Останься со мной

Чтобы вернуть контроль, порой надо от него отказаться. Делая это, порой мы думаем, что защищаем тех, кого мы любим, тех, без кого не можем жить, но самая опасная истина в том, что контроль – это иллюзия. т/с «Возмездие»

Холод окружает меня. Одиночество сковывает душу ледяной коркой. Мне страшно. Я знаю, что мне не справиться без Пита, но теперь я должна научиться выживать без него. Выживать среди холода, пустоты и отчаяния. Каждую ночь я просыпаюсь от кошмаров и снова и снова подавляю в себе желание выйти в коридор. Я знаю, что Мелларк слышит мои крики, я знаю, что каждую ночь он сидит там, прислонившись к холодной стене. Я знаю, что стоит мне выйти к нему, и все мои страхи отступят. Я знаю, что мне нельзя этого делать. Это убивает меня. Мама с каждым днём всё больше мрачнеет, видя моё состояние. Я знаю, что она говорила обо мне с Хеймитчем, я знаю, что она просила позволить мне общаться с Питом хоть немного, и я благодарна ей за это, ведь она не знает о моём решении отпустить его. Под глазами у Прим залегли тени: каждую ночь я бужу её своими криками, а потом ворочаюсь до рассвета, мешая спать. Я медленно схожу с ума и уже начинаю мечтать о шприце с успокоительным, которое принесёт мне зыбкое забытьё. Я бы уже свихнулась, если бы не Гейл. В эти страшные, тёмные дни он один способен вытащить меня из непроглядного отчаяния, засасывающего меня с головой. Каждую минуту он рядом со мной: в столовой, на тренировках, а после тренировок мы уходим в лес и пропадаем там до самого ужина. Кажется, Хоторн из-за меня забросил даже лабораторию в Отделе Спецобороны, и мне, наверное, должно быть стыдно, но сейчас я не способна чувствовать ничего, кроме эгоистичной благодарности за то, что он рядом. Колкая мысль о том, что, возможно, Гейл делает это для меня не только лишь из-за нашей прежней дружбы, не покидает меня. Не раз и не два я замечала в его серых, так похожих на мои, глазах, надежду на что-то большее, чем просто охота вдвоём. И, быть может, однажды я сломаюсь окончательно и смогу дать ему то, что он хочет. Но не сейчас. Над лесом сгущаются сумерки – знак того, что нам пора обратно, в бетонные норы, ставшие нашим домом. Не знаю, как Гейлу вновь и вновь удаётся уговорить Койн дать нам возможность охотиться, сколько угодно, но, возможно, он сказал ей, что охота лучше для меня, чем больничная палата и успокоительное. А, значит, лучше для восстания. - Не хочу уходить, - приподнимаюсь на локтях, жмурясь от света последних солнечных лучей. Гейл рядом тихо смеётся. - Мы придём сюда завтра. - Будь моя воля, я бы никогда больше не вернулась туда, Гейл. - Когда всё закончится, ты будешь свободна. Открываю глаза, смотрю на него, пытаясь понять, что он пытался вложить в это слово, но он опустил голову, и я не вижу его лица. Свободна… Когда-то я стремилась стать такой, это слово грело мне душу, подталкивало меня к действиям, но сейчас я знаю, что свобода так и останется одной из моих несбывшихся грёз. Мне больше никогда не стать свободной от Игр, Революции и Пита. А это значит, что снова придётся притворяться. - Кискисс, идём, - Гейл протягивает мне руку, и я с готовностью хватаюсь за его тёплые пальцы. Я ужасно вела себя с ним в последнее время, но, несмотря на это, он всё ещё со мной. Смогу ли я когда-либо отплатить ему за это? Мы молча идём по лесу, не разнимая рук и, кажется, я потихоньку согреваюсь. Его прикосновения не похожи на прикосновения Пита, от них меня не бросает в жар, но это всё, что у меня осталось, и я позволяю себе наслаждаться этой малостью. Парень отпускает мою руку, поправляя лук на