Никогда не знаешь, что жизнь приготовила для тебя сегодня

      Следующее утро началось, как не парадоксально, не с дикого желания пить и не только с жуткой головной боли, но с падения с кресла, что усугубило второй пункт из этого незамысловатого списка последствий минувшего дня рождения. Пока я лежала на полу и смотрела в потолок, в мою голову пришло осознание того, что это не мой потолок, не моё кресло и даже не моя квартира. Прикладывая неимоверные усилия воли ради того, чтобы вспомнить, что же вообще вчера было, я заползла на кресло, в котором, по-видимому, успешно проспала сегодняшнее утро и, как минимум, половину дня. Но так как мой мозг не особо хотел вспоминать события прошлого дня, я решила отвлечься от размышлений и осмотреться.       Просторная гостиная. На диване мирно посапывает Цвиркунов, а на кресле, что стоит плюс-минус в полутора метрах от меня, свернулся калачиком Кирилл. За диваном, вдоль стены тянулись полки с многочисленными фотографиями в рамках. Мой внутренний Шерлок слегка нетрезвым голосом нашептывал мне, что на фото изображены ни больше ни меньше как обитатели данной квартиры, однако моё плохое зрение делало свое: не смотря на все мои старания, я не смогла разглядеть, кто же так радушно принял нас и даже выделил место в гостиной.       После первых попыток размышлений в голове вдруг стали всплывать воспоминания о вчерашнем вечере. Я отвернулась к спинке кресла и постаралась напрячь то, что сейчас можно было с трудом назвать памятью. Бар, парк, Балунов в любви признался… Твою ж мать! «Так, не отвлекаться, — одёрнула я себя. — Что же потом? А, точно! Яков потащил нас к „одному замечательному человеку“…». Тот факт, что я вспомнила цитату гитариста и вспомнила вообще хоть что-то безмерно обрадовал меня. От мыслей меня отвлекло какое-то шевеление в районе дивана. Обернувшись, я заметила, что Яша вроде как просыпается. В попытке выяснить правда ли это, я шёпотом позвала Цвиркунова, но подушка, красноречиво тут же прилетевшая мне в голову, дала понять, что музыканту сейчас капельку не до меня. Подняв оную с пола и подложив её под голову, я с меланхоличным равнодушием продолжила строить догадки о своем местонахождении, но ни одна адекватная мысль так и не посетила мою не совсем ясную головушку, и я вскоре оставила эту бессмысленную затею.       Неожиданно я услышала какое-то шуршание за спиной. Повернувшись, я заметила тело, которое двигалось, по всей видимости, в сторону кухни. Лица я не распознала из-за длинных черных волос, непослушно падавших на глаза моего новоявленного брата по несчастью. На кухне послышался звон чашек и шум воды, после чего человек направился в сторону гостиной. Начать утро с диалога с неизвестным человеком желания не было, так что я быстро приняла максимально правдоподобную позу человека, которому до пробуждения осталось еще минимум три полнометражных сновидения.       Судя по звуку, на стол опустилось несколько стаканов, после чего раздался крайне странный звук и тихое, но отчетливое «блять». Я приоткрыла глаз и, стараясь не ржать, осознала, что Яков Вадимыч благополучно рухнул с дивана. Взобравшись на прежнее место, Яша сфокусировал взгляд на том, кто, очевидно, стоял где-то за мной. Не желая прибывать в неизвестности, я максимально натурально попыталась изобразить пробуждение. В этот момент по моим талантам явно плакало Щукинское. — О! Наконец-то все проснулись! — выдал некто с довольно низким голосом, который показался мне чертовски знакомым. — Ну, или почти все. — Доброе утро, — выдала я, оборачиваясь посмотреть на того, кто все ещё стоял сзади и, судя по четкому ощущению чужого взгляда на моем затылке, сверлил меня глазами. Слегка переоценив свои физические и эмоциональные возможности я, повернувшись почти на сто восемьдесят градусов, с тихим и жалобным «ой» тут же вновь полетела на пол: передо мной стоял Ренегат. — Доброе, — ответил от с усмешкой, — аккуратнее же надо быть, — он протянул мне руку и помог забраться на злополучное кресло. — Благодарствую. А теперь у меня вопрос к тебе, Яков Вадимович…       Я было собралась сказать все, что думаю по поводу и без оного о происходящем, но Реник предусмотрительно меня перебил: — Перед предстоящим выяснением отношений предлагаю сначала всем угоститься таблеточкой аспирина и стаканом воды, а после разборок можно будет и нормально позавтракать.       