговорил он, — она ненавидит меня в такой же степени, в какой я её люблю. А это просто убивает меня… Чёрт возьми! Это уже убило меня! Я мёртв. — Джеймс, — вырвалось у меня, и я подошёл к другу. — Забудь ты про неё. Таких недалёких дам, как Изабелла, ещё поискать надо… — Не смей! — закричал он чуть ли не со слезами на глазах и оттолкнул меня. — Не смей так говорить о ней! Если тебе о чём-то это скажет, я всё ещё люблю её! Я развёл руками в сторону. — Что, Джеймс, больно? Больно. А почему ты не думал о моей любви к Чарис, когда поливал её грязью с ног до головы? Думаешь, мне не было больно? — Да заткнись ты, Логан! — продолжал истерить Маслоу, поднявшись на ноги. — Хватит постоянно напоминать мне о своей Чарис, это не вылечит твою душу! Чарис предала тебя, кретин, она заслуживала всего этого! К тому же ты сам назвал её паршивой шлюхой, разве об этом ты забыл?! Не выдержав, я ударил Джеймса по лицу. Он с силой толкнул меня в плечи, и я еле-еле удержался на ногах. — Эй! — крикнул Карлос, пулей подскочив к нам. — Остыньте, идиоты! — Нам только этого не хватало! — встал между нами Кендалл. — Мы все на нервах, парни, ещё немного, и они просто сдадут. Держите себя в руках, прошу вас! Маслоу сделал глубокий вдох с целью успокоиться и, бросив уничтожающий взгляд на Шмидта, сказал: — Ты тоже хорош, предатель. Услышав это слово, Кендалл оторопел. Какое-то время он стоял неподвижно, с удивлением и каким-то стыдом глядя на друга, после чего заговорил: — Джеймс, ты… ты же всё видел сам. Я не предавал тебя. Она сама поцеловала меня, Джеймс! Она сама поцеловала меня! Что-то в поведении Кендалла показалось мне настораживающим. Он оправдывал себя с такой убедительностью, словно действительно предал Джеймса, поцеловав Изабеллу. Будто слово «предатель» оказало на него значительное влияние. — Джеймс, — снова обратился я к другу, не без труда сумев совладать со своими чувствами, — я думал, что Изабелла — женщина, которой действительно стоит добиваться, из-за которой действительно стоит страдать. Но Джеймс… на самом деле она и цента ломаного не стоит… Глаза Маслоу снова вспыхнули яростью, и он дёрнулся в мою сторону. Кендалл вовремя остановил его. — Остынь, Джеймс, остынь, — тихо проговорил Шмидт. — Вы с Логаном оба страшно сердитесь, поэтому не стоит слушать друг друга. В гневе человек может сказать всё, что угодно. — Всё, что угодно? — переспросил Маслоу, всё ещё сердито сжимая зубы. — Даже оскорбление в сторону любимой женщины? — Даже это, Джеймс. Всё, парни, хватит. Правда. Прошу вас. Я и ловелас обменялись взглядами, значение которых я не мог определить верно. — Пусть он сначала извинится, — прошептал Джеймс. — Извинюсь? За что, интересно? За то, что высказал свою точку зрения? — Дружба дружбой, Логан, — вступил в разговор Карлито, — но ведь ему и так сделали больно. Нам стоило поддержать его, а не стремиться обвинить в том, что он испытывает любовь. Любовь. Понимаешь? Пусть даже любовь к такой женщине, как Изабелла. Я понял, что ПенаВега был прав, и покраснел — то ли от стыда, то ли от непонятной боли за разбитое сердце друга. — Прости, — извинился я с самой чистой искренностью, на которую только был способен. Джеймс какое-то время молча смотрел на меня и возбуждённо дышал. Затем он кивнул, но от этого прощения сердцу моему нисколько не стало легче… Ближе к ночи, когда мы закончили запись альбома, я предложил парням поехать ко мне и отметить это событие. — Что в твоём понимании значит слово «отметить»? — зачем-то уточнил Карлос. — Отметить — значит выпить. — И ты... будешь пить вместе с нами? В этот раз мне не хотелось отделяться от друзей, и я сказал: — И я буду пить вместе с вами. Перед тем, как в студию пришёл Мик, я решил выпить таблетки. После происшествия с Изабеллой я не на шутку рассердился, мне необходимо было успокоиться, к тому же я знал, что запись последней песни альбома будет сопровождаться жуткими криками. Следовательно, приняв лекарство, я не должен был выпивать вместе с парнями. Но я решил не морочить им этим голову и сказал, что тоже буду пить. — Тогда чего же мы ждём? — улыбнулся испанец, взвалив на плечо свой рюкзак. — Едем