Don't Let My Rainbow Pass Me By

      В далекой-далекой Бразилии, где буйство красок и желание жителей радоваться каждому прожитому дню приятно поразит самого искушенного туриста, где исторические достопримечательности взволнуют опытнейшего археолога, где всепрощающий Иисус Христос, распростерший руки над Рио, порадует самого истового католика, среди прочих других, был один отель «Caesar Park Ipanema». Великолепный отель в стиле модерн находился на первой линии от моря рядом с пляжем Ипанема. Здесь можно понежиться на теплом ласковом солнышке, выпить приятные охлаждающие коктейли, почувствовать босыми ногами шелковый песок, полюбоваться сияюще-голубыми волнами и прелестями местных красоток. Именно последним из перечисленного и занимались два привлекательных парня, лежа на широких шезлонгах у большого бассейна. Один был счастливым обладателем светлых кудряшек, другой гордился своей темной шевелюрой. Голубые глаза одного взирали на мир с какой-то, немного детской, непосредственностью и таким обаянием, что трудно было устоять перед этим взглядом, карие глаза другого посматривали на окружающих с приличной долей иронии и скептицизма. Оба привлекали к своим скромным персонам внимание противоположного пола, один привычно реагировал на это с некоторой усталостью и принимал как должное, уже давно смирившись со своим титулом секс-символа, второй, лишь только заметив, случайно брошенный на него, женский взгляд, тотчас же срывался с места и пытался наладить контакт, желательно сексуальный, с обладательницей этого взгляда. Получалось у него это с переменным успехом. Потерпев очередную неудачу, он вернулся к шезлонгу и обратился к своему другу:       - Еле унес от этой загорелой блондиночки ноги, - победно улыбаясь, сказал он, - чуть не изнасиловала меня, ей-богу, прям здесь! Прикинь!       Сняв солнцезащитные очки, блондин снисходительно посмотрел на говорившего:       - Гидо, не думаю, что это была хорошая идея говорить ей, что ты – сын Антонио Бандераса.       - А что такого? – обиженно засопел Гидо, - многие говорят, что я на него очень даже похож! Эх, жаль, что мы сегодня возвращаемся в Буэнос-Айрес. Я бы остался в этом раю с загорелыми красотками навсегда!       Разговор прервался по очевидным причинам: проходившая мимо парней девушка с такой роскошной фигурой, что ей позавидовала бы любая из ангелов «Victoria's Secret», а, может, она как раз и была одним из этих ангелочков, остановилась недалеко от них и принялась поправлять бретельки своего крошечного бикини. Заметив, что парни смотрят на нее, девушка приветливо помахала им рукой.       - Ты посмотри только какие у нее ноги! – Не отрывая сверкающих глаз от удаляющейся девушки, сказал Гидо. – Мне пойти за ней? По-моему, она подала мне знак. Какая фигура! А волосы! Я обожаю блондинок!       - Не знаю, ничего особенного.       - Ну да! Я совсем забыл, ты ж у нас балдеешь от рыжих. И длинные ноги не оценишь по достоинству, с твоим-то пристрастиям к коротышкам       На мгновение в голубых глазах мелькнула злость. Но потом блондин опять принял выражение эдакого светского льва, смертельно уставшего от развлечений и выходов в свет.       - Не понимаю о чем ты.       - Да ты что? Не понимаешь? Ну, надо же! А я-то тут грешным делом подумал…       - А я всегда тебе говорил, надо думать головой, а не грешным делом, - перебил его собеседник, - тем более твоим.       - Слава Богу, ты своим надумал достаточно, - обиженно буркнул Гидо, - хотя, может, и к лучшему, возможно, к этому времени эта чокнутая уже давно размозжила бы тебе голову какой-нибудь вазой. – Он задумался и добавил: - Или ты задушил бы Мариссу в приступе ревности.       