Чужой

Съемки сегодня длились долго, то ли это из-за того, что он уже не мог сидеть и видеть её. Смех, улыбку и все те взгляды, что она якобы случайно бросала на него. Не мог он понять, когда она из подруги вдруг стала такой родной и любимой. И лишь когда взгляд его останавливался на ней, он молил бога, чтобы тот вернул время назад, когда все было легко, когда не было чувств, когда они встречались в сумерках, исчезали из мира и поутру он убегал, а она, не придав этому особого значения, продолжала свой день. Он не заметил, когда их отношения стали для него, для неё нечто большим, чем просто ночь раз в месяц. Казалось, они не виделись больше трех месяцев, они должны были отвыкнуть друг от друга, а всего одна ночь и их отношения уже нечто большее, чем секс по дружбе. И если он сейчас скрывал все свои эмоции за маской безразличия ко всему, к участникам, к проекту, к наставникам. Он просто смотрел на неё, пытаясь понять, чем эта башенная блондинка привлекла его, а она наоборот. Всю ту боль, что он принес собой, она скрывает за маской смеха, улыбки и радости. Она даже сорвалась с места и побежала танцевать с участником, лишь бы быть чуть дальше от него, лишь бы не чувствовать его тяжелое дыхание, которое, кажется, слышит она одна. "Пора привыкать, он всегда будет далеко", - все время твердит она себе, когда вновь во время поворота своего кресла она бросает на него мимолетный взгляд, который лишь для двоих больше, чем секунда, больше, чем слова. "А в глазах его страсть и злость, любовь и ярость... А во взгляде ее тоска и печаль..." - в голове вновь пробежали строчки из столь полюбившегося стихотворения, которое сейчас было как ни как кстати. - У нас некоторые технические неполадки в течение часа исправим, вы можете отдыхать, - сказал Аксюта сначала наставникам, а после и вовсе объявил на всю съемочную площадку. Послышались недовольные возгласы массовки, которой только и жаждала "хлеба и зрелищ". Послышался голос Градского, который вновь жаловался на несправедливость данного проекта, обвиняя в том, что наставников используют как подопытных мышей уже третий год. Агутин, который тут же соскочил со своего кресла, призывая своих коллег побыстрее приходить в буфет, ведь когда у них еще будет такой долгий перерыв. И лишь блондинка, молча, встала со своего кресла и ураганом помчалась в свою гримерку, прочь от него, от его глаз и такой родной улыбки. "Он все равно придет", - твердил ей внутренний голос, а она лишь прибавляла темп шага, не веря самой себе. А ведь он понял, он тут же помчался за ней, так же без слов, так же быстро. -Поль! - прорычал он, когда влетев в её гримерку, он хлопнув дверью, устремил взгляд на неё. "Догнал", - усмехнулась Пелагея, осматривая его с ног до головы, будто видит его сегодня впервые, - Что за игры, черт возьми? В догонялки решила поиграть? Я тебя на весь коридор кричал, если я стал тебе отвратительным, могла бы просто попросить, чтобы я ушел. - А ты бы ушел? - спросила она и прикрыла рот рукой, когда через пару секунд она поняла, что ляпнула совершенно не подумав о том, что ему может быть обидно, больно так же как ей, - Прости, я просто не слышала и ни во что я не играла, просто хотела поскорее уйти от эти камер и людей. - Когда мы перешагнули черту нашей дружбы? Когда ты стала так болезненно реагировать на Катю и мое отсутствие, а я на любого парня рядом с тобой? Мы же договаривались, Поль, - сказал Дима, пропуская мимо ушей слова девушки, - Я же знаю, ты помнишь, - шепотом произнес он, подходя ближе к ней. - Только давай все, что было этой ночью, не повлияет на наши отношения, не хочу терять такого друга как ты, - в тон ему произнесла блондинка и на губах тут же невольно заиграла улыбка. Конечно, она помнила, да и разве можно забыть тот день, когда она впервые доверилась ему, когда они впервые перешли ту грань "нормальной" дружбы? Эти слова она сказала ему, когда после корпоратива в честь отснятых поединков, утром они проснулись у неё дома, в одной кровати, обнаженные. Что тогда они испытывали? Шок, который ещё пару недель никак не отпускал, мучил вопросом: "А что дальше?". А дальше снова съемки до полуночи, снова он зашел к ней, чтобы обсудить происходящее на съемочной площадке и снова утро в объятьях друг друга. Только со второго раза до них дошло полное осознавание всего того, что оба могли позволить себе лишь ночью, только тогда они решили ничего не менять и плыть дальше по течению, которое в последствии все чаще и чаще топило их под натиском страсти, которая словно волна, подкрадываясь быстро и не заметно, она