к тебе. Догнав Джеймса, что шёл впереди всех, я спросил: — Ты как, дружище? — Нормально, — ответил он подавленным голосом. — Держусь. Сейчас немного выпью, и всё само собой забудется. — Хорошо. А то я думал, что ты поедешь домой. — Сейчас я меньше всего хотел бы оказаться один в своём доме. — Джеймс, ты ведь не злишься на меня? Маслоу бросил на меня короткий взгляд и невесело усмехнулся. — Нет, Логан. Сейчас я злюсь только на Изабеллу. — Ты понимаешь, что я не хотел отравить твои чувства? — Понимаю. Ещё я хотел спросить, понимает ли он, что Изабелла — пустая трата времени и нервов, но всё же оставил этот вопрос при себе. Когда мы приехали ко мне домой, я предложил друзьям коньяк. Они не отказались. Потом я достал из ящика все свечи, которые только смог найти, и принялся расставлять их на обеденном столе. — Ты что делаешь? — поинтересовался Кендалл. — Мы к тебе тут не на романтический ужин при свечах пришли. — От яркого света у меня уже зрение садится, — сказал я, разыскивая спички, — а свет свечей будет для моих уставших глаз в самый раз. — Ну что, — торжествующе начал Карлос, появившись в кухне с CD-диском в руке, — послушаем, чего нам стоили несколько месяцев упорной работы? — Да, ставь диск, — одобрил идею я. — И включи погромче. Джеймс, ты идёшь? Маслоу вошёл вслед за ПенаВегой, его лицо абсолютно не выражало эмоций. Он был подавлен. Я надеялся улучшить его состояние, мне не хотелось, чтобы друг так убивался из-за женщины. Повернувшись к друзьям спиной, я налил коньяк в три стакана, а в четвёртый, свой, я налил колу. Потушив свет, расставив по столу свечи и включив громкую музыку, я надеялся одурачить парней. Очень хотелось верить, что они не заметят мою маленькую подмену. И они не заметили. Когда наши стаканы пустели, коньяком их наполнял я. Отвлечь друзей разговорами было несложно, поэтому вряд ли они сумели бы заметить, что в свой стакан я наливаю из другой бутылки. А когда они уже прилично выпили, я мог и вовсе пить из горла: находясь в опьянении, парни теряли всякую бдительность. — Интересно, — сменил тему разговора Джеймс, пьяно прищурив один глаз, — у всех девушек есть секреты? — Маслоу, — изображая из себя пьяного, бросил я, — ты говорил, что выпьешь и забудешь обо всём. — Человек не может просто взять и убить свои воспоминания. Для этого нужно время. Я положил ноги на стол и сделал глоток колы прямо из бутылки. Парни, как я и предполагал, ничего не заметили. — Наверное, у всех, — предположил я, не вовремя ответив на вопрос ловеласа. — Я думаю, все люди что-то скрывают. — Тогда что скрываешь ты? Я бросил на Джеймса мрачный взгляд. — Не уверен, что я это скрываю, но… Помнишь Эвелин? Девушку, от которой я постоянно ждал звонка? Маслоу закрыл глаза и принялся вспоминать это имя. Конечно! В его голове столько женских имён, что я до сих пор удивляюсь, как её ещё на части не разорвало! — Вспомнил, — щёлкнул пальцами он, — ты ведь места себе найти не мог, всё ждал, пока она позвонит. — Ты преувеличиваешь. — Да? А мне кажется, что я ещё преуменьшаю. — Хорош! — Я сделал ещё глоток и на какое-то время замолчал. — На прошлой неделе я был у неё дома. — Правда? — Джеймс с удивлением уставился на меня. — Что же ты раньше молчал, дружище? — Ничего такого не было. Мы просто разговаривали. — Не имеет значения! Ты должен был мне рассказать, я ведь твоих отношений хочу больше, чем Изабеллу! — Я ничего не сказал, потому что сам ещё не уверен, что значат наши отношения. — Она тебе нравится? — Что? — переспросил я, хотя прекрасно услышал вопрос. — Нет, какого чёрта? Я её почти не знаю. — Почти? Значит, что-то всё-таки знаешь? — Да, Джеймс. Я знаю, что... что она больна амнезией. Улыбка сразу же сползла с лица ловеласа, его взор стал задумчивым. — Это она сама тебе сказала? — поинтересовался Кендалл. — Нет, я догадался обо всём сам. Эвелин думает, что мы с ней старые друзья, но мы знакомы с ней чуть больше месяца. — Разве одного месяца не достаточно для того, чтобы стать старыми друзьями? Я проигнорировал глупый вопрос и медленно вздохнул. — Дело не в том. Она посвятила мне стихотворение, и у меня возникло ощущение, что это