Тону

Каждый день я просыпалась в холодном поту. Сама не знаю отчего. То ли меня замучили каждодневные ночные кошмары, то ли я медленно сходила с ума. Такое ощущение, будто бы я неизлечимо больна. Ты веришь, свято веришь, в то, что этот кошмар когда – нибудь закончится, но на самом деле, он только начинается. Так каждый день. И этот не исключение. *** Задыхаясь, я резко приняла сидячее положение, от чего волосы испуганно взметнулись красивым веером за мной. Опять. Снова. Навсегда. Эти иссини – черные глаза преследовали меня. Они смотрели прямо в душу, читая меня, будто книгу. Каждую ночь, тихо вороша ветхие странички моих пороков, трогая форзац с моими страхами и бережно, почти любовно гладя красную обложку с моими чувствами. Я – Сара Шагал. Шагал – это мамина девичья фамилия, она еврейка. Отец же русский и фамилия его – Адлер. Я решила оставить мамину фамилию. В общем, я и русская, и еврейка наполовину. И внешность у меня тоже весьма странная. Рыжие волосы до локтя, маленький чуть вздернутый нос, слава Богу, без горбинки, славянский лоб, губы, как губы. Никогда не присматривалась. Опять этот сон. Я спускаюсь по какой – то старинной лестнице в не менее старинный зал. Там стоят лишь два канделябра, они являются единственным освещением этого зала. Так душно… В висках гулко стучит, сердце бьется в два раза быстрее обычного, и я вижу Его. Мой Ночной Кошмар. Он выглядит молодым, на вид ему не дашь даже сорока лет. Я раз за разом впиваюсь в его глаза цвета вороньего крыла своим любопытным, таким детским взглядом и ошибаюсь. Промахиваюсь. В его омутах плещется старость. Самая настоящая старость. Эта непонятная тревога и в тоже время, спокойствие, будто речная гладь. Туда закралась вечная печаль. Он выглядит, как Снежный Король. С грацией присущей только истинному аристократу, с грацией пантеры, он приближается ко мне, а в глазах плещется тоска и… любовь? Нет. Нет, право, мне показалось. Он такой живой, но в то же время, бесчувственный и мертвый. Хладнокровный. И я такая живая. И все такое живое. Я даже чувствую испарину на своем лбу, капельку пота сползающую по ложбинке меж грудей. Я даже начинаю молиться в мыслях и отчетливо слышу свой душевный голос, который читает «Отче наш». НЕТ! Я не буду вспоминать мои кошмары. Они довольно – таки внушающие. Я ходила к гадалке, конечно, по совету матери. Я все рассказала ей. Все, что мучало меня на протяжении двух лет. На что старуха лишь промямлила: «Надо тебе, девочка, грехи прошлого отпустить. Самый главный твой грех – Граф.» Какой Граф? Я ничего не могла узнать у старухи, как бы не пыталась. И все же, перед тем, как открыть дверь и отпустить меня, она сказала: « Не поддавайся страстям». Каким страстям? Я ничего не понимала. Я ничего не узнала. Нужно отпустить грехи. Пожалуй, это все, что я запомнила. А Мой Ночной кошмар все не отступал. Он преследовал меня. Везде. Сегодня воскресенье и делать мне действительно нечего. Хотя, можно порисовать. Не обратив внимание на мягкость карандаша и на качество бумаги, я начала просто что – то чертить. Карандаш водил мою руку по листку. И опять Он. Эти хаотичные броски складывались в красивый плащ, брюки, лакированные ботинки, шелковистые волосы… А-а-ах! Я взяла со стола стакан с ледяной водой и вылила на себя, не контролируя свои действия. Надо очнуться от грез. А –а –ах…. Как хорошо. Раньше мое тело было опутано странной липкой паутиной, а сейчас, она будто бы исчезла, я могу дышать. Наконец – то, я задышала. Все эти два года я жила, будто во сне. Я ничего не чувствовала. Я задыхалась, я не хотела засыпать, я боялась чего – то неизведанного и молилась. Я кричала, звала, судорожно крестилась и молила дать мне ориентир, где Мой Кошмар… Я молила всех богов и Его, я просила дать мне свободно жить… Поставив бокал на стол, так что он недовольно звякнул, я смахнула с лица мокрые пряди и вновь решилась трезво оценить рисунок. Простым карандашом по бумаге для масляной пастели. Со мной точно что – то не так. Хах, ЧТО – ТО. Все. Два года в магическом трансе. Жить в осколках, которые врезаются в мою кожу, не доставляя боли, никакой пользы