плече. Он не смотрит на меня, словно скрывая что-то, и в моё сердце закрадывается тревога. - Китнисс, ты уверена в своём решении? На счёт Пита… Я ни капли не уверена, но всё же твёрдо киваю головой. - Он спрашивал о тебе. Удар сердца отдаётся болью. Ну вот, опять. Зачем он вновь затрагивает эту тему? Киваю. Конечно, Пит не мог не заметить, что наше и без того мизерное общение свелось к нулю. Как только я убедилась, что он сносно стреляет из лука, почти перестала разговаривать с ним. Я позволяю себе лишь несколько ничего не значащих сухих фраз за столом и во время съёмок, которые теперь становятся всё более редкими. Когда-нибудь, если Питу будет интересно, Хеймитч расскажет ему, что всё это я делала ради его же блага. К тому времени я собираюсь убить Сноу и целиком погрузиться в апатию. - Зачем ты говоришь мне об этом? - Не знаю, - качает головой он. – Я не стану тебе лгать, - я напрягаюсь. Лучше бы ты лгал, Гейл. – Я был бы рад знать, что ты забыла его, но я же вижу, что это не так. Тебе плохо, Кискисс, тебе больно, и только слепой не заметил бы этого. А я не слепой и не дурак, - отрезает он, крепко сжав кулаки. Видно, что эти слова даются ему с трудом, и я тем более не понимаю, зачем он произносит их терзая и себя, и меня. - Зачем ты делаешь это, Кискисс? - Так нужно, - вздыхаю я. – Я должна спасти его, Гейл. На Арене я спасла ему жизнь. Теперь я должна спасти его от себя. Парень хмыкает и трясёт головой. Дальше мы идём молча. Так, в тишине, добираемся до моего отсека. Узкий коридор пустой и притихший, и я понимаю, что мы опоздали на ужин. Гейл опускает сумку с добычей на пол, за ней следует и его лук. - Помни, Китнисс, - едва коснувшись моего лица, друг убирает прядь волос за ухо, - я всегда рядом. Что бы ни произошло. Тебе стоит только позвать меня – и я приду. Чего бы мне это ни стоило. - Я знаю, - вырывается у меня. Похоже, эти слова ассоциируются у Хоторна с чем-то другим, потому что на лице его проскальзывает кривая усмешка. И я даже знаю, с чем. Мне вновь становится стыдно и неловко от того, что я не могу ответить на чувства Гейла. Желая загладить свою вину, я кладу своё оружие на пол, и прижимаюсь к широкой груди парня, сцепляя руки у него за спиной. Он достоин большего, чем эта неловкая мимолётная ласка, но это всё, что я могу ему дать. Пока всё. Руки Гейла обхватывают меня, пальцы сцепляются в замок на моей талии. В его объятиях мне должно быть легко и спокойно, но отчего-то я не могу расслабиться. Я поднимаю голову, стремясь рассмотреть выражение лица Гейла. Хочу успокоить его, не давая напрасной надежды, но, боюсь, у меня ничего не выйдет. Парень улыбается и наклоняется ко мне, а в следующую секунду сухие губы Гейла прикасаются к моим несмело, но через миг он прикусывает нижнюю губу, и поцелуй становится более страстным. И я приоткрываю рот, впуская язык напарника. Я отвечаю ему, на его поцелуй, стараясь не думать ни о чём. Мне холодно, пусто и одиноко. И я сгораю в пламени Гейла, в пламени его поцелуя. Сгораю в отчаянной попытке согреться. Ладонь Хоторна скользит по моей спине, он улыбается и шепчет моё имя, не разрывая поцелуй. Я знаю, что охотник Гейл сейчас торжествует: моя любовь к Питу не смогла перебороть того холода, что сковывает меня теперь, когда я потеряла его любовь. Отстраняюсь на мгновение, чтобы вдохнуть, и на миг приоткрываю глаза. Передо мной мелькают лазурно-голубые глаза Мелларка, но я мысленно отмахиваюсь от своего не в меру настойчивого воображения, вновь приникая к губам Гейла. Сердце бьётся в груди, как попавший в силок зверь. Стук сердца не может заглушить чьих-то удаляющихся