было… признание. — Она призналась тебе в любви? — Она сделала это завуалировано. В этом и проблема! Я не знаю, как к ней обращаться после этого. — Обращайся так же, как ты делал это раньше. Сделай вид, что ты не понял её намёка. — Это как-то… некрасиво. — По-другому никак, Логан, — поддержал немца Карлито. — По-другому в нашей профессии не получится. А лучше беги оттуда, пока она не призналась тебе во всём напрямую. — Да вы не понимаете! — повысил голос я. — Она даже не знает, что я артист. Она не знает, что я известен на всю Америку, она этого не знает! И я даже не уверен, что это было признание... Я вообще ни в чём не уверен. Какое-то время в кухне гремела только музыка. Мне это надоело, и я её выключил. — Тогда я не знаю, — покачал головой Джеймс, — отвергать её не нужно, это может причинить ей боль. Но… ты бы хотел ответить на её чувства? Я молча смотрел на друга и думал: а хотел бы?.. — Я не знаю, — шёпотом признался я. — Тогда встреться с ней ещё раз и постарайся понять, что к ней чувствуешь. — Это не так просто, как кажется с первого взгляда. — Никто и не говорит, что это легко. — Слушай, — начал Кендалл, — а те анонимные подарки, которые ты получил сегодня, не могут быть от Эвелин? — Нет. Я уверен. Это не она. Опустив голову, я замолчал. Раньше я не торопился рассказывать друзьям о том, что происходит в моей жизни. Не знаю, почему, наверное, я просто не хотел, чтобы кто-то вмешивался в мою жизнь. Но сегодня я рассказал парням об Эвелин, и в этом, как оказалось, нет ничего страшного. Я доверился им, а они меня поддержали. И это было… приятно. Я обвёл друзей улыбающимися глазами и сказал: — Теперь ваша очередь. — Не понял? — пьяно пробормотал Шмидт. — Что вы скрываете? Я в своём признался. Конечно, это было не всё: я умолчал о таблетках, что начал принимать совсем недавно. Доверие доверием, но… я не считал, что парни должны об этом знать… — Друзья не всегда должны знать секреты друг друга, — сказал Карлос, — иначе это может их рассорить. — Рассорить? Чушь. Друзья для того и существуют, чтобы знать и хранить секреты. Я взял почти пустую бутылку коньяка и, вылив остатки напитка в стакан Джеймса, положил бутылку на стол. — Будем крутить? — спросил я у парней и слабо улыбнулся. — Только пообещаем друг другу, что выложим на бочку все карты. Я перевёл взгляд на Кендалла, надеясь прочитать в его глазах что-то, что смогло бы выдать его с потрохами. Но ничего такого я не заметил. — Крути, — разрешил ПенаВега, откинувшись на спинку стула. — Мне нечего скрывать. Звон стекла наполнил комнату, пустая бутылка завертелась на столе. Мы с парнями сосредоточенно следили за ней, пока её горлышко не показало на Маслоу. Кендалл и Карлос, засмеявшись, захлопали в ладоши. — Хей, мистер Ловелас раскрывает свои секреты, — произнёс я и улыбнулся. — Ну что, Джеймс? Сам сознаешься или как? На губах Маслоу заиграла пьяная ухмылочка, и он сказал: — То, что я скажу, может тебе не понравиться, Логги. Его фраза несколько меня смутила, но в душе я ликовал: он назвал меня «Логги», а значит, он потихоньку отходил от последней ссоры с Изабеллой. — Какая разница? — равнодушно пожал плечами я. — Мы ведь договорились, что будем рассказывать всё. — Что ж, ты сам этого пожелал. Джеймс допил коньяк, что оставался в его стакане, и сделал глубокий вдох. — Помнишь Кортни, с которой ты летал в Нью-Йорк? — Ещё бы! — А помнишь, ты спрашивал меня, стал бы я с ней встречаться? — Конечно. — Так вот. Дело в том, что я уже с ней встречался. Я нахмурился и замолчал на какое-то время. Должен признать, это действительно было неприятно. Да, для Джеймса девушки не значили почти ничего, это как деньги во время инфляции. Их много — очень много, и со временем ты перестаёшь ценить их. Они обесцениваются. Так произошло и в случае с Маслоу. Он был со столькими девушками, что, наверное, уже давно сбился со счёту. А для меня отношения с дамами всегда значили что-то искреннее и драгоценное, то, что нужно хранить и оберегать, как дорогой камень. Джеймс буквально спихнул на меня Кортни, к тому же сейчас признался, что уже когда-то был с ней. Это сумело разозлить меня. Будто я был