Кто-то

- Где он?! Куда он делся?! Королева Органа вбежала в комнату и включила повисшие под потолком неоновые осветители. В их голубоватом свете мечущаяся на кровати девочка, и без того бледная, казалась белее простыни. Ее темно-каштановые с рыжим отливом волосы разметались по кровати, глаза были закрыты. Терзавший ее сон свел судорогой тонкие пальчики, вцепившиеся с простыню, из-под опущенных век сверкали слезы. - Верните его! - снова крикнула она в бессильной попытке уловить ускользающий призрак. - Лея, - стараясь говорить спокойно, окликнула ее мать, садясь на край кровати и крепко сжимая острые детские плечи. - Лея, проснись. Проснись. Никакой паники. Это было первое правило доктора Таро. Вообще-то его первым правилом было давать пациентке перед сном травяной сбор для снов без сновидений, но после нескольких актов протеста дочери король с королевой оставили эту затею. Бреха пару раз осторожно встряхнула девочку, чтобы разбудить, и, когда темные, обрамленные мокрыми ресницами глаза открылись и встретили ее взгляд, помогла сесть. - Все хорошо, солнышко, - как можно мягче сказала она, проводя рукой по мягким волосам. - Это просто сон. Лея закрыла лицо руками. Она все еще не проснулась окончательно. - Они его забрали. Как они могли? - тихо проговорила она. Королева стиснула зубы, чувствуя нарастающий ком в горле. Спокойно. Через это просто нужно пройти. Снова. - Кого, Лея? - задала она единственный вопрос, который мог прекратить мучения ее дочери хотя бы на эту ночь. Малышка медленно опустила руки и подняла на нее глаза. Бледный свет отразился в них - темных, растерянных, печальных. Она вздохнула и покачала головой. Милосердные силы небесные, каким взрослым получился этот жест у девятилетней девочки! - Я не знаю, - прошептала она. - Мне опять снилось, что со мной кто-то был, а потом исчез. Бреха гладила девочку по голове, радуясь, что Лея слишком поглощена своими мыслями, чтобы внимательно посмотреть на приемную мать. Королеве казалось, одного пристального детского взгляда хватит, чтобы у нее на лбу огромными огненными буквами проступило: ЛГУНЬЯ. - Это просто сон, милая, - ласково сказала она. - Просто страшный сон. У детей с таким живым воображением, как у тебя, это бывает. Но та не заслуживала бы своей репутации не по годам мудрой девочки, если бы купилась на это. - Но почему один и тот же? - спросила она, и Бреха не была уверена, что вопрос адресован ей. - Я ведь даже ничего не вижу. Вокруг всегда темно. Я просто чувствую... - Ох, Лея, - Бреха наклонилась к ней и крепко обняла, не зная, что еще сказать. Она чувствовала, что стоит на пределе. Паутина недоправды, сплетенная ею и мужем вокруг их единственного ребёнка, сводила на нет все идеи справедливости и честности, которые девочка с такой готовностью перенимала от них. Еще ни в одну из ночей, что королева проводила в детской, ей так сильно не хотелось выложить Лее все как есть. Вдруг принцесса порывисто отстранилась. - Вот так! - озаренная внезапным узнаванием, воскликнула она. Бреха озадаченно нахмурилась. - О чем ты? - Ну вот же, - она снова подалась вперед, обхватила шею матери руками, и та инстинктивно прижала девочку к груди. - Чувствуешь, как у меня сердце бьется? - Да... Она действительно чувствовала - под тонкой ночной рубашкой и хрупким заслоном детского тела пульсировало нераскрытое вместилище великой Силы, и это биение отдавалось в ее собственном сердце теплым эхом. - Да, я чувствую, - шепотом повторила она. Лея снова отстранилась, на этот раз медленно. Глаза, так похожие на глаза ее бедной подруги, заглянули Брехе в самую душу. Женщина мысленно приказала себе мужаться. - Это то же самое, что и во сне, - не по-детски твердо сказала принцесса. - Я чувствую, как чье-то сердце бьется рядом с моим. А потом оно становится все дальше и дальше, и это... меня от этого как будто становится