шагов. Шаги. Я отстраняюсь от Хоторна, разрываю поцелуй, отнимаю ладони от его груди. Боль, физическая, почти осязаемая, пронзает меня, словно копьё. Пит видел нас. Паника захлёстывает меня. Я отталкиваю парня от себя и оборачиваюсь вслед исчезнувшему за поворотом человеку. Что я наделала? И ты, Китнисс Эвердин, всё ещё хочешь побороться за Пита? - Кискисс, - Гейл ловит мою руку, но я вырываю ладонь. Сейчас я не способна разговаривать с ним, я даже смотреть на него не могу. Чувствуя на себе его умоляющий, ждущий взгляд, я подхватываю лук и скрываюсь за дверью своего отсека. Тесно прижавшись к дверям, я слушаю тишину, повисшую в коридоре, и тихо плачу. За завтраком я усаживаюсь в дальнем углу столовой с незнакомыми мне людьми, тщательно избегая смотреть на Гейла или Пита. Я путаюсь в своих ощущениях, желаниях, страхах, а это не лучшее состояние, чтобы что-то решать. Когда все мои соседи расходятся кто куда, Хеймитч подсаживается ко мне, видимо, наконец, дождавшись, пока я останусь одна. Он улыбается и смотрит на меня, как на маленького ребёнка, мягко и ласково, но в глубине его глаз я не могу не заметить осуждения. - Так ты теперь с Гейлом, солнышко? – спокойно спрашивает мужчина. Я вздрагиваю, как от удара: во взгляде ментора явственно читается, на чьей он стороне. Я перестаю ковыряться в тарелке и отодвигаю поднос. Мой завтрак испорчен окончательно. - Это Гейл тебе сказал? – вряд ли Хоторн стал бы трепаться о нашем поцелуе, особенно Хеймитчу. Но сейчас я не могу поручиться даже за себя. - Пит. Он видел, как вы целовались. Пит. Я вспоминаю его глаза и удаляющиеся шаги, и мне вновь становится невыносимо стыдно. Но почему, почему Пит говорил об этом с Хеймитчем так, словно…словно ему не всё равно? - Он часто говорит о тебе. Говорит обо мне. Я должна радоваться, но вместо этого внезапная злость накрывает меня удушающей волной. Хеймитч осуждает меня и даже не пытается этого скрыть. Разве он думает о том, каково мне на самом деле? Разве он думает о том, что я ломаюсь под грузом воспоминаний, который вынуждена тащить теперь за двоих? О том, что при каждом взгляде на Пита он становится всё тяжелее? О том, что с каждым прожитым днём надежда становится всё призрачнее, а Пит – всё дальше? Нет. Он думает о том, что тому Питу было бы больно. Питу, которого больше нет. - Разве ему не должно быть всё равно? – срывающимся от злости и боли голосом шиплю я, до онемения стискивая в пальцах стакан. В глазах ментора что-то захлопывается, взгляд из отеческого, чуть укоряющего, становится жёстким и чужим. Так смотрят на людей, которые тебе откровенно неприятны. Он встаёт из-за стола, напоследок бросая мне: - Знаешь, не думал, что скажу это, но я рад, что он тебя больше не любит. Звук его голоса действует отрезвляюще, словно пощёчина. Я тяну руку к нему, хочу что-то сказать, но вижу лишь его удаляющуюся спину. Чёрт! Как я могла всё так испортить? Слёзы подступают к глазам. Внезапно я понимаю всё негодование ментора: ему, так же, как и мне, не хватает прежнего Пита, а если кто и способен вернуть его к жизни, так это я. А вместо этого я лишь жалею себя и прячусь в лесу с Гейлом. Теперь вот ещё и целую напарника на глазах у Пита. Этим делу не поможешь. Но вся проблема в том, что я не знаю, как мне помочь ему. Я опустошена и истерзана, во мне не осталось ничего, кроме отчаяния и тоски, которые гложут меня денно и нощно. И вся моя решимость вернуть Пита из глубин его забвения куда-то испарилась, потому что у меня не осталось больше сил. Без его любви и ободряющей улыбки я стала слаба, как младенец, и теперь мне не спасти даже себя.