потребителем, и Маслоу сбагрил мне товар, уже бывший в употреблении! И Кортни тоже хороша, как она могла умолчать о таком? Как она могла спокойно вести себя в присутствии Джеймса? Как она могла быть со мной, если уже когда-то была с ним?.. — А как же правило бывших девушек? — ледяным тоном спросил я. — Это не будет считаться за нарушение, Логги. Тем более... Я сердито ударил ладонью по столу, и Джеймс удивлённо замолчал. — Как ты мог буквально заставить меня пойти с ней на свидание, если сам раньше встречался с ней?! — Остынь, чувак, я просто попросил тебя сходить на двойное свидание, я не заставлял тебя влюбляться в неё! — Я в неё не влюбился! И слава богу! — Что тебя тогда не устраивает, Логан? Я сделал глубокий вдох и осуждающе покачал головой. — Если для тебя это ничего не значит, — тихо начал я, — может, ты успел перевстречаться со всеми моими бывшими? — Что за чушь? Конечно, нет! Я, может, иногда и вёл себя как бабник, но я никогда не забывал про правило бывших девушек! — Бывших девушек? Ладно. Может, ты встречался с ними до меня, м? — Да закрой ты рот! — Заткнитесь вы оба! — вмешался Карлос. — Я же говорил, что нам не обязательно знать секреты друг друга, это может разрушить нашу дружбу! — Ещё чего, — хмыкнул я. — Дружбу это не разрушит, поверь мне. Пусть лучше выкладывает всё, что у него там осталось. — Всё? — переспросил Маслоу, и в его голосе прозвучал вызов. — Ты хочешь, чтобы я рассказал всё? Ладно, хочешь — получишь. Эмили. — Что — Эмили? — не понял я. — Эмили. Я тоже встречался с ней. — Моя медсестра? — ударив обеими ладонями по столу, гневно спросил я. — Ага, твоя? Что же ты запел по-другому, Логан? Когда я толкал тебя к ней навстречу, ты сопротивлялся всеми силами! А сейчас вдруг она стала твоей! — Это… это… — не находил слов я. — Что? — спросил Джеймс, разведя руки в стороны. — Предательство? Ложь? Нарушение правил? А вот ни черта! Ты с ней не встречался, а потому никаких правил я не нарушил! И предательством это я тоже не назову, потому что к Эмили ты ничего не чувствовал. Я молча смотрел на друга и понимал, что он был прав. У меня и вправду не было оснований для того, чтобы обвинить Джеймса в предательстве или нарушении нашего кодекса. — И долго вы встречались? — остыв, спросил я и равнодушно пожал плечами. — Почти месяц. — Почти месяц? То есть в то время, пока Эмили меня лечила, она встречалась с тобой? — Выходит, что так. «И тоже мне ничего не сказала!» — с непонятным возмущением подумал я. — Ты долго продержался рядом с ней, — заметил я. — А из-за чего разбежались? — Да не знаю, как-то само собой получилось. — Само собой получилось? Или всё-таки ты её бросил? — Я её бросил, — с пьяной усмешкой сказал Джеймс. — Логан, ты ведь не будешь злиться на меня? Тебе она не нравилась, а мне приглянулась с первого взгляда. Надеюсь, между нами не останется какого-нибудь недопонимания? — Надейся. Мы уже квиты. Мы с Маслоу ударились кулаками в знак примирения, и пустая бутылка из-под коньяка вновь с шумом завертелась на столе. Мы с парнями с интересом наблюдали за ней. Когда её горлышко показало на Кендалла, я, Карлос и Джеймс засмеялись. Шмидт, улыбаясь, закрыл лицо руками. — Надеюсь, у тебя в запасе есть какой-нибудь интересный секретик, Кендалл. Я смотрел на него, с интересом затаив дыхание. Меня уже давно мучил вопрос, что же у него случилось и по какой причине он солгал мне во время нашей ночной встречи в моём доме. Но Кендалл молчал, опустив голову и поставив локти на стол. — Чувак, — шёпотом позвал его Джеймс, несильно толкнув в бок. — Ты всё ещё с нами? Шмидт поднял голову. Его глаза были закрыты. — Да, — забормотал он, — просто я… просто мне не очень приятно об этом рассказывать. — Я о своём вообще мог и не рассказывать, — сказал Маслоу, — чтобы не злить Логана. Но ничего ведь страшного не произошло! — Мне не страшно, Джеймс! Мне просто... неприятно… Немец снова опустил голову и вздохнул. Его дыхание дрожало. — Мужик… — с сочувствием протянул Карлос и положил руку на плечо Кендалла. — Что с тобой? Мы услышали всхлипы и испуганно переглянулись. — Ты чего, Кендалл? — спросил я и потряс его за плечо. — Ты плачешь? Да