меньше, - сделав паузу, она попыталась улыбнуться: - Винтер говорит, мне просто нужно в кого-нибудь влюбиться, но она шутит. Да и я знаю, что это не то, совсем не то. Королева молчала: голос изменил ей, в голову не приходило ни одной стоящей мысли. Чувство вины будто перекрыло ей кислород - она едва дышала. - Это единственный сон, который тебя беспокоит? - наконец спросила она, просто чтобы произнести хоть что-то. Лея села на кровати прямее, обхватила руками согнутые колени. Казалось, вопрос напомнил ей о чем-то, что раньше оставалось на втором плане. Она немного помолчала, прежде чем в свою очередь спросить: - Мама, сколько мне было, когда умерла... - она запнулась, словно стесняясь своих слов. - Когда умерла моя первая мать? Если мгновения назад Брехе было тяжело дышать, то сейчас она чувствовала себя так, словно из нее выкачали весь воздух. Она не заплакала только потому, что попросту окаменела. Прошло не меньше минуты тяжёлой, напряженной тишины, прежде чем она смогла взять себя в руки и ответить: - Несколько секунд, не больше. Она едва успела дать тебе имя. Что ж, по крайней мере, это правда. Королеве стало немного легче, хотя она не могла отделаться от мысли, что даже правда о Падме становится какой-то лицемерной, словно измаравшись ложью обо всем остальном. Лея тихо вздохнула. Оставалось только догадываться, сколько мыслей пряталось за этим вздохом. - Я не могу ее помнить, так? Бреха снова напряглась. - Конечно, - настороженно ответила она. Лея задумчиво поджала губы, а потом выпалила: - Ее волосы ведь были светлее моих? - Что?! В ответе не было необходимости: изумление в голосе матери говорило само за себя. - И они вились, - добавила Лея, словно не слыша ее. Она машинально накрутила прядь темных волос на палец и отпустила, так что та распустилась аккуратной, но неустойчивой спиралью. - Очень красиво, у меня такие локоны и дня не продержались бы. В комнате снова стало тихо. Бреха не сказала ни слова. Она ждала. - На одну секунду, - принцесса подняла по-взрослому задумчивое лицо. - Даже меньше. На столько, сколько нужно, чтобы моргнуть, я ее вижу перед тем, как проснусь. Становится очень светло, и она стоит, окруженная светом. Мне понадобилось несколько недель, чтобы рассмотреть ее хоть чуть-чуть. Сила. Это слово вспыхнуло в голове Брехи, чудом не вырвавшись на волю сквозь приоткрытые от изумления губы. Сила возмущалась в ее приемном ребенке, чувствуя фальшь, требуя ответов. "Энакин Скайуокер, будь ты проклят", привычно обратилась она к первоисточнику всех бед Леи и не только - и тут же одернула себя. Бэйл говорил, что джедай-отступник стал первой жертвой Дарта Вейдера, и жена была с ним согласна. Почти всегда. - Милая, - сглотнув ком в горле, сказала она. - Пожалуйста, попробуй заснуть. Завтра мы поговорим об этом. - Правда? - встрепенулась девочка. Это слово хлестнуло по сердцу королевы раскаленным кнутом, но она заставила себя улыбнуться: - Правда. А теперь - спать. Когда глаза оттенка горячего шоколада закрылись, а детское дыхание стало размеренным и глубоким, Бреха встала и вышла из комнаты. Автоматическая дверь беззвучно задвинулась за ней. Бэйл ждал ее наверху, на открытой террасе с потрясающим видом на ночную Альдеру. Он тоже не сомкнул глаз. Услышав шаги жены за спиной, король обернулся и устало спросил: - Спит? Бреха подошла к перилам, положила на них изящные ладони. Ночной ветер едва заметно развевал ее темные волосы. - Да, - беззвучно выдохнула она, глядя в усыпанную белыми и жёлтыми огнями ночь. На ее лице были явственно видны следы только что высохших слез. Женская мудрость не позволяла ей плакать при муже - она знала, как это его пугает. Ее вдруг пробрала дрожь: на террасе было прохладно, а тонкое ночное платье королевы держалось на полоске шелковой ткани, обвивавшейся вокруг шеи, оставляя открытыми плечи, руки и часть спины. Не говоря