Дневник Никиты. Мечты

Моя жизнь богата только одним - мечтами. Не знаю, хорошо ли это. Я мечтаю лишь в свободное от работы время – иначе бы уже витала в облаках в прямом смысле этого слова. Не хочу, чтоб вы сочли меня кем-то вроде Элли МакБил с пулеметом. Я ведь выполняю действительно опасные задания, требующие предельной концентрации, так что во время миссий стараюсь держать себя в руках, чтобы безвременно не оказаться на том свете. Не могу, лежа на крыше и выслеживая преступника, думать о том, как бы выглядел Майкл, одетый как Джеймс Бонд. …а было бы здорово, правда? Как бы он был хорош в том смокинге из эпизода «Голдфингер». А лучше в полотенце! В мягком белом полотенце. И потягивал бы из бокала свой мартини. Хотя мне он видится скорее с высоким стаканом холодного молока и … без полотенца. Боже, я развратница! Но я делаю это в своей личной жизни – получаю удовольствие от фантазий. О да! Давайте расскажу историю про "ловушку для автолихачей". Итак, я в короткой кожаной юбке. Превышаю скорость на шоссе в пустыне, и меня начинает преследовать полицейский на мотоцикле. Останавливаюсь, достаю свои права, глядя в зеркало заднего вида на то, как коп слезает с мотоцикла и подходит к машине. Он высокий, сексуальный, и есть в его походке что-то такое… в ленивом движении бедер. Мужчина классно выглядит в форме: на нем высокие ботинки, узкие брюки плотно облегают тело, пряжка ремня сверкает на солнце. Он приближается к машине и все, что я вижу – это его рот. Самый прекрасный мужской рот, какой я когда-либо видела: пухлые четко очерченные губы. Очень чувственные. Представляю, как этот рот делает удивительные вещи. Он говорит: «Мэм, вы знаете, насколько быстро вы ехали?» Я отвечаю: «С удовольствием покажу вам, офицер, насколько быстро я могу ездить…» Здесь он снимает шляпу, солнечные очки, я вижу его нефритово-зеленые глаза и таю… Конечно, коп – это Майкл. И, как вы догадываетесь, он приказывает мне выйти из машины, затем своим сексуальным голосом говорит принять позу. Его губы приближаются к моему уху, чувствую жар, запах кожаной куртки, плавящейся на солнце. «Расставьте ноги, леди». Затем он обыскивает меня, начиная со щиколоток, продвигаясь выше… Дальше я не буду рассказывать эту историю. Но она классная! Пожалуй, я смотрю слишком много фильмов и читаю чересчур много книг. Может, попробовать себя в писательском деле – могу выдумывать какие-нибудь интересные истории, когда ложусь спать или отмокаю в пенной ванне. Впрочем, все эти истории, наверное, уже кто-то придумал. Но разве все в этом мире не старо, как он сам? Сегодня все крадут. Кто знает, может, даже Шекспир стащил идейку у какого-нибудь древнего грека. В любом случае, моя жизнь пуста. Все, что в ней есть – это мечты и фантазии. У меня нет парня, как вы знаете, ну, если не считать Майкла, конечно. Да и как можно его считать? Он мне никогда не звонит – только этой телке Жозефине. Однажды не отвечу «да», как обычно, а скажу: «Чувак, ты ошибся номером. Тут нет никакой Жозефины. Но у тебя чертовски сексуальный голос. Как тебя зовут? Жак? Француз? Жак и Жозефина. Неплохо звучит. Может, зайдешь, и мы это обсудим?» И никогда он не предлагает сходить куда-нибудь – только в тех исключительных случаях, когда у меня есть абсолютно неотложные дела. Жизнь забурлила с приближением Миллениума: появилось огромное количество сумасшедших террористов. Так много работы, что я почти не вижу Майкла. Нас отправляют на разные миссии. Да, я посмотрела много фильмов в свободное время. Но любимых немного: некоторые из них – знаменитые ленты, которые нравятся тысячам женщин, но есть и другие. Ненавижу «Титаник». Ненавижу «Красотку». Ну кто поверит, что она действительно была проституткой? А эта заключительная сцена, где Ричард Гир подъезжает к ее дому, высунув голову из люка лимузина – удивляюсь, почему никто прямо там не влепил ему пулю между глаз. Зато пойду хоть на край света вместе с Бренданом Фрейзером, хотя подозреваю, что он чересчур волосат. «Джордж из джунглей» - супер! А «Мумия» - мне очень понравилось кино. Тянет к типам вроде Идианы Джонса. Когда-то была по уши влюблена в Тома Берринджера. А Мел! Его невозможно забыть! Улавливаете сходство: каштановая шевелюра, хорошо сложен, светлые глаза. Мужчина, который опасен, но в то же время обаятелен, мил и очарователен… Даже шаловлив, пожалуй. Интересно, Майкл может быть шаловливым?... Да! Он пару раз показал эту свою сторону. На