что случилось, чёрт возьми? — Я ужасный парень, — сказал он сквозь слёзы и посмотрел на меня. — У меня такое ощущение, что я даже не способен никого полюбить. Боже! Я всю жизнь гонюсь за идеалом, хотя сам далеко не подарок. Мы молча смотрели на него, всё ещё не понимая, что происходит. Всё же мы единогласно и безмолвно решили не давить на Шмидта, ни о чём его не спрашивать, а подождать, пока он немного успокоится и сам обо всём расскажет. — Кайли, — продолжал он, уставившись в пустоту, — бедная, бедная Кайли! Мне кажется, никому на свете я не причинял столько боли, сколько причинил ей! Он сделал большой глоток коньяка и прерывисто вздохнул. — Столько времени я убеждал себя и её, что между нами что-то есть. Но это всё было обманом. Одним большим и сплошным обманом! — Не понимаю, — нахмурился Джеймс. — Вы друг друга не любите? — Насчёт неё не уверен, но я… я ничего к ней не чувствую и не знаю, были ли чувства на самом деле, понимаете? — И как давно ты это понял? — Не помню точно… может, месяц назад… — Месяц? — удивлённо переспросил Карлос. — И ты столько времени молчал об этом? — Я ждал возникновения чувств! Я пытался поговорить с Кайли, но не смог! Не смог, смотря в её влюблённые глаза, сказать, что не люблю её! Я всю жизнь провёл в поисках совершенства, я действительно гонюсь за ним, как бешеный пёс за костью! Но знаете в чём соль? Совершенство недостижимо, за ним не угонишься! Правда, первое время наши отношения с Кайли казались мне идеальными… я даже думал, что нашёл свой идеал, понимаете? Это было прекрасно. Но потом всё в одно мгновение изменилось, сам не знаю, почему это произошло. Я решил признаться ей во всём сразу, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Но не смог! Я не смог… а потом… Кендалл крепко зажмурился и захныкал. Я с сочувствием смотрел на него и чувствовал стыд за то, что обвинял Шмидта во лжи. Видимо, ему действительно непросто было рассказывать об этом, если он даже не смог сдержать слёз… — Карьера нашего с вами бой-бэнда пошла в гору, — продолжил он, выпив ещё полстакана коньяка, — и я был рад этому. Но «Heffron Drive» не мог остаться без моего внимания, это своё детище я тоже должен был поставить на ноги. Новых песен не было. Вдохновения не было. У меня не было ничего, кроме моей гитары, одиноко стоящей в углу. А наш менеджер, Дорси, требовала от меня новых песен. Это было ужасно! Понимаете? Давление на меня оказывали со всех сторон, я чувствовал, что меня может просто разорвать на части! А потом Дорси… Я пришёл к ней, чтобы обсудить кое-что, касающееся нашей группы, и… эта женщина взяла непонятную власть надо мной. Я сам не понял, как это произошло, как я вообще смог опуститься до такого! Она заперла дверь своего кабинета, медленно подошла ко мне и посмотрела в мои глаза… Чёрт подери, я никогда не забуду этот взгляд! А потом я просто положил её на стол и… О, господи! Я ведь ненавижу Дорси, я терпеть её не могу! Она делала много глупых вещей, которые просто выводили меня из себя, а потом я взял и переспал с ней! Мало того, что она ужасный человек, так ещё я предал Кайли — Кайли, которая в самом деле любит меня! Я просто отвратительный парень, я предатель, я ничтожество! Я просто жалкое ничтожество! На последних словах он громко разрыдался, и мы с парнями поддержали его дружескими похлопываниями по плечу. Теперь мне стало совсем стыдно, и я просто не знал, что мне нужно сказать, чтобы искупить свою вину перед другом. Я вспомнил, как сегодня вечером Кендалл болезненно отреагировал на слова Джеймса, когда тот назвал его предателем. Теперь мне стало понятно, что именно вызвало в немецкой душе такие чувства. — Всё в порядке, Кендалл, — произнёс я таким тоном, словно разговаривал с маленьким ребёнком. — Ты молодец, что рассказал нам. Успокойся. — Объясните мне, почему я такой идиот? — спросил Шмидт, вытирая слёзы. — Почему я не смог признаться Кайли в своих истинных чувствах? Почему?! — Возможно, тебе нужно ещё подумать, — предположил Карлос. — Может, ты всё-таки чувствуешь что-то к ней, только эти чувства спрятаны глубоко в твоей душе. Поэтому ты и решил не рубить с плеча, решил оставить