ни слова, Бейл снял с себя тяжёлый плащ и укутал жену. - Опять сны, - проговорил он, обнимая ее сзади. Бреха даже не кивнула: это был не вопрос. Она накрыла одной рукой запястье короля в знак благодарности. Их брак был политическим, она так и не смогла родить ему наследника и никогда не считала себя красавицей. Оставалось только гадать, почему на вопрос «Ты любишь меня так же сильно, как и я тебя?» он неизменно отвечал: «Сильнее» - и никогда не кривил душой. Впрочем, сейчас королева думала не об этом. - Мы кое-чего не знали, - тихо сказала она, чувствуя, как наливается напряжением все существо мужа - руки, дыхание, даже взгляд, которого она не могла видеть. - Чего же? Ему было тяжело спрашивать, а ей - тяжело отвечать. "Двое лжецов с нечистой совестью шепчутся под крылом ночи", подумала она и грустно улыбнулась. - Ей снится не только то, как ее разлучают с братом. Он молчал. - Ей снится Падме. Бейл прерывисто вздохнул и опустил голову, прижавшись лбом к изгибу женской шеи. - Этого не может быть, - глухо простонал он. Бреха осторожно отстранилась и, перехватив края плаща руками, обернулась, чтобы посмотреть на него. - Ты знаешь, что Лея особенная, - прошептала она: после предательства Деары супруги даже между собой, в собственном дворце, не осмеливались произносить запретную правду вслух. Король поджал губы и коротко кивнул. Бреха набрала полную грудь воздуха для самых сложных слов: - Я обещала ей, что мы поговорим об этом завтра. Она увидела, как в глазах мужа удивление сменяется паникой, и поспешно добавила: - Так не может продолжаться, Бейл. Она умная и... способная. Она может догадаться, даже не желая этого. Сны толкают ее вперед. Ей нужны ответы. Он покачал головой. - Мы не можем... - Я знаю! - с горечью воскликнула женщина. - Значит, надо что-то придумать. Будь ты там, ты бы тоже не выдержал. Мы лжем ей всю ее жизнь, чего стоит еще одна... Бейл строго поднял руку. - Не говори так, будто это ради нас, а не ради неё, - мягко, но непреклонно сказал он. - Нам терять нечего, Бреха, мы защищаем не себя. И с этим она тоже была согласна почти всегда. Сейчас мудрые слова супруга ее не убедили: перед глазами сияла доверчивая улыбка Леи, на коже еще чувствовалось тепло ее ладоней, когда девочка обняла ее напоследок. Я люблю тебя, мама. Королева обреченно покачала головой: - Она возненавидит нас, если узнает правду. - Когда она узнает правду, - поправил Бейл, прижимая жену к груди, - у нее хватит ума понять, зачем всё это было - ты и сама это знаешь. Пойдем спать, дорогая. Ты все сделала правильно. - О чем ты? - Бреха подняла голову, чувствуя, как застывают под веками готовые пролиться слезы. Король Альдераана положил руки на плечи жене и повел ее к арке. - Я знаю, что мы скажем ей завтра. Воздух во внутреннем саду дворца был пьян от цветочных запахов и казался золотым от пыльцы, сияющей на солнце. Завтрак только что закончился, и королю Альдераана пора было возвращаться к делам, которыми он начинал заниматься, как правило, еще на рассвете. Но он отстрочил собрание Комитета по демилитаризации и тайное совещание с представителями мятежных планет, сославшись на более важное дело. И не солгал. - Подойди, Лея, - ласково попросил он, когда фигурка в белом показалась среди стволов цветущих яблонь. Девочка, гораздо более тихая и серьезная в сравнении с ее обычной шаловливой веселостью, молча послушалась. На темных волосах, заплетенных и убраных в ненавистные ей узлы на висках, белели лепестки яблочного цвета. Она была красива, как альдераанская весна, и задумчива, как сияющее над ними бездонное синее небо. Когда принцесса подошла и села на белую каменную скамью между приемными родителями, Бейл взял ее маленькую белую руку в свои, большие и смуглые, и осторожно начал: - Нас с твоей матерью очень беспокоят твои кошмары. - Это не кошмары, отец, - вдруг возразила