самом деле я не все про него здесь рассказываю, так что поверьте на слово. Но самые любимые кинофильмы – романтические. Пожалуй, лучший из них – «Свидетель». Лучшие мои мечты имеют сходный сюжет. Там Джордж Харрисон играет детектива из Филадельфии, а Келли МакГиллис – сестру из секты эмишей в мягких туфлях и странной шляпе. Я двадцать раз видела это кино и все равно не помню, как звали героиню. Рэйчел? Эстер? Дебби? Интересно, есть ли среди этих эмишей девушки с именем Дэбби? Знаете, ее могли звать и Никита… Я представляю себя героиней этого фильма: становлюсь ею и вижу мир вокруг ее глазами. Влюбляюсь по уши в Джона и забываю обо всем на свете, даже про попкорн, который прихватываю с собой к телевизору. Там нет героев, которые мне не нравятся. Этот смелый маленький мальчик с огромными ушами, обучающий Джона, как кормить котенка. И сцена со старинной машиной в гараже, где девушка сидит в ванне, а он смотрит, как она моется, видит эти ее волосатые подмышки и все прочее. Как же мне нравится этот эпизод! И мне нравится в этом фильме всё, за исключением, пожалуй, окончания. Всегда останавливаю пленку перед тем, как Джон Бук заводит машину и уезжает от девушки прочь. Как же это неудовлетворительно остаться неудовлетворенной… Приходится прокручивать пленку назад – я вижу, как он бежит обратно в дом, находит девушку на кухне и целует, пока ее колени не слабеют, говорит, что ему плевать на работу в городе или ее странную манеру одеваться, и на то, что она не сбривает лишние волосы, ведь бисквиты, которые она печет, прекрасны, как щечки ангелов с лубочных картинок, и что он будет любить ее и маленького мальчика до скончания дней. И что он даже будет одеваться, как эти эмиши, и пойдет в церковь, если только она захочет. Думаю, фильм не должен закончиться по-голливудски – долгим поцелуем и помпезной музыкой. Все должно быть реально. Они те, кто они есть и не могут быть вместе из-за своего разного положения. Это печально. Но так красиво, что мне каждый раз хочется плакать. А после того, как посмотрю фильм, лежу и представляю, что Майкл – Джон Бук. Самая любимая сцена (и тут начинает работать фантазия), когда Джон ранен и девушка ухаживает за ним. Вот здесь я мысленно вырезаю кусок пленки из фильма и вставляю на его место сцену со мной и Майклом. Не могу без дрожи удовольствия смотреть момент, где она прикладывает компресс к его обнаженному телу. Если б это была я! Почти чувствую рукой его кожу, горячую и гладкую. Как же мне это нравится! Нет, мне конечно жаль, что ему больно, но это так сексуально, когда мужчине больно. Просто сжимаюсь в комочек и умираю от удовольствия, когда вижу это. Как бы я хотела быть ею! Как бы хотелось быть той, кто вытирает пот с его лба, кто укрывает его стеганым одеялом и готовит ему чай. О да, я вас слышу. Вижу, как вы осуждающе сжимаете губы. Вы думаете, я садистка и мне нравится представлять, что красивому и беспомощному мужчине больно, только ради того, чтоб увидеть его обнаженным. Ну и что? Да, мне нравятся голые беспомощные мужчины – они, по крайней мере, в тебе нуждаются… Хотелось бы лучше понимать мужчин. Пожалуй, это мне никогда не удастся. Все, что мне в них нравится, видела только в фильмах и прочитала в книгах. И не предлагайте мне прочесть книжку того мелкого проныры, который рассказывает женщинам, каковы же мужчины на самом деле. Не помню, как его звали, да и не стану упоминать здесь сие творение – не собираюсь делать бесплатную рекламу. Скажу только, что все эти участники шоу Опры ведут себя так, будто обладают ну просто огромным мужским достоинством, хотя, держу пари, что на самом деле автор той книжки писает сидя. Реальные мужчины разочаруют вас. У них много недостатков. Слишком много. Могут запросто забыть о том, что для тебя важно. И много проблем. Они никогда не приходят к тебе упакованные в новенькую коробку вроде Кена со свадебным набором. Они могут быть ужасно грубыми. И требовательными. Не говорят всех тех романтичных слов, как это показывают в кино. Ведут себя неуместно: он хочет потискать твою грудь прямо на кухне, когда ты делаешь бутерброды для гостей, сидящих в соседней комнате, а получив отказ, надувается и уходит. Но стоит тебе захотеть устроить романтический вечер, ему тут же надо смотреть спортивный канал. Порой мужчины ничего не смыслят в том, что нам нужно, чего мы ожидаем. Но временами они могут быть просто чертовски милыми. Каждый раз, когда Майкл