вашу любовь в живых. — Да нет там никакой любви… мне так кажется. Если бы я действительно любил Кайли, я бы не решился на такую крайность, как Дорси. — Я уверен, ты сделал это не нарочно, — сказал Джеймс, крепко сжимая плечо Кендалла. — Сам же знаешь, как это бывает. Когда со всех сторон на тебя давят, когда терпеть уже невыносимо… Я тебя не осуждаю, мужик. Я тебя прекрасно понимаю. Я бы не успокоился, услышав такое от ловеласа. Само собой, Маслоу понимает Шмидта, он ведь сам не раз поступал так с девушками, бесчестно предавая их и разбивая хрупкие сердца. А я осуждал Кендалла. Осуждал, но этого говорить ему не стал. — Джеймс… — Шмидт обнял друга одной рукой и вздохнул. — Ты правда меня не осуждаешь? — Конечно, нет! Я много раз в своей жизни сталкивался с изменами и с уверенностью могу сказать, что большинство мужских измен вовсе не являются изменами! Для парней секс — это просто секс. Девушки же имеют привычку создавать из секса что-то сказочное. Парень может переспать с одной – да, может; но сердце его будет принадлежать другой, той, которая всегда ждёт его дома. Вот поэтому к изменам со стороны девушек я отношусь совсем по-иному. Кендалл расплылся в пьяной улыбке и снова потянулся за стаканом. — Никогда бы не подумал, что простые слова смогут так помочь мне, — признался он. — Спасибо, Джей, признаться честно, я тронут. И вам, парни, спасибо. Спасибо, что не осуждаете. Немец похлопал себя по карманам, вздохнул и сказал: — Теперь я страшно хочу курить. — Кури, если это сможет тебя утешить, — разрешил я. — Только будь добр, открой окно. Кендалл распахнул окно и, достав из нагрудного кармана пачку сигарет, взял одну в рот. Закурив, он вновь уселся за стол и посмотрел на меня. — В ту ночь я сказал тебе, что мы поссорились с Кайли, — тихо начал он и выпустил дым в потолок. — В какой-то степени я солгал, понимаешь? За это прости. Я не захотел рассказывать обо всём так сразу, потому что я приехал к тебе сразу после Дорси. Именно поэтому я был тогда в стельку пьяный. И поэтому был такой растерянный… Я молча кивнул, давая понять, что не держу зла на друга. Джеймс взял пустую бутылку из-под коньяка, которая решала, кто из нас будет рассказывать секрет, и отодвинул её в сторону. — Думаю, с нас хватит, — сказал Маслоу. — Лично мне больше не хочется знать ничьих секретов. Мы с парнями согласились и выпили ещё. Я по-прежнему наливал себе колу. — На выходных мы с Алексой хотим устроить вечеринку, — сказал Карлос, наблюдая за дымящейся сигаретой Шмидта. — Осенью океан особенно прекрасен, правда? Вечеринку устроим на палубе большого корабля, потому что я до безумия люблю океан! Можете прийти с друзьями или девушками, если пожелаете. Мы будем не против. — Звучит круто! — поддержал идею я. — А в честь чего вечеринка? — Ну, мы с женой закончили работу над фильмом, к тому же наша группа выпускает четвёртый альбом. Это разве не повод? И мы должны попрощаться с друзьями перед мировым туром. После нескольких концертов в Южной Америке мы, конечно, ещё вернёмся, но потом нас долго не будет дома. А разлука с родными местами просто невыносима. Вспомнив родной Даллас, я печально улыбнулся и согласился с Карлито. С местами нас связывают люди, а когда эти люди покидают нашу жизнь, мы начинаем скучать — не только по местам, но и по людям. Воспоминания порой действительно причиняют боль. Коньяк кончился только под утро. Никому никуда ехать уже не хотелось, а потому парни единогласно решили проспаться у меня. А я сопротивляться не стал. Россыпь серебряных звёзд на тёмно-синем небе, отдающих ледяным белым светом; призрачные волны океана, бьющие о стенки гигантского корабля; луна, смотрящая на нашу планету мёртвым взглядом. Душе моей было тесно в теле, она жаждала вырываться на свободу. Такое со мной происходило редко, чаще всего ночью. Вообще ночь — странное время суток. Это время самых откровенных разговоров, самых безумных идей и самой чистой любви. Ночью я всегда сожалею о прошлом, осуждаю настоящее и боязливо смотрю в будущее. Я поднял голову и слегка прищурился, встретив лёгкий, но не согревающий ветер. Ночное небо… Кто и когда говорил, что хочет стать