девочка. Он озадаченно взглянул на нее. - Нет? Девочка пожала плечами: - Мне ведь не бывает страшно. Я называю их грустными снами. Король переглянулся с женой. Они думали об одном. "Спасибо, что хоть не воспоминаниями". Он слабо улыбнулся: - Будь по-твоему. Твои грустные сны... печалят и нас тоже - тем сильнее, что мы знаем их причину. - Знаете? Бреха смотрела на свои колени, скрытые тяжёлой юбкой парчового платья. Просто пройди через это, просто пройди... Голос Бейла стал тише, нежнее. - Твое появление на свет осветило нашу жизнь, принцесса. Но оно было нелегким. Лея сверлила взглядом точку в пространстве. Она не смотрела на отца, но каждая черточка детского лица выдавала предельную сосредоточенность. Ответ, которого она жаждала так, как еще ничего за свою короткую жизнь, был совсем рядом. - Как ты знаешь, твоя настоящая мать умерла... - Моя первая мать. - Прости? - Не говори так, будто вы - ненастоящие. Бреха порывисто зажала рот рукой. Бейл стиснул зубы. Его глаза влажно блестели. Когда король заговорил снова, его голос поначалу слегка дрожал. - Хорошо. Твоя первая мать умерла сразу после твоего рождения. - Из-за меня? Бейл был готов к этому вопросу. - Нет, - твердо ответил он и тяжело вздохнул: - С твоим отцом случилось несчастье. Он погиб очень молодым. Когда твоя мать узнала об этом, роды начались раньше срока. Лея нервно кусала губы. Бреха знала это, даже не глядя на нее - то была ее врожденная привычка. Падме тоже всегда так делала в детстве, когда волновалась. Повзрослев (а это случилось рано), она заставила себя отучиться. - Это... Это нелегкий разговор, моя радость, - проведя по лицу ладонью, сказал король. - Но я уже подошел к сути... и самой нелегкой части. - Ты хочешь рассказать, почему я вижу сны, да? - негромко догадалась девочка. Он даже не пытался одурачить ее вымученной улыбкой и похвалой ее догадливости. Лея не могла знать об этом, но в девять лет ее отец был опытным пилотом, а мать присутствовала на советах министров Набу. Ранняя мудрость была у нее в крови. - Верно, - он дал себе несколько секунд. Последняя правда должна была прозвучать быстро, а идущая сразу за ней ложь - и того быстрее. Просто пройди... - Твоя мать, да упокоится ее светлая душа, носила под сердцем двоих: тебя и твоего брата. Бреха молилась, чтобы он успел сказать самое важное, самое подлое, самое сложное, прежде чем до Леи дойдёт смысл уже сказанного. Но Бейл взял на себя слишком много. Этот груз мешал ему дышать, и короткой паузы хватило, чтобы девочка, резко выпрямившись, воскликнула: - Я так и знала! Я ведь всегда знала! - ее глаза сияли радостным торжеством. Она вся светилась. - Где он? Двое лжецов, сидевших по обе стороны от нее, молчали. Лея перевела лучистый взгляд с короля на королеву, потом обратно. - Где же он, отец? Бейл не выдержал. Перехватив его умоляющий взгляд, жена бережно взяла девочку за плечо, привлекая ее внимание. - Лея, нам очень жаль. Сияние темных глаз подернулось дымкой непонимания. Вонзить нож. - Врачи пытались спасти вас обоих, - запинаясь продолжала Бреха. Теперь повернуть. - Но выжила только ты. И еще раз. - Твой брат был кремирован вместе с матерью. И напоследок. - Он даже не успел получить имя. Всё. Принцесса смотрела на нее, и ее взгляд был самым тяжёлым испытанием в жизни Органы. Тяжелее, чем все ее выкидыши, чем потеря лучшей подруги, гибель младшего брата-джедая от рук клонов и жизнь без надежды увидеть падение Империи. Во всех этих случаях она мужественно терпела боль и знала, что на ней нет вины. А только что ей пришлось вылить на себя ведро грязи, от которой она уже никогда не отмоется. Лея медленно отвернулась к двум щебечущим на ветке яблони птицам - ярко-зеленым, с длинными клювами и блестящими глазами. Долгое время в саду не было слышно ничего, кроме их заливистых трелей. Потом она облизнула искусанные губы и странно охрипшим