улыбается, я готова подарить ему весь мир, сразу хочется повязать на шею ленточку и подать себя на блюде. Впрочем, вернемся к обличительной речи, а то я опять сбилась с мысли, вспоминая его улыбку. Моя мать сказала бы вам, что знает о мужчинах абсолютно все. Она разделяла их на типы. Не помню каждого из них - некоторые были довольно странные. Она покупала "Космополитен" и проходила тесты, штудировала статьи. "Обманывает ли тебя твой бойфренд?", "Хорошо ли вы ладите?", "Знаете ли вы, что мужчинам нравится в сексе?", "Секретная техника для того, чтобы привязать к себе мужчину навсегда", "Каков интеллектуальный уровень вашего общения?", "Хороший ли он семьянин?" Жаль, конечно, что для матери там не было каких-нибудь дельных советов на тот случай, если мужчина обчищал ее банковский счет или разбивал ей нос. Большинство ее дружков, даже если поначалу они попадали в категорию "действительно классный парень", в итоге понижались до ранга "член на ножках". Похоже, маме так и не удалось достичь душевного равновесия до тех пор, пока она не распрощалась с идеей поиска идеального парня и не зажила одна со своими кошками и птицами… Мне двадцать шесть лет. У меня никогда не было продолжительных любовных отношений с кем-либо. Мне даже не встретился ни один надежный и постоянный мужчина, который любил бы меня взаимно. Наверное, если пройду какой-нибудь тест в "Космополитене", то неизбежно окажусь в категории безнадежных старых дев. Я признаю это. Не могу понять, что нужно, чтобы мужчина увидел тебя как ту самую единственную и неповторимую - особенно интересуюсь в отношении одного из них. Конечно, нельзя назвать наши с Майклом отношения взаимной любовью. Да я и не могу назвать его надежным и постоянным, хотя уверена, что, увидев его, вы скажете: «С его-то телом и французским акцентом! Какая к черту разница?!» Почти четыре года мы то враждуем, то дружим - и все это на почтительном расстоянии. Мы занимались любовью, но не могу утверждать вслух, что мы любим друг друга. Что ж, может, он и сказал, что любит, однажды, но в тот момент он не был собой, играл роль. Думаю, мы хорошо понимаем друг друга, хотя не могу сказать точно, в чем это наше взаимопонимание заключается. В Англии, в поместье Делафилдов, мне показалось, что я снова окунулась в омут любви к нему… О, ну ладно! Слышу, как вы смеетесь! Возможно, я и не выплывала никогда из этого омута. Но я не знаю, что он сам думает о той ночи, проведенной со мной. Все это сбивает с толку. Нас отправляют куда-нибудь на неделю, и мы превращаемся в любовников, а на следующей неделе миссия заканчивается и все рушится. Может нам лучше быть вместе, когда притворяемся другими людьми, потому что сами не знаем, кто мы на самом деле и чего хотим… Итак, сейчас середина августа. Ничего не изменилось. Я уже около недели ничего не писала. Все еще сохну по Майклу. Три недели лета нахожусь в состоянии неуверенности. Когда вернулась с миссии по поимке Де Люка, то все время преследовала мысль, что Майкл наконец придет, скажет мне о своих чувствах и жизнь наладится. Но, естественно, Майкл продолжал кружить по Отделу со своей равнодушной физиономией, будто между нами ничего не произошло. Я старалась не грустить и не впадать в сентиментальность, пытаясь сдержать свое обещание, что его отстраненность больше не причинит мне боли. Но, конечно, все равно было больно. Его холодность ранит, все внутри сжимается. Пожалуй, перед тем, как сойти с ума, мне следует сделать кое-что. Не могу больше лежать одна в холодной постели и пялиться в потолок. Не могу жить одними мечтами и фильмами. Я женщина, в конце концов! Мне нужна любовь. Хочу, чтобы кто-то обнимал, ласкал и шептал мне слова любви по ночам. Хочу с кем-нибудь спорить о том, куда мы пойдем ужинать, а потом вместе принимать пенную ванну. Почему бы нет? Даю себе торжественное обещание, что если на горизонте появится кто-нибудь подходящий, то я закручу с ним роман. Надо попробовать! Прошла уже половина 1999 года, мы на пороге новой эры. Появилось много новых причин для беспокойства в этом сумасшедшем мире – неимоверное количество апокалиптических группировок. Интернет наполнился предсказаниями конца света. С тех пор, как НАТО бомбила Белград, террористические группировки причиняют все больший урон. Мы с Майклом работали на разных миссиях. Мир объяла лихорадка, ситуация напряженная даже по меркам Отдела. Русский шпион, переметнувшийся на нашу сторону, предупредил