Ева

Еву отвели в спальню: треугольное помещение без окон, с одной-единственной полкой в стене, на которой она увидела скудно накиданные пучки водорослей. Видимо, это постель. Здесь же, на полу, обнаружились масляный светильник и аккуратно сложенная около него стопка вещей. Вернули даже пистолет. Ева почти сразу же отыскала в рюкзаке флягу и кинула в нее мутноватый кристаллик виски. Добавила воды из кувшинчика рядом с полкой и опрокинула в себя немного. Вкус препоганейший. От напитка пахло рыбой и водорослями. Но придется пить, выхода нет. На трезвую голову решать проблемы захудалой планетки вообще невозможно. Гостья вынула из рюкзака передатчик и надела на руку. Кнопка вызова протяжно запищала, и в трехдюймовом экране сквозь помехи появилось лицо заспанного Во. - Что происходит, Во? На каких основаниях ты послал меня сюда выяснять, выгодно ли заключить контракт с планетой? Это же нереально! - Ева, девочка моя, успокойся, - начал было толстяк. - Успокоиться? Чем они могут торговать? Полуголые дикари, у которых даже постель из водорослей! Жемчугом? Но я здесь видела всего несколько жемчужин, а чтобы выжить, им нужно производить тонны! Во, я хочу знать, зачем ты меня послал в эту дыру? - Успокойся, пожалуйста. По нашим данным, тонны жемчуга у них имеются. Твоя задача - выяснить, где. Экран шел крупной рябью, но трясущийся подбородок работодателя Ева видела слишком отчетливо. Во был обижен и раздосадован. Ему не поверили, его слова ставят под сомнение, его приказы обсуждают. - Задержишься еще на неделю. Если не обнаружишь жемчуга, мы их оставим тут подыхать. - Стой, как это, подыхать? Я предпочитаю заявить об их существовании государству. В конце концов, на этой планете есть на что посмотреть, она будет привлекательна для граждан с высоким доходом. - Не смеши мои тапочки. Какой еще доход? Кто сюда полетит, в такую глушь? А на полноценные ворота, выдерживающие солидный поток туристов, у Перлии, заметь, все равно денег нет. Так что если не жемчуг, то им крышка. - Им не крышка. Содружество поддерживает вновь открытые планеты. И вообще-то, по закону мы должны заявить о найденном мире, если помнишь. Во всплеснул руками, расхохотался. - Конечно-конечно! Кому нужен еще один нахлебник? Какой там по счету-то, триста двадцать третий дотационный регион? Государство, Ева, не резиновое. Так что ищи, что у них можно купить, хотя бы из сострадания. Конец связи. Она долго ворочалась на неудобной полке. Наконец, когда силы и терпение окончательно иссякли, разделась, скомкав брюки и футболку, сделала себе из них подушку, и как только голова коснулась ее, мгновенно погрузилась в сон. Там, за явью, снова возник Край Погасших Звезд. Нет, не когда звезды уже погасли, и на земле остались только выжженные, вывороченные, выдранные с фундаментом останки жизни - снился расцвет. Пики остроконечных башен Мерцающего города, синяя лента реки, уходящая прямо из-под ног, и низкие звезды. Она вспомнила, как хваталась за выступы, подтягивалась на слабых ручонках и стремилась достать до сверкающей бездны ночного неба. Как горы грозили сбросить с себя, как вырывали ногти и взрезали кожу, и как это было прекрасно - висеть над бездной, вдыхать двадцать два процента кислорода, закрывать глаза и выть на все три луны. Как сладко, когда тебе вторят волки, а там, на вершине, стоит Тот, Кто Подаст Руку. И когда наконец дотягиваешься до его сильных пальцев, он дает повиснуть на них и выбраться из пропасти. Перевязывает руки, рассказывает, как защищать пальцы, кормит жареным мясом, только что снятым с огня. А она запрокидывает голову, как всегда, и смотрит. И падает, падает вверх - в звезды. - Ева. Открывать глаза совершенно не тянуло. Прекрасно вспомнилось еще за миг до пробуждения, где она, кто, что с ней и почему так затекла шея. Ева застонала, предчувствуя долгие разговоры, тщетные попытки понимания чужой речи, а главное, чужих истин. Гостья приоткрыла один глаз и готовилась уже зажмуриться, невнятно отговорившись адаптацией к высокой концентрации кислорода, но тут же вскочила, словно ошпарили. В ее волосах запутались маленькие пальчики Ренелин. Сама девушка стояла, наклоняясь над путешественницей, и улыбалась. Ева дернула головой слишком резко, оставив в руке госпожи атолла клок волос. Замешательство продлилось не меньше минуты. Как ни быстра была гостья, не сразу сообразила, что произошло. Оказывается, она уже несколько часов беспардонно дрыхла, и не заметила, что одна из стен ее треугольной спальни исчезла, и все помещение заливает беспощадный утренний солнечный свет. - Простите, я уснула, кажется. Ренелин не отреагировала на реплику, но сделала шаг назад, рассматривая гостью. Ева, путаясь в штанинах и чертыхаясь, стала надевать брюки. Зрелище это было настолько забавное, что юная госпожа атолла расхохоталась в голос. Но Ева нахмурилась, не разделяя веселья, и хозяйка тут же смущенно прикрыла рот