Пабло резко вскочил с шезлонга и в ярости уставился на друга.       - Я тебе говорил, никогда при мне не произносить этого имени? Говорил?       - Ой, можно подумать, - отмахнулся от него Гидо, - ну не буду я говорить о ней, а толку-то? Ты же всё равно постоянно думаешь о Мариссе.       - Господи! Не надо напоминать мне о ней, - прорычал Пабло, - Я стараюсь освобождаться от неприятных воспоминаний, от ненужного эмоционального багажа. Это полезно для душевной гармонии. А этими разговорами ты испортишь мне настроение.       - У тебя теперь часто бывает плохое настроение, - участливо сообщил ему Лассен. – С чем это интересно связано? Или с кем?       Блондин молчал, пронизывая друга горящим взглядом.       - На, - протянул ему Гидо какой-то журнал, - посмотри, что ты потерял.       - Не хочу, - ответил ему Пабло, протягивая руку к яркому печатному изданию.       Пабло открыл журнал на странице, которую указал ему Гидо. Там была статья про Мариссу и несколько ее фотографий, особенно привлекала внимание одна из них, сделанная на развороте. На ярко-красном фоне вполоборота стояла девушка, одетая в черное кожаное белье, руки ее были подняты над головой, запястья скованны наручниками, тело блестело, чуть влажноватые длинные волосы рассыпались по плечам, а ее красивое лицо, манящий взгляд, полуоткрытые губы обещали греховное наслаждение. Пабло скользил взглядом по ее обнаженной коже, прикрытой лишь откровенным бельем, и не мог не думать о том, что раньше Мариссу Пиа Спирито Андраде Колуччи такой мог видеть только он, а теперь откровенными снимками сексуальной Пиа Спирито могли любоваться все желающие.       - Я не видел ее два года и восемь месяцев, - тихо пробормотал он.       - Мар… ну, то есть та, которую ты запретил мне называть по имени, возвращается в Аргентину. Вот, смотри, - он ткнул пальцем в журнал, - здесь написано, «…дебютный показ моей сестры пройдет в Буэнос-Айресе»… подожди-подожди, еще где-то было… А-а-а! Вот! «планируем непродолжительный визит».       Видя, как тут же загорелись глаза Пабло, Гидо горестно покачал головой, считая чувства блондина к Мариссе – его главной бедой и проклятьем. Да, девчонка, бесспорно, красива и соблазнительна – и раньше была, а теперь так вообще расцвела, и ножки у нее очень даже ничего, но всё это ни в коей мере не окупает тот факт, что рыжая стерва – тронутая на всю голову! Абсолютно ненормальная!       - Интересно, они объявятся на встрече выпускников? Хотя технически колледж-то они не закончили, но организатор мероприятия Пасс, поэтому, думаю…       - Что? – Переспросил Пабло, не без усилий отрывая взгляд от фотографии Мариссы. – Какая еще встреча? А я почему не в курсе?       - А разве Агирре тебе ничего не говорил? – Гидо устроился на шезлонге, сложил руки на животе и посмотрел на Пабло поверх очков. – Забыл, наверное. Подвел тебя, впрочем, как и всегда. Как ты вообще можешь дружить с этим несчастным мексиканцем?       - Не наговаривай на Ману – он никогда меня не подводил. – Блондин взял бледно-желтое полотенце с эмблемой отеля и направился к бассейну. – Он хороший друг.       Гидо вскочил со своего места и, смахнув в запале с носа очки, последовал за другом.       - Но не такой хороший как я, правда? Да, Пабло? Я же лучше, да? Пабло!       В то время, когда Пабло Бустаманте нырнул в бассейн и, в сопровождении бегущего за ним по самому краю бассейна Гидо, сильными, широкими взмахами рук рассекал прозрачно-лазоревую воду, Марисса, в компании своей сестры и детей, получала многочисленный багаж в аэропорту Буэнос-Айреса.       