о том, что террористы, раздраженные действиями НАТО против сербов, готовят нападение на Соединенные Штаты, Канаду и Англию. Теракты будут совершаться одиночками с переносной бомбой, каждая из которых может сравнять с землей здание размером со Всемирный Торговый центр. Цель миссии в России, в которой участвовала я, - уничтожить лагерь террористов, где предположительно делали бомбы для продажи. Все пошло наперекосяк с самого начала: внезапно опустившийся туман мешал координировать миссию. Мы потеряли троих оперативников и уже были уверены, что всем конец, когда из ночного тумана появился Ковбой на вертолете и спас наши шкуры. Ковбой – это пилот вертолета, чье настоящее имя - Джек Доусон. Он провел в Отделе около года, участвовал в летных военных миссиях Специального Отдела на Ближнем Востоке. Его перевели в транспортную службу отдела совсем недавно. Я пару раз видела его на миссиях, но всегда мимоходом и ночью - никогда не замечала, как он привлекателен. Джек выделялся среди других своим высоким ростом и темной шевелюрой цвета янтаря с проблесками пшеничного и золотого. Он выше Майкла на пол фута и сложен, как молодой Клинт Иствуд. В общем, Ковбой спас наши жизни. В то солнечное утро я не могла просто уйти с места посадки, не поблагодарив его лично. Помню, как подошла к нему и протянула руку. Крепкое рукопожатие. Между нами не возникло такого электрического напряжения, как это бывает у меня с Майклом, но все равно было приятно. Эта большая лапа просто поглотила мою руку. Пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы взглянуть на него. Даже одетая в свое обмундирование для миссии, под его оценивающим взглядом с такой высоты, я почувствовала себя маленькой, почти женственной. Коленки не подгибались, как от взгляда Майкла, но опять же было приятно. Он, наверное, целую минуту осматривал меня с головы до ног, прежде чем широко улыбнулся, обнаружив прекрасные ямочки на щеках и ряд безупречно белых зубов - самых белых из всех, что я видела. Помню, как стояла и рассматривала высокого техасца, думая о том, что, возможно, это именно тот человек, который поможет мне забыть Майкла. ОК, знаю, что вы думаете! Что я просто пустышка. Собираюсь использовать бедного парня, чтобы Майкл помучился от ревности. Но все было совсем не так. Мне просто хотелось развлечься. Могу себе позволить, разве нет? Я молода. Жизнь проходит зря. Я чуть не погибла в ночном тумане. А этот мужчина красив, умен, храбр и чуть моложе меня, что можно считать плюсом - не будет всегда навязывать свое мнение - так мне подумалось. И он явно заинтересовался - даже очень. А Майкл, судя по всему, мной не интересуется, за исключением случаев, когда ему что-то нужно. Удаляясь от Джека, надеялась, что он догонит меня и скажет что-нибудь. Будь это Майкл, такое бы никогда не произошло, – он никогда не догоняет меня. Я лишь чувствую, как эти зеленые глаза буравят мою спину, и с каждым шагом я злюсь все сильнее и сильнее. Как я и надеялась, красавец-пилот догнал меня и попросил номер телефона. Сказал, что надеется на долгую беседу и что я очень красивая девушка. Еще недавно я бы мягко отшила его, но в тот момент впервые почувствовала себя роковой женщиной, хотелось, чтобы мной восхищались, хотелось быть желанной. Я дала ему свой номер. Он позвонил сразу после того, как мы распрощались. Было три свидания – мы три раза ужинали вместе, было здорово. Я ела слишком много, но это было весело. Он был очень внимательным и безупречным джентльменом. Джек любит танцевать также, как и я сама, поэтому был не против сходить в клуб. Однажды мы протанцевали до двух ночи. Почти уверена, что никогда в жизни не увижу Майкла, выделывающего, движения в стиле хип-хоп, как это делал Ковбой. Если можно считать знаком поцелуй у моей двери после четвертого свидания, то у нас все складывалась здорово. Конечно, не было божественного упоения или электрических токов, которые я всегда чувствую, находясь рядом с Майклом, но в целом было очень приятно. Я чувствовала себя комфортно, контролировала ситуацию. Но когда Джек дотронулся до моей груди, стало вдруг не по себе – будто я изменяю Майклу. Это идиотизм, но именно такое было чувство. Я сказала Джеку, что совсем недавно закончила очень сложный роман с другим человеком и что надеюсь, он не примет на свой счет то, что я не буду проявлять достаточно энтузиазма в отношении углубления наших с ним отношений. Он ответил, что не