или вреда. Даже счастливого прошлого не сложить. Два года мучений и жуткой агонии. Сумасшедших поисков чего – то, кого – то… А в эти пол года я превратилась в ходячее приведение. Нет, нет. Я заставляю себя есть, неважно, нравится это мне или же нет. Надо. Я же хочу жить. Или не хочу… Я не знаю. Глаза просто пустые стеклянные, смотрящие куда – то в пустоту. Мама не может на меня смотреть, однако, остается со мной вечерами. С мамой хорошо. Но даже она не спасает меня от Ночного Гостя. Вы спросите, не водили ли тебя, девочка, к психиатру? Водили. Я признана абсолютно вменяемой. Я тоже сильно удивилась. Сидя в кресле и выслушивая томные речи заспанного врача, я даже приподняла брови, переспросив диагноз. А точнее, его отсутствие. Я сильно удивила мать своим поведением, да что там. Врач был вообще в трансе и провожал меня удивленным взглядом из кабинета. Но я чувствую Его присутствие, так же, как чувствую свои ноги. Оно настолько ощутимо…. Я чувствую, как к моим волосам прикасаются, как дышат мне в шею, я все чувствую. Вот только, когда я резко просыпаюсь, все исчезает. Только на комоде начинает ни с того, ни с сего начинает играть музыкальная шкатулка. Она небольшая розовая и с маленькой танцовщицей в середине. И такая красивая мелодия, будто бы магическая. Я помню, как она у меня оказалась. Весьма странным образом, но очень романтичным. Хотя, знают ли маленькие дети о том, что такое романтика? Конечно, принцы на белом коне, рыцари и их дамы сердца, но все это придуманные романтические образы. Это не жизнь. Мы ездили с родителями в Питер. Я жутко устала, мама держала меня на руках первое время, а потом я уже бегала по перрону, забыв про усталость. До поезда оставалось еще около получаса, но я уже вся извелась. Я дергала гольфики, пачкая их недоеденным эскимо в руках. Мне было скучно. Мама с отцом опять что – то обсуждали, а я грустила. Было уже очень темно. Поезд был ночной. И тут, я забрела куда – тот в неизвестное мне местечко. Где мама и папа!? Я заплакала, то ли от страха, то ли от отчаяния, то ли о того, что мимо меня пробежал противный паук. - Ты чего? Я подняла заплаканные глазенки на источник звука. А это был весьма миловидный юноша, только вот у него были большие синяки под глазами и неестественная бледность. Он был высоким и одет во что – то лилового цвета. А еще были прекрасные белокурые волосы. « Длиннее, чем у мамы…» - подумала я тогда. - Я потерялась…. – Я еще раз всхлипнула и вытерла пухлым кулачком слезы. - Ты же Сара, да? - А откуда Вы знаете…. У меня задрожали маленькие коленки. - Я все знаю. Хочешь, я тебя провожу к родителям? Я усиленно замотала головой, не хотела я разговаривать с этим странным юношей. Белобрысик ( да, да, я решила называть его так на краткое мгновение нашего знакомства) взял меня на руки и мы ОЧЕНЬ быстро оказались у лавочки, а позади бегали испуганные родители. Только я хотела закричать маме, как Белобрысик остановил меня. - Вот, возьми это и храни всю жизнь. С маленькой Жизелью тебе не будет скучно, она умеет танцевать. Мне протянули красивую розовую шкатулку с рюшами и зеркальцем – сердечком. - Спасибо… Он исчез. Либо быстро ретировался. - Сара, девочка моя… Где ты была!? Ко мне подбежала ревущая мама и стиснула в крепких объятиях. - Мам, мне подарили игрушку… Смотри! Я глупо уставилась на предмет, вызывающий у меня столько воспоминай. Удивленно посмотрев на часы до меня дошло, что неплохо было бы позавтракать. Нет, ну как позавтракать. Максимум, что я могу запихнуть в себя, так это бутылочку «Активия». А так, меня порядком мутит, и в целом чувствую себя скверно. - Доброе утро, милая. Мама входила в кухню, запахивая халат и так же с сочувствием смотря на меня, и так всегда. Каждый божий день. Вздохнув, она поняла, что тема не самая удачная и ответа она не дождется. - А кто это, милая? – Мама взяла в руки мой утренний рисунок. Да, какой рисунок…. Так, ерунда. - Я не знаю… Я продолжала пить молочную кашицу со злаками, глупо уставившись в окно. - Милая, ты очень красиво рисуешь. Может быть, тебе пойти куда – нибудь учиться? Мама с любовью рассматривала изображенного