Мия выискивала в толпе отца или Соню, когда услышала мученический стон Мариссы и голосом, полным отчаяния, произнесенную фразу: «Боже, только не это. Только не снова!». Увидев, куда направлен взгляд сестры, Мия повернула голову в том же направлении и тут же завизжала от радости, разбудив своим криком дремавшего на ее плече Адриана. Первой среди встречающих она увидела Соню. Ее ярко-рыжие волосы трудно было не заметить – впрочем, как и то, что она прыгает на месте от нетерпения, машет руками как ненормальная, дергает за рукава стоящих около нее двух мужчин, то ставит на пол, то хватает на руки белого, похожего на плюшевую игрушку, померанского шпица, вытирает слезы и улыбается до ушей. Мужчины, сопровождающие Соню Рей, вели себя более сдержанно, но, двинувшись в сторону девушек, заметно прибавили шаг, едва не припустившись трусцой.       - Мариссита! Миита! – Соня неслась к приезжим со всех своих длинных ног, расталкивая окружающих. – Эд! Гэб! Как же я вас всех давно не видела! – Наконец, она крепко обняла дочь. – Марисса!       - Мамочка! Мамочка, я так скучала! – прошептала ей на ухо Марисса, изо всех сил прижимая к себе мать. Она немного повернулась, чтобы увидеть, как Франко заключил в объятия Мию вместе с сидевшим у нее на руках Адрианом. Едва проснувшийся мальчик несколько раз ошеломленно хлопнул глазами и зашелся в оглушительном крике, который тут же подхватил его брат. Марисса передала Габриеля Соне, чтобы обнять Мартина.       - Папа! Я не знала, что ты приедешь. Я так рада тебя видеть! Ты надолго?       Мартин, выпустив Мариссу из объятий, взял на руки внуков.       - На пару дней. Мы с Франко и Соней решили провести время с внуками, - ответил Андраде, поцеловав светлые головки мальчишек, - которых мы, кстати, по вашей вине, практически не видим, и…       - Стоп-стоп-стоп! Почему это по нашей вине? – Возмутилась Марисса.       - Может быть, потому, что вы увезли их на другой континент? – Ответил за Мартина Франко. – В общем, завтра мы с детьми на два дня поедем в Ла-Плату, в наш загородный дом. А потом к Мартину – в Барилоче.       От такого обилия новостей Марисса растерялась и переглянулась с такой же удивленной Мией:       - Но мы не можем лететь в Барилоче, у нас есть дела в Буэнос-Айресе. Я готовлюсь к показу. А Мариссе надо встретиться с одним режиссером.       - Вот и занимайтесь своими делами. – Сказала Соня, забирая у Мартина Адриана. – А я, со всеми своими любимыми мужчинами, буду отдыхать на горнолыжном курорте. – Увидев, что дочь уже открыла рот для возражений, Соня быстро добавила: - Не волнуйся. С нами поедет Хильда и Долорес. Предвосхищая твой следующий вопрос: Долорес – это опытная няня с отличными рекомендациями, которую я наняла на прошлой неделе.       - Ну, пока с тобой и детьми будут взрослые люди, способные о вас позаботиться, я не возражаю.       - Спасибо за доверие, дочка, - саркастически хмыкнул Мартин.       - О! Я говорила не о тебе, - Марисса погладила отца по плечу, - я имела в виду Франко, Хильду и няню с отличными рекомендациями.       Слушая падчерицу, лицо Франко расплылось в довольной улыбке и он, разведя руки в стороны, сказал:       - Марисса, как я по тебе соскучился! Дай я тебя обниму! Наконец-то, рядом будет человек, способный поставить Соню на место. Из меня она просто веревки вьет!       - Кстати, о безумствах. Мама, что ты сделала со своими волосами?       - Это мой вопрос. – Улыбнулась Соня, взбивая пальцами свои рыжие кудри. – Обычно мамы спрашивают у своих импульсивных дочерей, что они сделали с волосами.       - Только если речь идет о нормальных матерях.       - Я перекрасила волосы, чтобы мы с тобой были более похожи, - Соня обхватила лицо дочери ладонями и принялась покрывать его быстрыми поцелуями. – Солнышко мое ненаглядное! Моя «ярчайшая звездочка последнего десятилетия на небосводе итальянского кинематографа»! Моя «будущая Ингрид Бергман»! Моя…       - О, Господи, мама! – Вырвалась, наконец, Марисса из пылких материнских объятий, - только не надо цитировать газетчиков!       Тут Соня подхватила с пола собачку и протянула ее Мариссе:       - Смотри, что подарил мне Франко!       - Это было минутное помешательство, - объяснил Франко, снимая со своего пиджака несколько белых шерстинок.       Марисса улыбнулась словам отчима и взяла шпица на руки, собачка довольно взвизгнула и доверчиво лизнула ее ладонь шершавым язычком.       - Господи! И как зовут это милое создание?       - Блинчик!       - Бедное животное. – Мия сочувствующе посмотрела на собачку, прыгающую вокруг детей. Адриан и Габриель гладили ее белую шерстку, а Блинчик только и рад был оказаться в центре всеобщего внимания. Собачка оказалась довольно тщеславной. – Неужели нельзя было назвать несчастного мальчика именем поприличнее?       - Вообще-то, Блинчик – девочка!       Все замолчали и посмотрели на собачку, только дети, восторженно попискивая, продолжали тискать животное.       Пока они шли к выходу из аэропорта, Соня болтала без остановки. О своей новой театральной постановке. О победе Лухан на теннисном турнире. О детской для мальчиков, которую они приготовили к их приезду. О том, что эскизы Мии – гениальны. О том, что Марисса и Мия стали еще красивее, а Габриель и Адриан – очень подросли за тот месяц, что она их не видела. И Марисса так прониклась ее радостным настроением и собственным счастьем от встречи с близкими людьми, что почти позабыла о своих переживаниях, связанных с тем, что ее дети впервые посещают город ее юности, город, в котором она нашла и потеряла свою любовь, город, в котором живет их отец. С того памятного дня, когда Марисса рассказала о своей беременности семье, никто из них не упоминал имени Пабло Бустаманте. Но почему-то сейчас, глядя на непривычно сосредоточенное и серьезное лицо отца, Марисса подумала, что вскоре всё изменится. Мартин уже несколько раз пытался завести с ней разговор о Пабло, но ей всякий раз удавалась как-то от него уклониться. И когда, после праздничного обеда, Хильда и Соня повели мальчиков в детскую для дневного сна, а Мия уединилась с Франко, случилось то, чего Марисса так хотела избежать.       - Ты собираешься рассказать ему?       Мартин Андраде внимательно смотрел на дочь, наблюдая за быстрой сменой эмоций на ее лице.       - Кому? Что? – Марисса усиленно делала вид, что понятия не имеет, о чем говорит отец.       Мартин одарил девушку таким многозначительным взглядом, что стало совершенно ясно: ее уловка не удалась.       - Марисса, ты знаешь о ком я. И ты также знаешь мое мнение по этому поводу.       Марисса растерянно посмотрела на отца.       - У нас с ним нет общих тем для разговора, - твердо сказала она.       - Как минимум две, - усмехнулся отец, указывая головой в направлении комнаты, куда Соня десятью минутами ранее увела детей, - и, Марисса, рано или поздно, но он узнает. В конце концов, у мальчиков должен быть отец. Не лишай отца общения с детьми – оно бесценно и незаменимо, можешь мне поверить.       Возмущенное фырканье девушки было более чем красноречивым ответом.       - Отец? Паблито Бустаманте в роли любящего папочки? От одной этой мысли мне уже смешно. И потом… – она рассмеялась, – я не хочу, чтобы у мальчиков был отец, без разбора укладывающий в постель женщин. Им вполне хватит матери, достаточно безмозглой для того, чтобы забеременеть в семнадцать лет от смазливого одноклассника.       - Марисса… - начал говорить Мартин, но дочь его перебила.       - Нет, хватит об этом! – Уверенно заявила она, вскочив со своего места. – Он самовлюбленный, эгоистичный, невыносимый…       Но Андраде, казалось, не слышал слов дочери, он задумчиво смотрел в окно, подперев рукой щеку. Признаться, ему всегда нравился Пабло Бустаманте. На окружающих он производил впечатление роскошного представителя «золотой молодежи», беззаботного и не имеющего представления о реальной жизни, но Мартину казалось, что за этим красочным фасадом кроется неплохой мальчик с ярко выраженной индивидуальностью, которому просто не хватает родительской любви и заботы. Его необыкновенной девочке нужен такой же необыкновенный мальчик, и Мартину казалось, что Марисса и Пабло – идеальны друг для друга. Безусловно, их отношения иногда походили на перетягивание каната, что и неудивительно: ведь оба они лидеры, решительные, целеустремленные, не прощающие обид, тщательно просчитывающие свои действия на несколько шагов вперед. Правда, более спокойный, уравновешенный и невозмутимый Пабло, особенно на фоне буйного темперамента Мариссы, ее взрывного характера. Вот уж кто был бы достойной партией для его крошки! Они оба принадлежали к тому типу людей, которые из любой ситуации выходят победителями, не пачкая рук, не теряя лица и хорошего настроения. Из того, что рассказала ему Соня и, частично, Марисса, он сделал вывод, что двое вспыльчивых подростков совершили ошибку, и этой ошибкой он считал не беременность дочери, а то, что Пабло и Мариссе не удалось сохранить свои отношения. Но, что-то ему подсказывало, что поездка его дочери в Буэнос-Айрес все расставит по своим местам.       - Ты по нему скучаешь, - то ли с вопросительной, то ли с утвердительной интонацией сказал он.       - Нет! – Быстро ответил Марисса. Слишком быстро. – Я вообще не знаю, как меня угораздило с ним связаться. О чем я только думала?       - А может, это любовь? – спросил Андраде.       Марисса промолчала. Это был вопрос на миллион долларов, даже на миллиард, если учитывать инфляцию и последствия экономического кризиса.       - Мне кажется, он тебя по-прежнему любит. Конечно, прямо он ничего подобного не говорит, - первым нарушил затянувшееся молчание Мартин, рассеянно перебирая на запястье разноцветные плетенные браслеты, - но вот, когда мы с ним недавно разговаривали, он…       - Папа, я, наверное, много работаю в последнее время, устаю и, как следствие, у меня появляются слуховые галлюцинации на почве… не знаю, недосыпания, недоедания, раннего материнства, общения с Соней, совместного проживания с Мией... Только этим я могу объяснить то, что мне послышалось, - нервно сжимала и разжимала пальцы Марисса, смотря на отца, - ты ведь не сказал сейчас, что общаешься с Бустаманте?       - Да, я общаюсь с Пабло.       - Что?!       Марисса вскочила со стула так стремительно, что стол покачнулся. Раздался звон перевернувшейся чашки и стук серебряной ложечки, упавшей на пол. Марисса наматывала круги вокруг обеденного стола и бросала злые взгляды на отца. Мартин ее игнорировал, наблюдая, как кофейная жижа смешивается с клубничным джемом, понемногу впитываясь в красную скатерть. Он бросил бумажную салфетку на внушительное пятно и, укоризненно посмотрев на дочь, констатировал:       - Испортила скатерть.       Марисса подскочила к нему и изо всех сил стукнула кулаком по столу:       - К чёрту скатерть! Как ты мог?! Общаешься с ним после всего, что он натворил?       - Ты натворила не меньше.       - Я?! Это он во всем виноват!       - Послушай, дочка, меня очень внимательно. Или ты ему скажешь, или это сделаю я. Я не хочу, чтобы мои внуки, когда им исполнится по 15 лет, отрезали канцелярским ножом себе волосы, называли свою мать всякими неприличными словами, плескали акварельными красками отцу в лицо и сбегали из дома. И я не хочу, чтобы Пабло потерял столько, сколько потерял я. Это понятно?       Он наклонился и поднял с пола ложку.       - Мне всегда нравился Пабло.       - Это исключительно из-за того, что в бытность свою хиппи ты слишком много экспериментировал со всякими галлюциногенными травами.       Лже-Октавио решил, что пришла и его очередь разозлиться, стукнуть кулаком по столу, и показать, наконец, маленькой задаваке, кто в доме главный.       - Марисса! Ты забываешься!       Он поднялся со своего места, положил обе руки на стол и навис над дочерью, пытаясь подавить ее то ли своим ростом, значительно превосходящим ее, то ли своим родительским авторитетом.       - Я не собираюсь потакать твоим идиотским поступкам, как это делает Соня. Когда ты уехала, не сказав Пабло о своем положении, - ты совершила ошибку! Когда ты родила наших чудесных мальчиков и не сообщила Пабло, что он стал отцом – ты совершила ошибку! И каждый день их жизни, начиная с рождения и заканчивая сегодняшним днем, - ты совершаешь ошибку!       Марисса сидела, сложив руки на груди, крайне недовольная этой отповедью. Вполне вероятно потому, что иногда и сама ловила себя на подобных мыслях.       - Никогда не думал, что моя дочь превратится в мелочное, злопамятное, эгоистичное существо, зацикленное только на своих обидах и не думающее о счастье близких.       Девушка подняла голову и выжидающе посмотрела на отца. Тот же спокойно взял со стола забытый служанкой поднос и принялся ставить на него сахарницу, чашки и кофейник. Взяв в руки изящные щипчики для сахара, он какое-то время вертел их в руке, раздумывая о чем-то.       - Я говорю серьезно Марисса. Когда мы вернемся из Барилоче, я встречусь с Пабло и всё ему расскажу. Он имеет право знать.       Спустя несколько минут, после того, как Мартин взял нагруженный поднос и, напевая себе под нос что-то очень похожее на «Yellow submarine», вышел из комнаты, злая, как черт, Марисса передавала разговор с отцом Мии.       - Думаешь, мне надо с ним поговорить? – Неуверенно спросила Марисса, поднимая глаза от детской кроватки на Мию. – Рассказать обо всем? Если я это сделаю, это изменит всю нашу жизнь. Их жизнь.       Марисса отошла от кроваток, опустилась в кресло у окна и посмотрела на спящих детей. Эти малыши чудесным образом изменили ее жизнь. Она даже не подозревала, что на свете существует такая любовь, что можно так беззаветно, преданно, всей душой любить кого-то.       - Но возможно изменения будут в лучшую сторону, - сказала Мия, укрывая одеяльцем Адриана. – В любом случае, что бы ты ни решила, ты всё сделаешь правильно.       Марисса уже в который раз поблагодарила небеса за то, что преподнесли ей этот столь неожиданный и поначалу совсем неприятный подарок в ярко-розовой упаковке – Мию Колуччи. Только одно это, считала Марисса, уже оправдывало ее трехгодичное заточение в тюрьме, скрывающейся под медной вывеской с каллиграфически выведенными буквами «Elite Way School». Сейчас с трудом верилось, что раньше они не находили общего языка, за последние годы Мия, с ее безграничной отзывчивостью и способностью сочувствовать, стала для Мариссы настоящей сестрой, самым близким человеком.       