Апельсин

Вдруг Ирина проснулась и резко села на кровати. Минуты две она сидела, сжав голову, готовую разлететься на тысячи осколков, пытаясь унять шум в ушах. И опять складывала, как всегда, привычный паззл о том, как же ей быть. И вдруг полковницу осенило. Ирина поняла, чего она все-таки боится, что ее мучает и не дает покоя. Что хочет ей сказать ее подсознание. Зяма с ужасом поняла, представила до цвета глаз и обуви, как Карпов в приемные часы завтра придет сюда к Свете с пакетом апельсинов. Просто навестить свою девушку, наденет бахилы, поздоровается и они пойдут гулять по коридору. И эту сцену Ира восприняла как огромное унижение. Причем не собственное унижение. Не собственное чувство горечи и сожаления из-за несложившейся личной жизни. Она представляла эту сцену как нечто, крайне унизительное для Карпова. А при таком унижении она присутствовать не может. Ира еще поуговаривала себя, что это глупо, да и пусть приходит – ведь, возможно, Света помогает ему жить, создает в его жизни хоть какой-то смысл. Ведь почему-то он с ней рядом, особенно сейчас, когда вот и мать потерял. Однако уговоры самой себя не помогали. Посидев еще минут пять, потирая виски, Ира вдруг вскочила, быстро оделась, хотя руки и ноги дрожали, хотелось пить и лежать. Схватила свои нехитрые пожитки и пулей вылетела из палаты. Она понимала, что дура, но другого выхода не видела. Она без труда выбралась незамеченной из больницы через приемный покой, не забыв прихватить медкарту с поста медсестры на всякий случай. И вот уже в такси. Вот и подъезд. Ну, слава Богу. Сейчас отлежусь. - Все хорошо, - сказала сама себе Зяма, поблагодарила водителя, расплатилась и побрела в подъезд. Лифт не работал. Таксист взбесил странными взглядами и ухмылками. - Я, конечно, понимаю, у меня вся морда разбита, - бормотала Ира, - но ведь видно же, что я не бомжиха. Одежда дорогая, чего так пялиться. Он все время ведь таких возит, побитых да пьянь. Упырь. Опять же, не из театра забирал, а из больницы. Дважды упырь. - Ладно, - Зяма глубоко вздохнула и в своих невеселых мыслях брела вверх по лестнице, радуясь тому, что, по крайней мере она успокоилась по поводу той истории со Светой и уже почти о ней и о ее благоверном позабыла.