будет торопить меня, что я достойна терпеливого ожидания. После этого он стал мне нравиться еще больше. Я спросила Биркоффа, что тот знает о Джеке. Он ответил, что Джек Доусон отличный парень: два года служил в войсках особого назначения – летал на ночные миссии с элитным отрядом «Дельта». Очень трудно попасть в эти войска – там проводятся серьезные тренировки с оружием, учат тактике и выживанию в экстремальных ситуациях. Поговаривают, что эти парни такие же отчаянные, как и те, от кого они нас защищают. Также, типичный представитель этих войск получает кучу денег, обычно одинок и любит вечеринки. Биркофф не знал, каким образом Джек попал в Отдел – знал только, что Отделу позарез нужны пилоты вертолетов, но зато слышал сплетни о том, что на учениях в Техасе, в которых Джек участвовал, возникли какие-то проблемы – несколько мирных жителей застрелены. Была жуткая шумиха, и Ковбой сделал выбор в пользу Отдела. Еще Биркофф знал, что Ковбой любит волочиться за девушками. Что ж, вполне безобидно. Я смогу с этим жить. Я встречалась с Джеком Доусоном три недели и уверена, что если б у меня не было этой дурацкой привычки сравнивать каждого мужчину, которого знаю, с Майклом, то к этому времени я была бы по уши влюблена. Он просто ангел, самый милый парень из всех: бесшабашный, абсолютно неуклюжий, когда не летает – будто он не умеет ходить по твердой земле. Каждый раз, когда приходит ко мне, ударяется коленкой об стеклянный журнальный столик, при этом раздается жуткий треск. Еще у него есть странные черты характера – Джек суеверен. Говорит, что это из-за специфической работы и бейсбола, другой его страсти. Пилоты суеверны, как спортсмены. И он хрустит суставами пальцев – этот ужасный звук сводит меня с ума. Он любит смешить меня глупыми шутками, покупает всякие бесполезные вещи вроде гетр и плюшевых мишек. На мишке надета ковбойская шляпа и жилетка -он сидит на моей кровати, напоминая, что я бессердечная мерзавка и вожу за нос замечательного парня. Чувствую себя девочкой-подростком, у которой появился первый парень, но она на самом деле пылко влюблена в другого взрослого парня из старшего класса. Вчера мы с Джеком бегали в парке, а потом решили поесть пончиков. После того, как он расправился с тремя штуками, в уголках губ остались сахарные крошки. Если б Джек был Майклом, то мне бы жутко захотелось поцеловать эти уголки губ, почувствовать их сладкий вкус, вкус сахара и корицы. О, Джек! Я думала только о том, как бы это было здорово. Ковбой много говорит о вертолетах и полетах, бросается именами и терминами, совершенно незнакомыми мне. Он мечтает полететь в Апачи, участвовать в настоящих военных действиях, почувствовать азарт, риск. Он сказал, что просто возить людей неинтересно, слишком безопасно. Иногда я борюсь, чтобы не зевнуть во время таких разговоров. Когда говорит Майкл, я стараюсь уловить каждое слово, каждый нюанс, смотрю на его рот и пытаюсь вглядеться в глаза. Джек говорит слишком много – Майкл слишком мало. Джек смеется так громко, что мне хочется попросить его перестать. Как смеется Майкл, я слышала всего несколько раз – этот смех лучше, чем музыка… Джек держит меня за руку, когда мы переходим улицу, будто бы я какое-то бесценное сокровище. Когда он смотрит на меня, его глаза широко открыты, будто он не может поверить своей удаче. А Майкл всегда соблюдает дистанцию, его взгляд хранит тайну. Из-за всего этого я чувствую себя виноватой. Я использую Джека, чтобы забыть Майкла. Но мне с ним очень хорошо, наконец кто-то ценит меня. Когда же я с Майклом, нет ничего хорошего – чувства обостряются, сердце мчится, как убегающий зверь, кожу будто покалывает иголками, трудно дышать. Не имею понятия, которое из чувств и есть настоящая любовь: уютное счастье с Джеком или пустота, болезненная страстная тяга к Майклу? Я даже не могу придумать какую-нибудь фантазию про Джека. Как можно сочинить сексуальный сценарий про человека, который дарит тебе плюшевых мишек, носки и, съев четыре пончика, остается перепачканным малиновым джемом. Однажды вечером мне пришлось допоздна задержаться в Отделе: куча работы. Даже Биркофф уже ушел. Выходные были ужасными. Я приготовила особенный обед для Джека, подготовила соответствующую обстановку. Хотела, чтобы мои намерения были очевидны: горящие свечи, цветы, музыка. Я надела это обтягивающее черное платье «гроза мужчин» и туфли на высоченных каблуках, ведь Джек такой высокий – целых