Увидев, что Габриель беспокойно заворочался во сне, Марисса быстро подошла к нему и принялась неспешными, плавными движениями покачивать кроватку. Мальчик открыл свои глазки и посмотрел на мать. Подарив ей сонную улыбку, перевернулся на другой бок, трогательно почмокал пухлыми губками и снова уснул.       - Какие замечательные дети! - проворковала Марисса, слегка касаясь пальцем розовой щечки ребенка. - И, главное, - мои точные копии. Нет, ну действительно, посмотри, ни одной хромосомы от мерзопакостного Бустаманте.       - Ага! Все в мать – высокую голубоглазую блондинку.       - Значит, они похожи на тебя, - упрямо гнула свою линию Марисса, - ты ведь моя сестра.       - Марисса, ты же помнишь, что между нами нет кровного родства?       - И, Слава Богу! Наверное, я должна рассказать о них Пабло, да?       - Нет, ни в коем случае, - с выражением притворного ужаса на лице перебила ее сестра, - ужасная идея!       - Ты так думаешь? – переспросила девушка, не сумев скрыть разочарование. - Но почему?       - Почему? - растерялась Мия. — Ну, ты же сама говорила, что вам не быть вместе. Что тебе не нужен этот бабник, пусть он даже самый красивый мужчина на свете!       - Я так сказала? – удивленно воскликнула Спирито.       - Да, ты сказала, что он бабник, - спокойно повторила Мия, убирая детские игрушки в ящик, - хотя… мое личное мнение: когда вы были вместе, он на других даже не смотрел. Они на него – бесспорно, но он…       - Твое личное мнение никого в этой комнате не интересует, - раздраженно проговорила Марисса, - и я вообще не это имела в виду. Я разве когда-нибудь говорила, что он самый красивый? Странно, я же так вроде не считаю…       - Да, ты так говорила, - Мия крутила в руке игрушечный паровозик, - а мне больше нравятся брюнеты с карими глазами, - мечтательно вздохнула девушка.       - Ага, - согласно закивала головой Спирито, - брюнеты-мексиканцы!       Мия швырнула паровозик в Мариссу, но та увернулась и, показав ей язык, выскочила за дверь. Девушка зашла в свою комнату, переоделась и, спустившись в гостиную, увидела Соню. По-видимому, мать ждала ее, потому что тут же отложила журнал, который читала, в сторону, и направилась к ней.       - Детка, я хочу с тобой поговорить.       Марисса плюхнулась на диван и вытянула ноги на журнальный столик.       - Что такое? - Любуясь своими босоножками, спросила она. – Решила бросить Франко? У меня как раз наметился дефицит по части папочек – маловато отцовского внимания. Да-да, именно так мне сказал мой психотерапевт на прошлом сеансе. Будем нового подыскивать? А Мийка нам достается или ему? Чего вы там понаписали в брачном контракте? Кстати, я предлагаю вломить ему иск за моральный ущерб – ведь нам пришлось столько времени терпеть и самого Колуччи и его ненормальную дочурку «Мисс Розовое Очарование»!       Улыбаясь непрекращающейся легкомысленной болтовне дочери, Соня перебила ее:       - От Мии, боюсь, нам уже никуда не деться.       - Значит, «старая развалина» собирается это «счастье» спихнуть на нас?       - Марисса, сколько раз я тебе говорила, - Соня принялась отчитывать дочь, - чтобы ты прекратила называть Франко обидными прозвищами?       - Раз восемьсот сорок, не меньше!       - А теперь давай серьезно. Мы с Франко хотим, чтобы вы остались в Буэнос-Айресе. Во-первых, так будет лучше для мальчиков. И мы без них так скучаем. И вас с Мией не хватает. А Хильда считает, что …       Марисса терпеливо ждала, пока Соня выскажет все, что думает по данному вопросу. Перебивать не было никакого смысла, приходилось ожидать хотя бы незначительного ослабления потока эмоций. Воспользовавшись тем, что Соне пришлось замолчать, чтобы сделать глубокий вздох перед следующей порцией слов, Мариссе удалось внести уточнение:       - Давай, мы поговорим по этому поводу после того, как вы вернетесь из Барилоче. Возможно, мы останемся в Аргентине дольше, чем изначально планировали. Завтра я встречаюсь с Гаем Фиорелли.       - С Гаем Фиорелли? – При упоминании дочерью имени одного из самых известных латиноамериканских режиссеров, глаза Сони удивленно округлились, а в голосе ее отчетливо зазвучали материнская гордость и одобрение. – Говорят, он планирует нечто грандиозное.       Марисса пожала плечами, стараясь не показать матери собственное волнение.       - Завтра и узнаем, есть ли в его «нечто грандиозном» место для меня.       Соня улыбнулась, положила свою руку на руку дочери и крепко ее сжала.       - Я уверенна, что есть. Я очень рада, что мы поговорили, – Соня поправила бретельку майки дочери и поинтересовалась: - А куда ты уходишь?       - По делам.       Перебросив через руку оранжевый пиджак и поцеловав на прощание мать, Марисса ушла. Соня осталась сидеть на диване. Она задумчиво смотрела вслед дочери, недоумевая, когда ее маленькая крошка успела стать такой взрослой. Стать матерью. Стать актрисой. Соня очень гордилась, что Марисса пошла по ее стопам, выбрав для себя профессию актрисы. Кстати, вышло это совершенно случайно. Когда Мия и Марисса приехали в Италию, они жили в доме Фабрицио Спирито. Мия посещала лекции в миланской академии изящных искусств, Марисса помогала отцу с делами благотворительного фонда. Именно там она и познакомилась с Фринсо Фраголини – талантливым и очень популярным фотографом. Очевидно, девушке везло на фотографов. Когда близнецам было где-то по полгода, Фринсо появился в их доме, сказав, что ее фотографии понравились одному молодому режиссеру, который в данный момент подбирает актеров для своего дебютного фильма. Марисса до сих пор не знала, почему она тогда ответила на его предложение согласием и на следующий день отправилась на кастинг. Ей досталась небольшая, но запомнившаяся зрителям роль. После удачной премьеры фильма ей поступило еще несколько предложений. И вот уже спустя полтора года после выхода на широкий экран ее первого фильма, в ее послужном списке было около десятка работ в кино, она снималась в рекламе и была моделью дома Колуччи, а ее лицо можно было увидеть на плакатах и бигбордах. Но если работа актрисы ей нравилась, то становиться моделью и расхаживать по подиуму, демонстрируя одежду, ей совершенно не хотелось. И когда Мия, помогавшая Франко устраивать первый показ модного дома Колуччи в Италии, обратилась к ней с этой просьбой, то естественно услышала от сестры множество нелестных слов в свой адрес. Как ей удалось уговорить яростно упирающуюся Спирито осталось в секрете и для Сони, и для Франко, и для Фабрицио. Просто однажды утром две девушки, одна с радостной улыбкой в пол-лица и сверкающими глазами, а другая – с несчастным и обреченным выражение на лице, появились на пороге студии.       Соня поблагодарила Бога за то, что он подарил ей таких дочерей. Красивые, успешные, уверенные в себе, упрямо следующие к поставленной цели, идущие за своей мечтой… и совершенно несчастные в личной жизни. Соня Рей тяжело вздохнула. Она сама долгое время была одна, посвящая себя только работе и дочери. Только относительно недавно она поняла, что ее жизнь, казавшаяся такой насыщенной и похожей со стороны на картинку из глянцевого журнала, была неполной без любимого человека рядом. Как же ей хотелось, чтобы и ее дочери нашли свою любовь! Чтобы они поняли, как важно… Тут Соня, что-то вспомнив, встала с дивана. Погодите-ка! Если встреча с Гаем у Мариссы завтра, то куда это она направилась сейчас?