Тут послышалось какое-то копошение в районе второго кресла — Кирилл Александрович изволил разлепить ясны (или не очень) оченьки. Мы быстро ввели его в курс дела — на это ушло не более минуты.       После того, как делёж таблеток был окончен, я все-таки решила вернуться к теме, от которой мы благополучно ушли: — Так в результате, Яш, давай проясним ситуацию. Возможно во мне говорит совсем не то, что в приличном обществе называется здравомыслием, но не зря ж мы в четыре часа утра разбудили ни в чем неповинного Александра Владимировича, а ныне объели его на шесть таблеток аспирина? — Вообще, — икнув, начал гитарист, -я направлялся сюда исключительно с благими намерениями, но вот моё состояние отнюдь не способствовало ведению конструктивной беседы… — Короче, умник, ближе к делу, — перебил Цивиркунова морщащийся и жмурящийся Кирилл. — Ну, в общем, я хотел позвать Сашу с нами играть, а то как-то не хорошо выходит, он как-никак, но тоже член золотого состава, да и ребята все идею поддержали… — Это, конечно все хорошо, наверное, но честно говоря я не понял почти ничего, — милосердно оборвал тираду Реник, облокачиваясь на стену и с сочувствием оглядывая нас с выражением, каким «красный крест», должно быть, награждает постояльцев военного лазарета, — так что давайте мы сейчас пойдём позавтракаем и все поподробнее обсудим. Кто-нибудь имеет что-то против яичницы?       Через десять минут мы всей компанией сидели на кухне в ожидании обещанной яичницы в исполнении шеф-повара Александра «Ренегата» Леонтьева. — Так-с, начнём с детей, — Саша задумался и, поймав слегка недовольные взгляды «деток» исправил сам себя, — с тех, кто помладше.       Передо мной опустилась, мягко говоря, не маленькая тарелка; что ж, пора вводить в оборот новое словосочетание: «Ренегатовская порция». Когда каждый получил по такой же порции и по кружке прекрасного чая. Еда развлекла всех ровно на тот промежуток времени, который требовался Яше на приведение мыслей в привычный творческий беспорядок из беспорядка алкогольного, а посему, сделав очередной большой глоток из чашки, он решил все же окончательно пролить свет на ситуацию: — В общем, все началось с того, что Гоша — ну, ты его помнишь — притащил к нам вот это чудо, — сказал он, указывая вилкой с кусочком яичницы куда-то предположительно в мою сторону. Какая-то знакомая ситуация, где-то меня уже так шикарно представляли, — а потом мы решили, что нам тебя не хватает.       В течение всего бессвязного монолога, перемежаемого чавканьем, брови Александра уползалии куда-то все дальше и дальше в направлении затылка. Он наклонился ко мне и шепнул, не отводя от говорящего сочувственного взгляда в духе «с психами надо соглашаться»: — Не переведёшь? — Короче, тот самый Гоша, которого Вы, по всей видимости, знаете, притащил меня на проект по исполнению песен «Короля и Шута». В нем принимает участие весь «золотой состав», а Вас в нем не хватает.  — Так эвано что! А в четыре утра это было обязательно сообщать? — На тот момент Яков Вадимыч был не в самом трезвом уме и здравом рассудке, как можно было заметить, — шепнула я Ренегату. Яша укоризненно взглянул на наше перешептывание, вздохнул и отправил в рот очередную порцию завтрака. — Что ж, теперь я хоть понимаю о чем речь… Правда не особо чётко, но это детали. — Ну и каков дальнейший план действий? — вдруг подал голос Кирилл, о существовании которого я начинала уже забывать вопреки всем событиям вчерашнего вечера. — Давайте я сейчас позвоню Поручику, он ребят на точке соберёт. О! А у меня дома ещё тортик остался со вчерашнего дня рождения, отметим, чаю попьём, а то кому-то два дня подряд так квасить жирно будет, — я зыркнула на Цвиркунова, одарившего меня в ответ шутливо-уничижающим взглядом.       