девять футов. Мы лежали на диване и целовались, когда зазвонил мой телефон. -- Жозефина. Скорее. Этот голос, его французское мурлыканье заставило мое сердце бешено биться – так, как не смогли заставить поцелуи другого мужчины. Пришлось объяснять Джеку, что у меня нет выбора – надо идти. Он смотрел на меня, как брошенный щенок. Я так и пошла на работу – в том самом черном платье. Впрочем, даже если бы я надела мешок из-под картошки, реакция Майкла на мое одеяние была бы точно такой же. Я свирепо посмотрела на него, но внутри дрожала так же, как и обычно. Потом я работала всю ночь. Но почему я про себя благодарила его за эту отсрочку? За то, что он в последнюю минуту остановил меня? И почему я думаю о ночи с Джеком как том, от чего можно спастись? Я ужасно устала этой ночью. Глаза закрываются, и пишу эти строки с трудом. Нужно было составить профили оперативников. В Отделе осталась только страховочная команда и уборщики. Иногда мне немного не по себе в окружении этих уборщиков. Что они такого совершили, чтобы навсегда застрять в Отделе и тупо пылесосить коридоры? Нет, я ничего не имею против уборщиков - напротив - у меня есть замечательная фантазия на эту тему. Такая горячая фантазия. Итак, Майкл не шпион, а сексуальный ночной уборщик, а я, например, молодой адвокат, этакий исполнительный работник, который допоздна задерживается в офисе. И я наблюдаю за этим парнем уже несколько месяцев. Мне нравится, как он убирает мусор, нагибается, чтобы стереть пыль в труднодоступных местах, как он держит метелку из перьев, смахивая пыль с моей клавиатуры. Знаю, знаю! Все это как-то не вяжется с образом Майкла, а этот уборщик скорее был бы неприятным парнем с гнилыми зубами и пивным брюшком, который сидит на форуме "Пентхауса" в надежде поболтать с какой-нибудь цыпочкой и снять сексуальное напряжение. Ладно, принимается. Но ведь я и не настаиваю на интеллектуальности моей воображаемой жизни - тем более вы еще не слышали про фантазию с роялем у Майкла дома. Она весьма изощренная, но я не расскажу ее вам, пока не будете вежливыми и не дослушаете до конца предыдущую. Итак, дорогой читатель, в этой истории я, Никита, в своем сером костюме, под костюмом - кружевное белье, волосы затянуты в тугой узел, делаю «это» с ночным уборщиком, который не знает ни слова по-английски, причем везде - на столе, на диване в приемной, на стойке в кафе. Конечно, мы можем общаться только с помощью рук и губ - без слов - потому что в этой истории он - русский. Там, в России, он был филологом, преподавателем, поэтом, а здесь, в другой стране с другими законами ему приходится мыть полы. Его зовут Михаил, языковой барьер не имеет никакого значения, потому что слова нам и не нужны. Закончив с профилями оперативников, я решила выпить кофе и пошла на кухню комнаты для отдыха. Наливая в бумажный фильтр кипяток, я как раз думала о Михаиле: он усаживает меня на столешницу, распускает мои волосы - он всегда сперва это делает - потом ласкает пальцами пряди, страстно целуя мою шею, потом стягивает с меня блузку через голову, возится с юбкой. Он дрожит и задыхается от нетерпения. Говорит что-то сексуальное на русском, и я вижу отражение смысла незнакомых слов в этих темных от страсти зелено-голубых глазах перед тем, как он прижимается щетинистой щекой к моей груди; затем опускается ниже, проводит языком по животу, и я умираю от удовольствия. Просто умираю… -- Ты не нальешь и мне чашечку, Никита? Майкл так меня напугал, что я опрокинула на себя весь фильтр, пролив кашу из кипятка и молотых зерен прямо себе на живот! Ужасно больно! -- Черт!!! Это все, что удалось произнести. Я попыталась отлепить горячую ткань блузки от тела, но Майкл оттолкнул мои руки и стянул блузку через голову, а потом начал возиться с юбкой! Я была так шокирована, что даже не успела ничего сказать. Он поднял меня и посадил на столешницу рядом с раковиной, но вместо того, чтоб провести языком по животу (это успокоило бы боль гораздо лучше), Майкл включил холодную воду, намочил несколько бумажных полотенец и шмякнул все это на ожог. Я глухо застонала. -- Болит, Никита? - он посмотрел на меня с беспокойством, отведя взгляд от обожженного места, а я наблюдала и удивлялась, как прекрасны эти глаза, когда он переживает. Майкл тяжело дышал, ноздри дрожали, губы слегка приоткрылись. Боль была сильной, но это не помешало моим соскам затвердеть под тонким кружевом белья. -- Что? - выдохнула