Останься со мной

Несчастье тяжелее тогда, когда дело, казалось бы, можно ещё поправить. Кароль Ижиковский

Мы с Питом больше не задаём друг другу вопросов. Мы вообще почти не говорим. Мы не шутим, не смеёмся, и улыбаемся друг другу не больше, чем другим. Крессида вновь ломает голову над тем, чтобы сделать наши совместные ролики реалистичными, не вызывая ни малейших подозрений у Пита. Получается из рук вон плохо, я знаю, но, кажется, даже Плутарх уже махнул на это рукой: жизни Сойки-пересмешницы и главного голоса революции важнее любого промо. В глазах окружающих, когда они смотрят на меня, вновь появляется жалость, которая пропала на несколько последних недель. И только один человек, кажется, ни о чём не жалеет. Но я не хочу даже думать о Гейле. Лишь одно остаётся неизменным: я по-прежнему хочу спасти Пита. Я настаиваю на том, чтобы обучить его стрельбе из лука, и после долгих споров Хеймитч всё-таки соглашается. Он сам предлагает это Питу, чтобы пресечь все возможные вопросы, и это кажется естественным, ведь лучше меня из нашего окружения из лука никто не стреляет. Я с хмурым удовлетворением наблюдаю за тем, как Пит упражняется в стрельбе. Кажется, у него неплохо получается. - Ну и что ты задумала, солнышко? – вкрадчиво произносит за спиной ментор, и я отрываю взгляд от вооружённого луком Пита. - Дать ему шанс выжить на этой войне. Брови Хеймитча удивлённо взлетают вверх, а я вновь смотрю на Мелларка: между его бровей залегла такая знакомая морщинка, тело его напряжено. - Он ведь почти ничего не умеет, - с горечью произношу я. – На первых Играх его спасло наше притворство… - Твоё притворство, - поправляет Хеймитч. Я хмурюсь: ему нет нужды ещё раз швырять мне в лицо то, что я и так знаю. - На вторых…вы не спасли его, - мой голос звучит жёстче, чем требуется, но мужчина соглашается: - Не спасли. - Когда всё кончится, и Сойка-пересмешница будет не нужна, останется только Китнисс Эвердин… Я хочу всё исправить, Хеймитч! Я заставлю его вспомнить, или переродок, сидящий в нём, убьёт меня. Я хочу быть с ним! - Ты уверена, что всё закончится? – раздаётся за моей спиной чуть насмешливый голос. Гейл выкладывается на тренировке на полную, бисеринки пота блестят на его лбу. Я с горечью понимаю, что у него куда больше шансов вернуться с этой войны, чем у Пита. И когда я стала выбирать между ними? Ментор бросает короткий взгляд на Пита и задумчиво трёт подбородок. - Хотелось бы мне надеяться, что охотник окажется неправ, - я не понимаю, о чём он. Заметив это на моём лице, мужчина передёргивает плечами: - будем надеяться, что это всё, - глаза Хеймитча скользят по тренировочным снарядам, оружию, нам, - не очередной капитолийский экспресс, с которого нам всем не сойти. Это бред. Игры закончились, и капитолийского экспресса для трибутов тоже больше нет, и никогда не будет. Но я вспоминаю собственные мысли, мрачные слова Финника, и моё сердце переполняется ужасом. Что, если Сойка-пересмешница, символ восстания – всего лишь ещё одна моя роль? Как несчастная влюблённая, победительница, невеста, будущая мать… А что будет потом? Быть может, Койн уже намеревается сделать меня своей правой рукой, чтобы я неустанно показывала всему Панему, как одобряю всё, что она делает. Нет, я не хочу. Я хочу закончить эту войну. Хочу домой или хотя бы к тому, что от него осталось. Хочу быть с Питом или хотя бы попытаться вернуть его. Я хочу найти себя настоящую среди множества ролей и сотен нарядов Цинны, в которых всякий раз я не узнаю себя. - Из тебя вышел хороший учитель. Вздрагиваю и оглядываюсь. Хеймитч ушёл, а Гейл пристально рассматривает Мелларка. - Ты правда хочешь потратить на него, быть может, всю жизнь, Кискисс? Волна раздражения поднимается во мне. Сейчас я не могу даже как следует огорчиться из-за того, что мой лучший друг говорит такие вещи. - Гейл… - Я говорил с Бити об этом лекарстве. Пит – первый человек, которого лечили с его помощью… - Хеймитч говорил мне. - Бити не знает, смогут ли когда-нибудь к нему вернуться воспоминания. Никто не знает, - парень переводит взгляд на меня, и я вижу в его глазах сочувствие и лишь отголоски надежды. – И никто не знает, что случится, если они к нему вернутся. Он озвучивает все мои сомнения, и от этого становится ещё невыносимее. Мне нужно верить в то, что всё станет, как прежде. Я не хочу сомневаться в Пите, в его сердце, в его любви ко мне. - Пит любил меня с пяти лет, это не могло бесследно исчезнуть после нескольких уколов. Гейл пожимает плечами, еле уловимым жестом касаясь моего лица, убирая упавшую прядь за ухо. - Но исчезло же. Иначе бы он по-прежнему хотел тебя убить. Нет. Нет. Этого не может быть. Гейл не может быть прав. Что может знать охотник о таких сложных веществах? Но я вспоминаю, что он много времени проводит в Отделе спецтехнологий вместе с Бити, и он там явно не просто штаны просиживает. Злость – это единственное, что сейчас я чувствую к Гейлу. Я злюсь настолько, что хочу его ударить, но сдерживаюсь. Если я сделаю это, вполне возможно, что это станет точкой в наших с ним отношениях. А я не хочу его терять, он нужен мне, даже если говорит такие страшные вещи. - Что тебе нужно? – недобро прищурившись, спрашиваю я. - Ты знаешь, Кискисс. - Ты знаешь, что это невозможно… Ты рад тому, что случилось с ним, правда, Гейл? – выпаливаю я, облекая в слова неприятную мысль, закравшуюся в мою голову ещё давно. Он отшатывается, словно я ударила его. Больно, Гейл? Мне тоже больно. - Возможно, это было бы понятно, - секундная вспышка эмоций прошла, он вновь взял себя в руки. – Но нет, Китнисс, я не рад. Я бы хотел выиграть у парня с амнезией, пусть это было бы не слишком честно. Но я не выиграл. И, похоже, не выиграю никогда. Наоборот, думаю, теперь мои шансы стали ещё меньше. Он уходит прочь, оставив меня с чувствами, раздирающими мою душу. Сомнения. Горечь. Разочарование. Я не могу слушать от Гейла такие речи, он снова и снова ранит меня. И хуже всего то, что в его словах о Пите правда – от первого до последнего слова. Он может никогда не вспомнить меня, и не полюбить снова. Возможно, я навсегда останусь для него лишь союзницей по Арене, девочкой-соседкой, с которой случилось делить корону победителей и революцию. А я никогда не смогу его отпустить. Я уже сейчас знаю это. Я буду пытаться вернуть его, снова и снова, пока переродок в нём не напомнит о ненависти ко мне, что внушил Капитолий. Или пока Пит сам не устанет от моих бесконечных попыток. И тогда я останусь совсем одна. Без цели. Без надежды. Без Пита. И уже сейчас я знаю, что это убьёт меня.