Ночного Кошмара. Я проигнорировала вопрос матери. Она знает, что я никуда не хочу идти. Я не хочу ни с кем встречаться. У меня есть подруга, мне достаточно. - Сара, почему ты молчишь? Сара, ты уже давно не подросток и на переходный возраст твое молчание не спишешь! Сара, ты меня слышишь!? Да, мама, ты права. Я уже давно не подросток… Я не знаю, мама. Я хочу просто помолчать. Молча допив свой завтрак, я поставила бутылку на стол. В полнейшей тишине кухни раздался материнский всхлип. Я ничего не могу сделать. Ей не нужно нагружать себя моими проблемами. Я, конечно, очень люблю мать. Она прекрасный человек с большим чистым сердцем. Но между нами встала ледяная стена. Ее даже невозможно растопить. Столько недосказанности… Сколько я от нее скрываю? Я скрываю от самого родного человека все, что царит в моей душе… Всю боль, весь страх, жуткое смятение и агонию… Но ведь она же все видит! И добивает меня своими вопросами, а я добиваю своим молчанием. Семья распадается. Вся жизнь падает куда – то в бездну, словно водопад, красивым мощным потоком разбиваясь об острые камни и разлетаясь на тысячи струй… Разбивается, как стакан. На тысячи многогранных кусочков, из которых, как бы я не пыталась, не восстановить ничего… - Сара, вернись сейчас же! Раздался бас отца. Гулким эхом он отдался у меня в голове. Череп больно сдавило, в висках сильнее пульсировала кровь… Быстрым шагом я добралась до своей комнаты, громко хлопнув дверью. Я рухнула на кровать, так, что она жалобно заскрипела. Опять закрываю глаза, уже чисто по инерции, приоткрываю рот, чтобы почувствовать леденящее дыхание на своих губах. Так и есть… Это своеобразное облачко, созданное Его дыханием, переползает ко мне на шею, чуть ниже, к области ключиц…. Я испуганно замираю и распахиваю глаза. Нет, мне показалось…. Это всего лишь моя паранойя, а я просто не могу с ней смириться. В комнате так тихо и темно, что мгновенно становится так спокойно… Внешние факторы не оскверняют мое присутствие. Ан нет, в дверь постучали. - Всегда открыто… - Вяло промямлила я в ответ. Когда мама зашла в комнату, у меня в сердце что – то защемило. Я не могу так молчать… Я делаю ей очень больно…. У меня очень странное предчувствие… Такое ощущение, что случится что – то очень жуткое… Что – то, что разрушит всю мою жизнь, и без того избитую судьбой. - Мамочка, прости меня… Я должна с тобой поговорить… Мам, прости меня… Прошу тебя… Я кинулась к маме и крепко – крепко ее обняла. Он стала ласково гладить меня по голове и опустилась вместе со мной на кровать. - Я на тебя никогда не злюсь, доченька… Я очень волнуюсь за тебя… - Прости, мамочка… Такое ощущение, будто у меня есть только этот день. Только этот день, который даст мне шанс все сказать маме… - Все хорошо, родная. Мы едем на горный серпантин или как там… В общем, нас поведет Андрей. Ты с нами? - Нет, мам, я в домике посижу. Не хочу я разгуливать по Карпатам… Сюда мы приехали, сняв уютный домик и решили отдохнуть здесь. Приехали где – то на две недели. Но, черт побери, я не помню даже дороги! По – моему, я либо бездумно смотрела в окно нашего внедорожника, либо я спала. Конечно, все время я спала под воздействием молока с медом. *** Мама с отцом быстро собрались, а я стояла у порога, закутавшись в плед, потягивая чай из бежевой кружки. - Может, ты с нами? Андрей сидел на байке и глупо пялился на меня. Андрей– мой лучший друг, сюда приехал с каким – то странным профессором для изучения архитектуры, как он мне сказал. Родители поедут на внедорожнике, а Андрей на байке. Странный юноша. -Нет, спасибо, Андрюш. Дочке сегодня нездоровится. Я мысленно поблагодарила маму. Ох, она меня часто выручает. - Пока… - Я поцеловала маму и отца в щеку, а Андрею улыбнулась и помахала рукой. Я не стала смотреть, как уезжает в туман машина. Ночью был сильный дождь. В горах стоял молочный туман. Боюсь я за родителей и… за Андрея. Выпив пару таблеток снотворного, я рухнула на кровать, сбросив домашнюю рубашку. Оставшись в нижнем белье, я даже не укрылась. Господи, хоть бы мне ничего не чувствовать в этом искусственном сне… Я довольно быстро отключилась.