я, думая о том, что его рука лежит на моих ребрах как раз под грудью. -- Что ты чувствуешь? -- Холод. -- Так и должно быть. Он убрал влажные полотенца и снова намочил их холодной водой. Сразу заболело снова - слева от пупка. Его глаза светились добротой, движения были мягкими, прикосновения нежными. Все это напомнило мне, как сильно он мне нужен, о том, как мы совсем недавно были вместе, а потом снова были разлучены. Интересно, хотел ли он меня в тот момент так же сильно, как я его? Я почувствовала, как две слезы текут по щекам - кажется, они упали на его руку. -- Никита, прости. Я не хотел сделать тебе больно… Было такое чувство, что эти слова означали больше, чем просто извинение за опрокинутый кофе. -- Ничего, Майкл. Я просто испугалась - задумалась о чем-то… - было так приятно снова чувствовать его прикосновения, что я с трудом могла дышать! -- О чем задумалась? (О том, как занималась с тобой сексом!) -- Эээ… о работе. Так, ничего особенного! Боже, это звучало глупо! Ну почему в мечтах я такая остроумная и сообразительная, а в реальной жизни такая тупая?! Не могу связать два слова, когда он прикасается ко мне. Он был так близко, что я чувствовала запах его волос, кожи. Вот еще одно различие между Майклом и Джеком - зачем Джек пользуется одеколоном? Ну почему он не может просто пахнуть, как выстиранное и высохшее на солнце белье, как летний дождь на листве - как Майкл? И почему Майкл так пахнет? Он что, каждый день голышом гуляет по лесу? Или вешает свою одежду сушиться на зеленом лугу? Он убрал полотенца и посмотрел на ожог. Появились три волдыря приличного размера, но я думала о том, что, пожалуй, надо больше работать над мышцами пресса, чтобы живот был безупречен. -- Думаю, надо отвести тебя в медблок. (Нет, позволь мне остаться, вдыхать твой аромат и умереть счастливой!) -- Нет, не стоит. Майкл, у меня бывали и пулевые ранения, что будет от этого кофе? Надо только переодеться. --Сначала нужно чем-то прикрыть больное место. Ожоги довольно серьезные. В буфете есть аптечка… Он снова намочил салфетки и приложил к моему животу: -- Держи. Майкл ушел за аптечкой прежде, чем я начала протестовать. Потом наблюдала, как он накладывает повязку и пластырь на обожженную кожу. Он рассказывал мне, как лечить эти ожоги – люблю смотреть, как он говорит. Завораживает то, как его рот неторопливо формирует английские слова, будто с неохотой, то, как язык выталкивает непривычные звуки. Я несколько раз видела, как он говорит по-французски – совсем иначе, чем по-английски: Майкл жестикулирует, мимика становится яркой, выраженной, при этом он прямо светится изнутри. Мой живот затрепетал, когда он пригладил рукой пластырь – и боль тут была ни при чем. Интересно, знал ли он о Джеке, имело ли для него какое-нибудь значение то, что я была с другим мужчиной? -- Лечи ожог, хорошо? Понадобится некоторое время, чтобы он зажил. Если ты сделаешь все правильно, то шрама не останется. -- Все будет нормально. Не буду выходить на пляж в бикини. Я стала надевать блузку, он задумчиво наблюдал. Мне не хотелось думать, что означает этот взгляд. -- Иди переодеваться. Я сам тут все уберу. Его тон снова стал деловым: -- И я сожалею о том, что произошло. -- Ничего, все в порядке. Удивляюсь, как ноги вынесли меня оттуда. Я вышла из Отдела без пальто. Прямо так, в мокрой одежде, выскочила на ночную улицу и даже не вернулась к своему столу, чтобы выключить компьютер. Попробуйте вспомнить самый кошмарный момент вашей жизни. Когда хочется забиться в самую глубокую нору и умереть там. Держу пари, вам неприятно вспоминать об этом. Со мной такое случилось прошлым вечером. А день начинался хорошо: Джек пригласил меня в парк посмотреть софтбол (англ. softball, букв. - мягкий мяч) - спортивная командная игра с мячом и битами, представляющая собой разновидность бейсбола. Оперативники и пилоты, оказывается, часто играют в софтбол - для меня было откровением, что сотрудники Отдела увлекаются спортивными играми. Было очень забавно смотреть, как играет Джек - так же, как и делает все остальное - с удовольствием, как ребенок, не переставая улыбаться. Я наблюдала, как он бьет по мячу, а потом бежит по площадке в своих кроссовках и шортах. Глядя на это, не могла не думать о том, как бы выглядел Майкл в кепке козырьком назад, бегущий к своей базе. После игры мы сидели в парке и пили пиво. Джек сказал, что купит мне бейсбольную перчатку, чтобы и я могла играть. Потом