звездой, исполняющей желания?.. — Логан, — позвал меня женский голос, прозвучавший за спиной. — Почему ты здесь? Обернувшись, я увидел Маккензи, младшую сестру Алексы. Она слабо улыбалась и смотрела на меня проникновенным взглядом, ожидая ответа на вопрос. — Там душно, — ответил я, опершись на перегородку. — Я решил немного побыть здесь и подышать свежим воздухом. — Мне тоже надоело находиться там, среди пьяниц, пляшущих под грохочущую музыку. — Она встала рядом со мной и, прищурив глаза, устремила свой взгляд вдаль. — Но там весело. Они собираются танцевать мазурку. — Мазурку? Там уже и до вальса недалеко. Какое-то время мы молча стояли рядом. Мне было странно снова разговаривать с Маккензи после того, что между нами было. Нет, ничего серьёзного, но… Я думаю, нас друг к другу тянуло; мы действительно испытывали искреннюю симпатию. Ни во что серьёзное и долговременное это не переросло, и меня это даже радовало. Я был с Маккензи на паре свиданий, нас часто можно было увидеть рядом, но в развитии наших отношений я не видел смысла. Как, наверное, и она. Маккензи была одной из тех девушек, к которой я испытывал что-то неопределённое, что-то, что не давало мне забыть о ней. Но чувства к ней, как, впрочем, и ко всем остальным девушкам, я не мог сравнить с моими чувствами к Чарис. Наверное, любовь к ней была потолком моих чувств, и это поднимало в душе моей волну беспрерывной тоски. — Как поживаешь? — спросила Маккензи. За эту ночь нам ни разу не удалось и слова сказать друг другу, а при встрече мы обошлись лишь сухими кивками. — Неплохо, — пожал плечами я, не смотря на свою собеседницу. — Совмещаю личную жизнь с работой, но пока не очень получается. — Что же мешает? — Не знаю. Наверное, полное отсутствие личной жизни. Я заметил, что Маккензи посмотрела на меня, но даже не повернул к ней головы. — Ты не обязан говорить мне об этом… — Нет, всё в порядке, мне это даже нравится. В последнее время для меня стало очевиднее, что я поклонник одиночества. Мне нравится не страдать и не тосковать о любви и дружбе. А что насчёт тебя? — А что насчёт меня? — как попугай, повторила она мой вопрос. — Кое-кто есть на примете. Я улыбнулся, услышав это от Маккензи. — Кое-кто? То есть уточнять ты не собираешься? — В этом нет большой надобности, Логан. Главное — этот кое-кто свободен. В мою голову закралась смутная догадка, но вслух я её не высказал. — Мы ведь не собираемся всю ночь провести на палубе? — спросила Маккензи через некоторое время. — Может, вернёмся к остальным? — И потанцуем? — Я бы не отказалась. Когда мы вновь оказались в просторном светлом зале, все уже танцевали медленный танец. Я пригласил Маккензи, и, пока мы плавно двигались в такт звучавшей музыке, я размышлял о наших с ней отношениях. Говоря о «кое-ком», Маккензи имела в виду меня. По крайней мере, мне так казалось. Я не знал наверняка, остались ли у неё ещё чувства ко мне, но также не мог понять, чувствую ли я сам к ней хоть что-нибудь. За время такой долгой разлуки я успел остыть к ней, и было неизвестно, смогут ли в моей душе снова заискриться чувства к этой девушке. Я не гнался за бешеным течением жизни, пытаясь найти свою любовь, и никогда не силился заставить себя полюбить кого-то. Я пропускал мимо себя множество девушек, с которыми у меня могло что-то получиться, но для чего я делал это? Может, глубоко в душе я всё же понимал, что моя истинная любовь ходит где-то рядом? Более того, может, она танцует со мной?.. В конце концов, никто не знает, что будет с этим миром завтра. Возможно, мне больше никогда не представится возможности встретить девушку, которой я захочу посвятить всего себя. Вместо того чтобы пройти мимо, не заметив её, я должен остановиться и убедиться, что сделал это не зря. И, раз уж такая возможность мне сегодня предоставилась, может быть, это судьба?.. После расставания с Чарис я долго стоял на месте. «Пора бы уже двигаться дальше, Логан», — сказал я себе и, наклонившись к Маккензи, нежно поцеловал её ухо. Она подарила мне удивлённый взгляд, но ничего не сказала. А во время второго танца она сама поцеловала меня, только уже в щёку — медленно, осторожно, с