так же исчезала. - Почему та ночь? Почему тот день все изменил? - спросил Дима, сжимая её ладонь в своей, - Я потерял тогда друга, обретя одну большую светловолосую проблему, - сказал Билан, убирая с её лица, выбившую прядь волос. - Этим летом ты был далеко, я скучала и я не знаю, Дим, - ответила она, натягивая на себя улыбку, чтобы хоть как-то сгладить сложившуюся ситуацию, - Но я не хочу так, слышишь? Мне больно, я не хочу страдать. - Что ты предлагаешь? - спросил он, хотя уже знал её ответ. Просто он хотел услышать это от неё, не хотел сам признавать свое поражение перед чувствами, которые как незваные гости, вторглись в его сердце, не собираясь уходить, - скажи же! - воскликнул он после пятиминутного молчания. "Выбросив" её руку, он подошел к стене, уткнувшись к ней лбом. Это было выше го сил, слишком тяжело даже для него. - У тебя есть семья, Дим, а я явно стала лишней, - сказала он, подходя к окну. Прожигая взглядом серое небо, которое все чаще и чаще напоминала о приближении осени, а не его, ей было легче говорить все то, что было внутри неё, все то, что твердил ей разум, - Я хочу свою семью, хочу нормальные отношения, которые в последствие вырастут в семью, - все так же, не смотря на него, говорила она, а он лишь до боли сжимал кулаки, понимая, что он не в силах дать ей всего этого, - Мне двадцать восемь и я хочу простого женского счастья, понимаешь? - И что теперь? Вот так вот просто? - спросил он, понимая, что вот он конец, стоит перед ним и бьет под дых, заставляя сжиматься и разрываться на мелкие куски от боли, которая, то ли физическая, то ли душевная, нельзя понять. - Не знаю, - ответила она и, набравшись смелости, она все-таки повернулась к нему лицом. Смотрит на него, а видит себя. Те же глаза, полные любви, жалости, боли и отчаянья, - Я не хочу тебя терять, ты засел уже где-то глубоко, но разум всегда берет верх. - Знаешь, давай, возьмем перерыв, - радостно воскликнул он и вновь подошел к ней, чтобы разглядеть её серо-зеленые глаза, в которых отчетливо читалось недоумение и лишь один вопрос: "Ты дурак, Дим?", - Я завтра, после съемок, уезжаю в тур по Сибири, а потом и по всем городам подряд. Появляться в Москве буду редко, лишь на репетициях, которые у нас в разные время, я проверял. Так где-то месяц, а потом мы вновь встретимся и все обсудим на здравый и отдохнувший разум, тем более если за это время ты сможешь забыть меня, найти парня, то я смирюсь и мы останемся теми же друзьями, что были вначале первого сезона, - чуть ли не хлопая в ладоши, говорил Дима. Эта идея казалась ему гениальной, ведь она сможет разобраться в себе, он сможет понять чего же он все-таки хочет, - Этот перерыв нам просто не обходим, ты же знаешь, Поль, - уже чуть менее эмоционально, сказал Дима, глядя на неё взглядом полным надежды и веры в то, что они на правильном пути. - А до этого нам как общаться, завтра целый день впереди, - спросила Пелагея, которой теперь эта мысль не казалась такой бешеной и глупой. "Серьезно, Ханова, ты сможешь все обдумать и попытаться найти себе парня, чтобы показать ему, что ты сильная, что ты сможешь перебороть свою зависимость на нем", - рассуждала Пелагея, не заметив того, что Дима вновь что-то увлеченно рассказывает, - Что прости? - Как обычно, Поль. У тебя же есть друзья с которыми ты не спишь, - эти его слова звучали то ли как вопрос, то ли как утверждение. - Нет, Дим, я со всеми сплю! Неужели ты думал, что ты некое исключение? - усмехнулась блондинка, глядя на Билана, который и сам уже вовсю смеялся над собой. - Вот, видишь? Вот так и общаться, просто, словно ничего и не было, ведь день это так мало по сравнению с месяцем, - сказал Дима, который внутри себя уже стал сомневаться в своем гениальном плане, задаваясь вопросом, а сможет ли он сам выжить месяц без неё? Нет, понятно, что летом они как-то существовали, но тогда не было никакой боли, никакого недопонимания, тогда было все легко. - Хорошо, тогда, мой милый друг, пошлите есть, а то кушать очень хочется, - сказала Пелагея и, улыбнувшись, она прошла мимо него, пытаясь, словно в последний раз уловить аромат его одеколона. - Пошли, друг, - сказал Дима и хотел было положить руку ей на талию, но вспомнив о пятиминутном разговоре, который только что состоялся он тут же отругал себя за подобное и, прикрыв дверь в нее гримерку, он догнал её. И лишь этот чертов "друг" засел у обоих в головах, и лишь один вопрос: "А смогу ли я?" терзал их сознание. Но никто не собирался отступать, оба хотели доказать друг друга, что они смогут, что они сильнее чувств.