Don't Let My Rainbow Pass Me By

      - Ничуть. – Спокойно ответила Марисса. – Мы уже собирались уходить.       Пабло быстро преодолел несколько метров и подлетел к Мариссе. Он схватил ее за руку и резко притянул к себе, немного наклонив голову, встречая ее удивленный взгляд.       - Что здесь происходит? – почти прошипел он, но в комнате, погрузившейся в тишину невысказанных упреков и непрощенных обид, был слышен каждый звук.       - Не твое дело! – ответила Марисса, пытаясь вырвать руку из стальной хватки блондина. – Бустаманте, отпусти руку!       - Я спрашиваю: что здесь происходит?       - Пабло, отпусти ее! – Пабло не сразу заметил подошедшего к нему Томаса, сосредоточив всё внимание на своей роскошной бывшей девушке.       Мануэль широко открытыми глазами смотрел, как Томас положил руку поверх ладони Пабло, другой рукой обхватив запястье Мариссы чуть выше того места, где ее удерживал блондин. В силу некой шаблонности действий человека в той или иной ситуации, учитывая существование стереотипности в поведении людей, Ману предположил, что вероятность драки между некогда лучшими друзьями или еще каких-нибудь не слишком приятных сцен, весьма велика. В следующую секунду он присоединился к ним, повиснув на свободной руке Пабло, встревожено всматриваясь в злое и решительное лицо друга.       - Давайте все успокоимся, - со спокойствием, которого на самом деле не чувствовал, сказал Мануэль тоном инструктора по йоге, - и спокойно - спокойно! - поговорим.       - Нам уже давно надо поговорить. – Согласился Пабло, отпуская Мариссу и с силой отталкивая от себя Томаса. – Втроем. Ману, оставь нас.       Мануэль даже не попытался возразить. Он даже не потрудился сделать вид, что ему не по себе оставлять слабую девушку наедине с бывшими друзьями, которые, казалось, были готовы броситься друг на друга с кулаками в любую минуту. Он с явным облегчением покинул поле боя, приветливо помахав Мариссе на прощание рукой.       Пабло повернулся к Мариссе:       - И что же, черт возьми, всё это значит?       - Что «это»?       - Это! – Он ткнул пальцем сначала на нее, потом на Томаса. – Я так и знал, когда не смог найти тебя в холле, так и знал, что ты уже успела с кем-то уединиться! Правда, я думал, что ты выберешь этого своего смазливого актеришку!       Марисса загадочно улыбнулась и решила не рассказывать Пабло о том, что Хуан скорее предпочтет приятно провести время в компании высокого симпатичного блондина типа Пабло, чем в ее.       - В чем вообще дело, Пабло? – Поинтересовался Томас, совершенно не понимая, что происходит, - мы просто разговаривали и…       - Ты, Бустаманте, просто невменяемый! – перебила его Марисса. – И почему мы должны перед тобой оправдываться? Мы с Томасом друзья, и вполне логично, что…       - О да! Уж мне ли не знать, какой дружелюбной ты можешь быть! Его ты, небось, из своей постели по утрам не выгоняешь!       Марисса выглядела так, словно готова была его придушить. Но вместо этого, она вплотную подошла к Пабло. Томас не понял, как всё произошло, но уже в следующую секунду он услышал звонкий звук пощечины и увидел, как на щеке Пабло расплывается красное пятно. Блондин почему-то заулыбался и, отвернувшись от Мариссы, явно недоброжелательным взглядом окинул его с ног до головы. Томас начал волноваться. Он бросил исполненный тоски взгляд на дверь и пожалел, что не может оказаться по ту сторону этого замечательного совместного результата трудов стекольщиков и столяров. Оказаться за дверью было бы сейчас намного приятней, чем быть составляющей частью этой сумасшедшей компании. Интересно, когда родители заметят его отсутствие, отправятся на поиски и заберут его из этой комнаты? И где Пилар, когда она нужна? Ради своего спасения, он согласен терпеть ее преследования и навязчивое внимание. И почему Мануэль оставил его наедине с этими безумцами?       - Какая страсть! – Восхищенно пробормотал Пабло, посматривая на Мариссу. – Она хороша в постели, скажи?       Томас был готов сказать что угодно, лишь бы его выпустили из этой комнаты, но откуда ему, ради всего святого, знать какова Марисса в постели?!       - Помимо очевидного природного дарования, - Пабло сам ненавидел себя за эти слова, но остановиться уже не мог, - в немалой степени это и моя заслуга: все-таки именно я посвятил юную девственницу в таинства плотской любви.       - Бустаманте! - воскликнула шокированная Марисса. Стакан с водой, которую она налила из кувшина на столе, выпал у нее из рук, и глаза ее гневно вспыхнули, встретившись с его. – Что ты несешь?       - Правду, сладкая моя, правду. – Он снова повернулся к Томасу. – Что бы она ни делала, – а умеет она много чего, - помни: этими незабываемыми минутами ты обязан мне.       - Пабло, ты очень пожалеешь о своих словах, - сказал Томас, наконец, поняв причину бешенства Пабло.       - Почему это? – удивленно округлил блондин глаза. – Я ведь говорю правду: как ни крути, а когда-то у меня действительно были эксклюзивные права на владение Мариссой Андраде.       Марисса глубоко вздохнула, стараясь себя контролировать. Получалось плохо. Медленно сосчитала до десяти. Без изменений – ей по-прежнему хотелось расцарапать лицо Бустаманте. Несколько раз пробормотала «Я – спокойна, я – спокойна, я контролирую свои эмоции». Но положительные аффирмации также оказались неэффективны – мысли о том, где бы поблизости раздобыть автомат и расстрелять голубоглазого ублюдка, не покидали ее. Да, похоже терпение и Марисса Пиа Спирито Андраде Колуччи были столь же несовместимы как Альфред Хичкок и фильм о детской дружбе.       - Марисса, почему ты ничего не говоришь? – Воскликнул Эскурра, повернувшись к девушке. – Почему позволяешь ему в это верить?       - Я говорила ему правду. Но мне он не верит.       К нему повернулся Пабло и ожидающе на него воззрился:       - А какая правда у тебя, Томми?       Томасу очень не хватало Пабло. Сколько он себя помнил, Паблито всегда был рядом, он был больше чем друг, он был его семьей, братом. Он скучал по дельным советам друга, зная, что в нужный момент всегда сможет найти у него моральную и материальную поддержку, по ироничному, здоровому цинизму, с которым тот смотрел на жизнь, по его ехидным комментариям, касались ли они последнего футбольного матча, экономической ситуации в Южной Африке, достоинств фигуры, проходящей мимо девушки или творчества Хулио Кортасара – Бог его знает, кто такой этот Хулио Кортасар. Эскурра злился на Пабло за то, что он лишил его лучшего друга. И за то, что развалилась «Великолепная троица», ведь и его отношения с Гидо претерпели значительные изменения, например, теперь в их беседах никогда не упоминалось имя Бустаманте. И вот теперь от его ответа зависела судьба его дальнейших отношений с Пабло. И он решил не кривить душой, все-таки подлость никогда не значилась в списке его душевных качеств:       - Пабло, у нас с Мариссой никогда ничего не было. Никогда. Ничего. Мы даже ни разу не целовались.       Искренность, звучавшая в голосе бывшего друга, заставила Пабло усомниться в том, во что он верил все эти годы.       - Но Пилар сказала…       - Кто? Пилар?! Ты совсем придурок, что ли?! – Ей-Богу, эта девица доведет его и он наймет профессионального киллера из своих карманных денег, чтобы навсегда от нее избавиться! – Нашел кому верить! В тот день, когда я тебе рассказал о своих чувствах к Мариссе, мы с Пилар расстались! Позже я сказал ей, почему. Может, она хотела отомстить… еще больше испортить мою жизнь… я не знаю.       Пабло молчал. Молчала и Марисса.       - А Мариссу я уже не люблю. То было какое-то временное помешательство, совсем не стоящее нашей с тобой дружбы. – Продолжил Томас. – Она слишком горячая для меня, слишком необузданная, слишком стремительная, упрямая и самоуверенная. Слишком сумасшедшая.       - Вот уж благодарю покорно, Томми. – Фыркнула Марисса, едва сдерживая смех. – Расхвалил – так расхвалил! Прям забросал меня, бедную, комплиментами.       Томас опомнился и виновато посмотрел на девушку. Но у него появился реальный шанс вернуть расположение друга, и он решил идти до конца:       - Мне не нужна Марисса, Пабло. Мне нужен ты! – Тихо и очень душевно сказал Томас. – Я хочу вернуть своего лучшего друга.       - Но за что ты тогда просил у меня прощения? В тот вечер, когда Пилар мне сказала, после того, как я… обвинил Мариссу в измене… – растерянно пробормотал Пабло, до которого уже начинало доходить, что три года назад он совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. – Я пошел в нашу комнату… и ты… ты сказал, что тебе очень жаль… ты сказал, что не знаешь, как это получилось… что не думал, что всё так далеко зайдет. О чем ты говорил? За что ты извинялся?       - За то, что все-таки сказал Мариссе о своих чувствах. Хоть и обещал тебе этого не делать.       С недоверием глядя на поникшего Томаса, Пабло начинал чувствовать себя первостатейным мерзавцем. И подлецом. И совершеннейшим идиотом. Но, решив отложить самобичевание на некоторое время, он повернулся к Мариссе:       - Так ты знала?       - Господи! Да откуда? За это время Томми определенно улучшил свои ораторские навыки. – Констатировала Марисса, все еще пытаясь восстановить дыхание после приступа смеха. – Тогда я думала, что он пытается через меня найти способ помириться с тобой. Мне и в голову не пришло, что это он мне в любви признавался!       Ощущая горькую волну чувства вины за свое обращение с Мариссой, переосмысливая все истины, которыми он жил последние три года, повергнутый в переносном смысле на колени осознанием собственной неправоты, раскаявшийся до желания упасть ей в ноги и молить о прощении, Пабло Бустаманте молчал.       - Эм-м-м… ну я, пожалуй, пойду. – Томас поспешно направился к выходу из комнаты. – Вам надо многое обсудить и… Я пойду… Я ведь вам уже здесь не нужен, да? Я пойду… меня родители уже, наверное, ищут… Пабло, позвони мне как-нибудь.       Теперь Пабло был на сто процентов уверен лишь в одном: Бог – если он действительно существует – ненавидит его. Может быть, в одной из предыдущих жизней он убил его любимую зверушку, или растоптал любимый цветок или что-то типа того. Или он расплачивается за грехи отца… Ведь должна же быть какая-то причина, по которой Господь выбрал его персонально, чтобы обречь на такие невыносимые страдания.       Пабло исподлобья взглянул на Мариссу. Она с невозмутимой улыбкой, буквально источая превосходство и упиваясь своим триумфом, наблюдала за ним. Она впервые видела его таким растерянным. Пожалуй, она впервые по-настоящему поняла значение выражения «как рыба, выброшенная на сушу».       - Что? – Наконец, Пабло поднял голову и посмотрел в ее сверкающие, словно раскаленные угли, глаза. – Потребуешь от меня униженных извинений? Раболепного раскаяния?       - Мне ничего от тебя не надо. Я просто рада, что ты теперь знаешь правду.       - Ты сможешь когда-нибудь меня простить?       - На это могут уйти годы, - усмехнулась Марисса, чувствуя себя на удивление спокойно. – Знаешь, если бы тогда ты действительно любил меня, то…       - Я действительно любил тебя, - не дал он ей договорить, - именно поэтому повел себя так, потому что мне было больно, - он тяжело вздохнул и нервно провел рукой по волосам, - очень больно.       - Если бы ты любил, ты бы верил мне! – Не обращая внимания на его слова, продолжила она. – Ты бы не обратил внимания на чьи-то слова, не поверил бы сплетням.       - Думаешь, я не хотел тебе верить? Но тогда… понимаешь, все как-то навалилось, смешалось… ты со всеми парнями была так подозрительно дружелюбна… и появление придурка-Хавьера, этот новенький тебе проходу не давал, признание Томаса, потом Пилар… Что бы ты делала на моем месте?       - Я, по крайней мере, дала бы тебе возможность всё объяснить!       - Ты? С чего бы это вдруг? Ты никогда так не делала!       - Да я…       - Да ты, - снова перебил ее Пабло, - как Королева из «Алисы в Стране Чудес»: «Сначала казнь! Потом приговор!»       - Я тебя тогда любила до темноты в глазах. Как ты мог?! Как ты мог подумать, что я могла тебе изменить? Ты не поверил мне! Ты поверил Пилар Дунофф – самому честному и порядочному человеку из всех нас!       - Я поверил Лухан – твоей лучшей подруге.       - Лухан?! Что за бред?! Ничего более нелепого ты придумать не мог? – Марисса вскочила на ноги, напрочь позабыв о намерении сохранять спокойствие. – Ты остался таким же трусливым и слабым, каким и был. Даже сейчас тебе не хватает смелости признать, что всему виной была твоя ревность, перерастающая в паранойю, и отсутствие доверия, за которое ты так ратовал, когда мы встречались. И не пытайся приплести сюда Лухан! Даже если бы я действительно тебе изменяла, Лухан не рассказала бы об этом ни одной живой душе!       - Я соглашусь, что всему виной моя ревность и моя паранойя. Я сам во всем виноват. Я прекрасно это понимаю... теперь понимаю. Но она рассказала! – Взорвался Пабло. – Она сказала, что у тебя роман с Томасом. И что ты принимаешь подарки от новенького. И что ты сожалеешь о том, что согласилась выйти за меня…       Марисса не хотела ему верить. Но видела, что он не врет, видела, что он верит в то, что говорит.       - Этого не может быть, - прошептала она, - этого просто не может быть. Это невозможно! Ты врёшь! Зачем?! Что ты от меня хочешь? – Марисса уже почти кричала. – Ты поставил перед собой цель сделать меня самым несчастным человеком на земле?       - Моя цель – ты! – Пабло развернул ее лицом к себе, причем довольно бесцеремонно. – С того самого момента, когда я впервые увидел тебя в том чёртовом летнем лагере! Ты была воплощением всего того, что я не должен был хотеть и в чем я так отчаянно нуждался! Я люблю тебя! Ты – любовь всей моей жизни!       Девушка во все глаза уставилась на парня, его руки сильно сжимали ее плечи.       - Чёрт! – Пабло тоже сорвался на крик. – Неужели ты этого не понимаешь?!       Он отпустил ее и обхватил свою голову руками.       Движимая одним желанием: оказаться от Пабло как можно дальше, Марисса стремительно выскочила из комнаты и побежала по коридору туда, где звучала музыка и голоса людей, туда, где она могла бы затеряться в толпе. Пока еще не поздно, пока она может делать вид, что смертельно обижена на него, пока она не поддалась собственным желаниям и не упала в его руки, как спелая груша, пока мысли о том, что ее секрет компенсирует его ошибку, не поработили ее сознание. Однако Пабло быстро ее догнал. Его сильные руки обхватили ее плечи и развернули к себе лицом. Не успела она даже попытаться вырваться из его объятий, как его губы жадно накрыли ее рот. Пабло прижал ее к стене всем телом, закрыв своей внушительной фигурой весь остальной мир.       Поначалу Марисса пыталась сопротивляться, но с каждым его поцелуем, с каждым прикосновением ее умственная деятельность замедляла свой ход, увлекаемая в воронку наслаждения. Она чувствовала, как замирает мир внутренний и куда-то исчезает мир внешний. Его имя протяжным стоном вырвалось из ее груди. Наконец, они оторвались друг от друга, тяжело и прерывисто дыша. Они пристально смотрели друг другу в глаза, пытаясь восстановить дыхание. Пабло слабо, неуверенно улыбнулся. Оглядевшись по сторонам, Марисса втолкнула Пабло в комнату, из которой выбежала несколькими минутами ранее, и обхватила руками его шею. Большего поощрения ему не требовалось, и вскоре Марисса оказалась прижатой спиной к закрытой двери, а его руки пытались отыскать молнию на ее платье.       - Это ничего не изменит, - прошептала Марисса, стаскивая с Пабло пиджак.       - Мне кажется, между нами никогда ничего и не менялось, - прошептал в ответ Пабло, потянув молнию ее платья вниз.       Вдруг он остановился и немного отстранился от девушки. Марисса растеряно уставилась на него. Пабло улыбнулся и потянул ее за собой в кабинет директора. В кабинете было темно. Он подтолкнул ее к столу, под ее спиной зашуршали бумаги, что-то с грохотом упало на пол.       Марисса рассмеялась. Она много раз оказывалась в кабинете директора, но по такому приятному поводу – впервые. Она чувствовала, как легкая, почти невесомая, ткань платья соскальзывает с ее тела, обнажая грудь и талию, чувствовала горячие губы Пабло на своей коже. Она нетерпеливо откинула длинный подол платья и закинула свою правую ногу на пояс Пабло. Он поднял ее левую ногу, побуждая крепко сжать ногами его бедра. Пока его руки боролись с пряжкой ремня, Марисса принялась непослушными от возбуждения руками расстегивать его жилет. На это трудоемкое занятие ушли остатки ее терпения, и белую рубашку, с силой потянув за отвороты воротника, она попросту разорвала. Отлетевшие пуговицы посыпались на пол. Со стола снова что-то упало. Звонкий звук разбившегося стекла, сопровождаемый мелодичным позвякиванием катившихся по полу пуговиц, смешался с их стонами. Перед тем, как Марисса полностью утратила ощущение времени и связь с реальностью, в ее сознании неожиданно возникла на удивление ясная мысль, даже не столько мысль, сколько вопрос: догадается ли милейший сеньор Дунофф, что именно происходило у него в кабинете?