трепетом. Я не знал, как на это ответить, поэтому крепче обнял девушку за талию. Следующие медленные танцы, которые мы посвятили друг другу, тоже сопровождались подобными жестами. Постепенно из хрупкого они перерастали во что-то страстное, отчаянное, и, в конце концов, мы поцеловались. Понятия не имею, что происходило в моей душе во время этого поцелуя, но, отстранившись от Маккензи, я вдруг понял, что ничего из этого не выйдет. — Говоря о том, что у тебя есть кое-кто на примете, ты имела в виду меня? — спросил я сразу же после поцелуя. Догадавшись, что означает мой взгляд, Маккензи молчала. Я тоже молча смотрел на неё, не хотелось говорить больше ни о чём. — Извини, — прошептал я, когда музыка перестала играть, и отпустил её руки, — мне нужно отойти. Я снова вышел на палубу и подошёл к ограждению. На горизонте небо приобретало лиловые оттенки. «Скоро рассвет», — подумал я. Скоро… Скоро мне удастся сбежать с этого корабля, на котором в одну ночь я успел найти любовь, посланную судьбой, — как оказалось, мнимую — и потерять её. Повернув голову в сторону, я увидел берег и с облегчением выдохнул. Оставалось потерпеть ещё немного. Ещё немножечко. В этот раз Маккензи не пошла за мной на палубу, и слава богу. Сейчас я меньше всего хотел смотреть ей в глаза и говорить с ней. Единственным моим желанием было сойти с этого корабля и поехать в северную часть города, где на небольшой возвышенности стоял красный дом семьи Блэков. Я гулял возле этого дома до десяти утра. Не хотелось появляться на пороге дома Эвелин в беспросветную рань. Когда стрелка моих часов показала ровно десять, я поднялся на крыльцо и нажал на звонок. На душе стало как-то теплее и уютнее после того, как я увидел Эвелин. Я улыбнулся ей, но ответной улыбки почему-то не последовало… — Привет, — слегка удивлённым тоном поздоровался я и протянул девушке букет цветов, который до этого прятал у себя за спиной. Она молча кивнула, но цветы не приняла. Я в недоумении глядел на неё. — Что-то не так? — не понял я. — Тебя не было. — Я знаю… — сочувствующим тоном произнёс я и виновато опустил голову. — Я был очень занят, Эвелин, и не мог к тебе приехать. Извини. — Ты обещал приехать, но не приехал. — Обещал и приехал. Посмотри. Я ведь стою перед тобой. Я снова протянул ей букет, но Эвелин безучастно отвела взгляд. — Да что не так? — резко спросил я и развёл руки в стороны. — Я ведь извинился! — Я слышала. — Тогда почему ты продолжаешь злиться на меня? — Я не злюсь. Я думаю. — О чём? Эвелин вздохнула и, переведя на меня взгляд, тихо сказала: — Я много раз слышала, как люди дают друг другу обещания. Какая часть из этих обещаний представляет собой чистую ложь? Меня начинало это раздражать, но я сумел сдержать свои эмоции и спокойно ответил: — Нет смысла давать обещаний, если знаешь, что не сможешь их выполнить. — А ты знал, что сможешь выполнить своё? — Конечно. Иначе бы я здесь не стоял. — Тогда не стой, — улыбнулась Эвелин и собралась закрыть дверь, но я остановил. — Подожди, это всё? — удивлённо спросил я. — А что тебе ещё нужно? Не найдя, что ответить, я растерянно посмотрел на букет, что всё ещё сжимал в руке, и снова протянул его девушке. — Цветы… — Они прекрасны, Логан, правда. Но ты можешь оставить их себе. Когда дверь закрылась прямо перед моим носом, я сердито швырнул букет в сторону. Он затерялся где-то среди кустов. Добираясь до дома, я не мог перестать думать о поведении Эвелин. Почему она вела себя так? Да, я не смог приехать к ней на той неделе, но я ведь действительно был сильно занят!.. К тому же я попросил прощения, а это должно хоть что-то значить для неё? Почему она оставалась такой холодной, неприступной и даже не приняла от меня букет своих любимых роз?.. Оказавшись в своей родной, но пустой гостиной, я упал на диван. На плечи легла усталость, начало клонить в сон. Я положил голову на мягкую плюшевую подушку и обратил свой взор к прихожей. У дверей стояли собранные чемоданы: послезавтра мы с парнями собирались лететь в Мексику на презентацию нового альбома. А возвращение домой обещало быть не скорым…Глава 6. "Сердце цвета неба"
26 февраля 2015 г. в 15:52