голосом сказала: - Значит... вот оно что. Бреха кивнула, но соглашалась она не с этими горькими словами. Это был жест смирения перед наложенной на нее епитимьей. Горечь, стыд, презрение к себе и угрызения совести - вот ее удел до конца дней. Она заслужила это, и никакие доводы рассудка тут не помогут. Такую боль ничем нельзя оправдать. Лея встала. Почему-то она больше не была похожа на весну. - Спасибо, - сказала она. - Всегда ведь легче, когда знаешь правду. Останься она сидеть, почувствовала бы легкую дрожь, пробравшую ее родителей от этого последнего слова. - Нам очень жаль, принцесса, - повторил за женой Бейл. Смысл этих слов дойдет до Леи спустя многие годы. Девочка обняла их по очереди и собралась уходить. - Тетушки хотят, чтобы я сегодня начала учиться пению, - спокойно сообщила она на прощание. - Так что я лучше пойду к себе, пока они меня не поймали. Когда звук ее шагов по выложенной камнями тропинке стих, Бреха не заплакала. Слезы казались ей роскошью, на которую у нее не было права. Слегка покачав головой, она глухо спросила: - Ты сейчас ненавидишь себя так же сильно, как и я себя? Бейл взял жену за руку, переплел свои пальцы с ее и долго смотрел на образовавшийся замок, прежде чем признаться: - Сильнее. Выше, выше! Лея бежала по лестнице башни, не зная, от чего задыхается сильнее – от бега или от странного чувства, не дававшего остановиться. Ей нужен воздух. Ей нужно небо. Добравшись до верхнего яруса дворца, она выбежала на террасу, но не остановилась, пока не оказалась у самых перил. Внизу расстилалось огромное озеро, обрамленное лесом, а за ним – изящные, тянущиеся вверх дома альдераанцев. Но она ничего этого не видела. Запрокинув голову, она жадно всматривалась в бирюзовый купол. Лея не была ангелом: из-за ее проказливости и подвижности гости отца не раз принимали ее за прислугу, а с поклонами и комплиментами маленькой принцессе поворачивались к сдержанной и изящной Винтер. Но и жестокой дочерью ее язык не повернулся бы назвать. Поэтому, узнав правду – а родители не могут ей лгать, они никогда не лгут, - она не стала смущать их вопросом, который никуда не делся. Почему ее все еще влечет куда-то, к кому-то, кого нет рядом, но кто так ей нужен? Почему чувство, словно ее сердце связано еще с чьим-то, так и не исчезло? Ей казалось, если снять платье и присмотреться, она увидит тонкую нить, что тянется из груди и теряется вдали – невидимая, натянутая, как струна альдераанской лютни, и такая же прочная. Обхватив себя руками, принцесса прислонилась к перилам и закрыла глаза, ощущая кожей жгучее тепло скользящих по щекам капель. Зачем лгать самой себе? Ей еще никогда в жизни не было так больно. И легче тоже никогда не станет. Потому что ее Кто-то мертв. Нить ведет не на другую планету и не в другую систему. Нить ведет за последнюю грань жизни. Машинально прикусив нижнюю губу, Лея внезапно спохватилась и мысленно приказала себе избавиться от этой привычки. Утрата, которую ей пришлось пережить дважды, требовала перемен. Она знала, что сможет. Перестанет озираться, одеваясь по утрам, будто рядом должно быть еще одно зеркало и еще один ребенок. Перестанет пугать тетушек за обедом, разделяя порцию лазаньи по-килликски на двоих. Перестанет видеть сны, в которых ее Кто-то уходит, уходит навсегда, а она – просто маленький и чуть более удачливый комочек жизни, который не в силах этому помешать. Нить не исчезнет, но, возможно, когда-нибудь она научится воспринимать ее не как источник боли, а как привет от далекой родной души и обещание возможной встречи. Так и будет. А пока что она просто сестра, потерявшая брата. Это нормально, что ей плохо. И нет ничего такого уж страшного в том, что она съезжает на мраморный пол вдоль ограды и плачет, уткнувшись лицом в коленки – плачет, исступленно шепча Кому-то сквозь слезы: - Вернись, так нечестно, ну вернись же…