вздохнул и растянулся на скамье, положив голову мне на колени, и стал смотреть на меня ясными голубыми глазами. Я дотронулась до его волос: они красивые, густые, в дюйм длиной… и поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы они были каштановыми с проблесками рыжего и золотого, а кончики обвивались вокруг моих пальцев. Как бы я хотела… Потом мы пошли в пиццерию. Джек опустошил свою тарелку и взглянул на мою. Я усмехнулась и придвинула ее к нему - желудок этого парня бездонен. Он такой молодой, неудержимый. Думаю, что сама я уже потеряла все это - я слишком много видела и делала. Иногда кажется, что могу испортить его, сделать больно, и он станет таким же печальным и усталым, как я. Когда мы вышли из пиццерии, Джек взял мою руку, пожал ее и сказал: -- Мне с тобой хорошо, Ник Я решила, что время настало: -- Джек, ты проведешь со мной ночь? Подумала: либо сейчас, либо никогда. К тому же, был такой замечательный день - не хотелось, чтобы он заканчивался. Джек улыбнулся, немного смутился. -- А как твои ожоги, зажили? -- Я оставлю повязку. Они уже не болят. Он покраснел: -- У меня нет ничего… для защиты. К тому же мой сосед по комнате… -- Встретимся у меня дома. А в магазин сейчас зайдем: мне еще нужен шоколад. Может, немного вина. Вино мне нужно было для храбрости, а шоколад мог понадобиться, чтобы заесть им горе после… -- Да, отлично! Было как-то неловко. Мы вошли в супермаркет: Джек пошел в аптечный отдел за презервативами, а я - в продуктовый - за шоколадом и вином. Он задерживался, поэтому, купив вино, я пошла его искать. Обогнув угол, увидела, что Джек говорит с кем-то, а в руках держит упаковку презервативов. Я остановилась, как вкопанная. Это был тот самый момент, когда захотелось заползти в глубокую нору. -- Эй, Ник! Ты знакома с Майком? С Майком?! Я поприветствовала его кивком, тяжело сглотнув. -- Здравствуй, Ни-ки-та. Он был одет в джинсы и хлопковую серо-зеленую футболку. Волосы были в беспорядке - будто от ветра. Он не выглядел ни сколько-нибудь удивленным, ни взволнованным. -- А, вы, наверное, работали вместе? Я опустила глаза, заинтересованно изучая этикетку на бутылке с вином: -- В последнее время мы работали порознь. В корзине Майкла были яблоки, большая упаковка мороженого и печенье с кремовой прослойкой - то самое, которое мы ели в поместье Делафилдов - я чуть не поперхнулась, когда увидела их и вспомнила вкус его поцелуев той ночью в Англии. Еще в корзине лежала кассета с фильмом - что-то хичкоковское. И что он собирался делать вечером? Устроить собственный праздник живота перед телеком? Мы не говорили с той ночи в комнате отдыха, и я понятия не имела, чем Майкл был в последнее время занят. -- Тебе уже лучше? - спросил он. В искусственном освещении магазина его глаза казались ярко-зелеными, цвета ледяных осколков. -- Все зажило, спасибо. О, Боже! Было ТАК неловко: наткнуться на мужчину, по которому ты умираешь три года, покупая презервативы с другим парнем, которого ты используешь, чтобы забыть его. Ну просто великолепно! Еще один день из жизни Никити Идиотовны Уирс. Джек хотел продолжить разговор с Майклом, но я схватила его за руку, увлекая за собой: -- Джек, мороженое Майкла тает… -- Ах да! Прости, брат. Ладно, будь здоров. Рад был видеть! -- Спасибо, Джек, я тоже. До свидания, Кита Я не могла смотреть ему в глаза: -- Пока, Майкл… Да, это было сильно… Мы пошли к кассе. Джек вел себя, как возбужденный тигр. Еле сдержалась, чтобы не спросить, страдал ли он в детстве от синдрома гиперактивности. -- Он отличный парень, этот Майк. Я пару раз участвовал с ним в совместных миссиях. Он рекомендовал меня командованию. В общем, молодец. Уверен, что со своим французским акцентом он может заполучить любую девчонку. -- Думаю, это ему помогает. А как насчет техасского акцента, Ковбой, он тебе помогает в таких делах? И почему вы, парни, вообще озабочены подобными мыслями? Джек засмеялся: -- Иногда мне везет - и он обнял мои плечи своей ручищей - В общем, большинство оперативников пятого уровня полные придурки, но Майк крут, детка. -- Ага, Майки крут… -- Может, нам как-нибудь устроить двойное свидание: ты и я, Майкл и его девушка, а? Не знаешь, у него есть кто-нибудь? Да уж, это было бы забавно! Двойное свидание с Майки и его девушкой. У меня в горле ком застрял! Неприятно. -- Я ничего не знаю о его личной жизни, Ковбой. Давай уже расплатимся и уйдем отсюда. -------- Продолжение следует.