Сосед

У Стаса в дурке был сосед. Имени его подполковник не запомнил. Но по внешности узнавал. Когда виделись – здоровались за руку, как никто в этих стенах больше не делал. Тут руки даже работники и санитары не пожимали друг другу. Почему-то Стас и сосед общались. Коммуникация очная удавалась не часто, так как контингент сидел в отдельных палатах-камерах. Пересекались только на прогулке, в столовой, в коридорах и в «салоне». В салон пускали за хорошее поведение. Так именовалось полутемное проходное и вонючее помещение, где стоял единственный телевизор для больных. Редко бывал здесь Стас, так как вел себя плохо. Дрался с санитарами, больными, да и много еще чего. Попадая в салон, Стас неизменно вспоминал песню незабвенного Владимира Семеновича о Канатчиковой даче и даже пел ее иногда, когда было хорошее настроение, когда был в ударе. Первое время его за это били и клали лицом вниз в затхлый угол под этим самым телевизором, из-под которого человеку, накачанному лекарствами и утратившему нормальную координацию движений, выбраться самостоятельно было невозможно. Потом плюнули и оставили Карпова в покое. Да и пациенты здесь часто были настолько обдолбаны препаратами, что пребывали в наркотическом тумане, состоянии зомби. Все рефлексы и проводимость нервной системы – все было заторможено препаратами. Поэтому они плохо видели, плохо слышали, плохо передвигались, с трудом говорили и плохо соображали. Иногда, когда смена была не слишком ответственная, удавалось схалявить и не проглотить таблетку или удалить ее уже из желудка. Тогда наступали моменты просветления сознания. В такие моменты Стас и общался с соседом. Помимо прогулок они общались и заочно. Как узники в казематах Петропавловской крепости в двадцатом веке, как декабристы в веке девятнадцатом, они перестукивались через стенку. Пользовались той самой азбукой революционеров из двадцати восьми букв. Сосед был не дурак, откуда-то азбуку знал, но подробности о его профессии Стас позабыл. Времени было много, поэтому перестукивались целыми днями. Сосед часто цитировал поэтические строки. Стас никогда раньше такой дурью не интересовался, но тут эти строки заставляли концентрироваться, чтобы разбирать буквы, вырывали из наркотического тумана и дурмана, помогали выжить. Сосед выглядел обычно. То есть никак. Ввалившиеся глаза, окруженные черными кругами от плохого лечения, питания, и Бог знает еще чего. Желтушная кожа. Худой. Волосы редкие, не мытые, как тут у всех. Когда сосед не цитировал стихи, Стас стучал ему газеты. Да, у него были иногда посетители, за деньги разрешали оставлять большие кипы газет. Также Стас брал все газеты из сортиров, как для пациентов, так и для персонала, и прятал под одежду, сосед же делать этого не решался. Когда заканчивались или отбирались все запасы, то Стас цитировал уголовный кодекс по памяти, стучал названия московских улиц… У соседа же была одна фишка, странная для мужика и для понимания Стаса. Он очень любил поэзию. И очень часто в его стихах фигурировало имя Ирина. И рыжие волосы. - Прямо мистика, наваждение. Вот идиот, - думал Стас, слушая очередной шедевр. Сосед был начитанным, часто он стучал стихи известных авторов, но все, что про Ирину – это были собственного сочинения. Было любопытно узнать, кто же такая эта Ирина и какую роль она сыграла в жизни соседа. Но спросить было неудобно. Даже Стасу. Так они и жили душа в душу.