Вдруг раздался сигнал телефона. Почти с первого раза сообразив, что это у меня, я поднесла гаджет к глазам — на экране чётко высветилось, что звонил уже вышеупомянутый Саша Щиголев. — Кто-то лёгок на помине, — хмыкнула я и, выйдя из-за стола, отошла в коридор, а оттуда, непонятно зачем, выползла в подъезд. — Да, Саш, мы живы. Нет, все правда хорошо, мы у Александра Владимировича, — тщетно пыталась я оправдаться перед ударником. — Какого Александра Владимировича? И кто «мы»? — недоумевал мой собеседник, задавая вопросы быстрее, чем я успевала понять их исконный посыл. — Ну… У Ренегата. Я, Яков и Балунов младший. — То есть вы всем вчерашним составом завалились к Леонтьеву? Интересно. Как чуял, что нельзя вас бросать. А что ваша весёлая компания там забыла? — Это довольно-таки длинная история, а денег и зарядки на моем мобильнике на неё не хватит, так что давай все расскажу при встрече. Через пару часов хватай ребят и тащи их на точку, — я достала пачку сигарет и зажала одну губами. — Да, хорошо, до встречи, — сказал Саша. В динамике раздались глухие гудки.       Я порыскала по карманам в поисках зажигалки, но моё долбадонство говорило само за себя: вновь где-то посеяла сей безмерно важный в таких критических ситуациях предмет. «На спички что ли перейти? — как это должно было меня спасти я не знаю, но такая мысль посетила мою еще не светлую, но уже явно яснеющую головушку, пока я с горем пополам залезала на подоконник. — Не, проще бросить… Или нет…». На такой почти шекспировской мысли я решила прераваться. Горевать о зажигалке было удобно, но сигарета в зубах моей тоской явно загораться не собиралась; я вынула ее изо рта, зажав её двумя пальцами, и полезла в карман за пачкой, дабы убрать «палочку здоровья» обратно, но стоило мне поднять глаза, как я увидела Реника: — Курить вредно, — сказал он с улыбкой, вытягивая вперед руку с горящей зажигалкой. Такой галантности и пониманию человеческих потребностей минздраву стоило бы у него поучиться. — Спасибо! — я прикурила. — Сигаретку? — Благодарствую, — вздохнул гитарист, извлекая сигарету из пачки вопреки своему же заявлению о вреде курения. Я распахнула окно, выдыхая дым на улицу, дабы бабки в подъезде не смели потом усомниться в экологической чистоте воздуха в данной стерильной по их мнению парадной. — Тебя хоть как звать-то? А то Яша у нас ещё тот дипломат. Представил так представил. — Адель. — Что ж, будем знакомы, — с улыбкой до ушей сказал Леонтьев. — Вы нас простите, что такая неловкая ситуация сложилась… — А я-то что? Жена и дети уехали навестить бабушку, их не коснулось, а мне… — он неопределенно махнул рукой, затушил сигарету и направился вверх по лестнице в направлении квартиры. — И да, давай уже на «ты», чай не чужие. «Ага, не чужие, — слегка удивленно, но радостно я молча кивнула, решив, что иногда мыслям нужно остаться мыслями, — конечно, аж три часа как знакомы! Очень сблизились».       Через некоторое время мы всей дружной кучкой тащили наши пятые точки на реп. базу, однако на полпути я опомнилась. Я, спасибо моей великолепной памяти и не менее великолепной компании спутников, совсем чуть-чуть забыла зайти домой за несчастным тортом. Отправив ребят в направлении точки, я резко сменила траекторию и полетела в сторону дома. Там я, хвала небесам, не застала Анджелу, чьи выговоры за отсутствия моего тела дома в течении всей ночи на данную секунду мне были нужны меньше всего. Подчеркнув в воображаемом списке дел красным карандашом пунктик «извиниться перед подругой», я с чистой душой рванула догонять компанию.       Смогла нагнать ребят я довольно скоро, но, несмотря на все наши усилия, мы всё равно задержались минут этак на пятнадцать. По приходе на место назначения я имела честь лицезреть там — о чудо и хитрость божественного промысла! — Анджелу, которая в свою очередь влила мне по первое число; ту же процедуру проделал Балу со своим сыном. От рьяной поборницы морали Маши с лихвой получили вся троица — как будто выговор пятилетним детям за недоеденную в садике кашу, честное слово. Но зато к всеобщему возмущению Леонтьеву досталась дружная похвала: «За то, что не дал дитяткам пропасть да помереть с голоду».       Через добрые полтора часа все вопросы утряслись. Мир был спасен: Яша порадовал нас своим фирменным чаем, тортик справедливо поделили поровну, последние нагоняи от волновавшихся за наши жизни друзей тоже. Глядя на радостное застолье, я улыбнулась, уплетая свой кусок торта. Солнце клонилось к закату, и в моей голове мелькнула быстрая, светлая мысль: «Подводя итог дня, могу сказать только одно: он однозначно удался!» — я отхлебнула чай, пряча за кружкой свою улыбку, значение которой по закону жанра должно было остаться понятным только мне.