рукой. Нен, - Ренелин поманила к себе и попыталась жестами объяснить, что хочет отвести гостью поесть . - Алиест. Чтобы было понятнее, госпожа атолла изображала правой рукой, вернее, указательным и средним пальцем, двузубую вилку, а левой, сложенной лодочкой ладонью - тарелку-ракушку. И, ничуть не смущаясь, смеялась над собой вместе с Евой. - Алиест - это завтрак, - догадалась Ева. - Ворлон, ворлон, - она закивала. К удивлению Евы, Ренелин не остановилась в зале, где проходил ужин. Они прошли узкий и длинный Дом насквозь и оказались прямо перед пятиугольными башнями. Основания этих поражающих воображение исполинов утопали в воде и водяных лилиях. Озеро, на берегу которого разместились белые великаны, было совершенно зеленым у берега и темно синим, глубоким, как ночное небо - в середине. - Наверное, здесь хорошо видно отражения звезд, - почему-то проговорила Ева. Ренелин улыбнулась, и снова мелькнула мысль, что перлиянка все, все понимает. На берегу, между огромных башен, чуть ближе к Дому, на песке расположились девочки в белом. Перебирали ракушки, смотрели в несбыточную синь озера и что-то свое тихонько пели. Еве предложили сесть рядом, прямо на песок, и она сперва смутилась, но Ренелин снова улыбнулась так маняще и заразительно, что отсутствие даже самой простенькой подстилки сразу перестало волновать оценщицу. Принесли завтрак. На этот раз Еве предложили разрезанное на куски и густо приправленное зеленой пастой из водорослей крабовое мясо. Разносчица улыбалась и терпеливо выслушивала замечания покрытых белыми простынями девушек. А самой Еве уже не забыли дать вилку. Гостья наблюдала за служанкой, явно не тяготящейся своей работой, напротив, получающей от нее истинное удовольствие. Из этой девочки могла бы получиться недурная официантка. Вот только язык подучить. Да что там язык! Можно просто тыкнуть пальцем в меню и объясняться жестами. Можно все, что угодно. Из этой планеты при должном уходе сделать храм отдыха, приносящий баснословную прибыль - вовсе не та проблема, которая остановит Во. Но почему-то останавливает. В который раз не сходились края этой мантии. Ева упорно пыталась сшить в своем сознании Перлию и Во, нерентабельное, почти деструктивное отношение к ресурсам планеты и ее улыбчивых жителей - главное богатство. Вот Ренелин, она уже забыла, что Еву пригласили оценивать ее дом, раскладывать по полочкам. Она внимательно наблюдает за гостьей, она улыбается. - Нера, окистл авнош? - поет на своем странном языке. Ева поняла - ее просят высказать пожелание. Чего она еще хочет? Ей понравилось? Достаточно ли соленая, острая, горячая, мягкая, твердая, вкусная пища предложена? Чем еще порадовать путешественницу? Ей, конечно, хотелось пить. Вернее, напиться. Чувствовалась в этих первобытных ритуалах, в их наивности какая-то обреченность. Еве ли не знать, что земляне не прощают доброты и гостеприимства. Гостья натянуто улыбнулась и свое желание опрокинуть стаканчик показала недвусмысленным жестом, сделав вид, что рывком вливает в горло обжигающую жидкость, а потом морщится от отвращения и удовольствия. Ренелин снова весело рассмеялась. Да, она поняла. Девушка, разносящая ракушки с крабовым мясом, тоже рассмеялась. Уже через минуту перед Евой стоял огромный поднос, на котором нелепыми пятнышками расположились две маленькие рюмки. Из них, как в плохих фантастических фильмах, валил густой пар. Ренелин по-детски захлопала в ладоши. - Охр-йёр! Название ли это напитка, или призыв пить быстрее, Ева так и не разобрала. Она опрокинула в себя жидкость одновременно с властительницей атолла. - Вот теперь я мммогу, - пропела девушка, - говврррить с тобой на твоем язззыке. Почему-то гостью это не удивило. Впрочем, алкоголь, настоянный, вероятно, на местных водорослях, пряный и сладковатый, был гораздо крепче любимого виски и начисто отрезал все пути к эмоциям. Жидкость обожгла Еве пищевод и ухнула в желудок. Действительность закачалась. - Нет, не падай, - Ренелин снова рассмеялась. - Идем со мной, идем. Она вообще много смеется, эта девочка. И откидывает изящными пальчиками свои прекрасные волосы на спину, и сощуривает глаза, вот так. Ренелин неуклюже, словно негнущуюся железяку, подала руку. Сухая горячая ладошка в мозолистой лапе Евы показалась такой невесомой, такой драгоценной. Девушка потянула ее за собой. Сначала гостья еще разбирала дорогу. Они уходили куда-то сквозь здания, сквозь город, в сторону, противоположную воротам межпространства. В босые ноги то впивались края ракушек, то ступни обжигал напоенный солнечным светом песок, то из-под них катились круглые ровные камешки. Путь оборвался так же резко и неожиданно, как начался. Ренелин встала, как вкопанная, и заставила остановиться гостью. Захмелевшая оценщица далеко не сразу сообразила, что еще шаг, и она полетит в обрыв. Горы. Ренелин закрыла глаза и, часто раздувая ноздри, видимо, пыталась уловить что-то особенное в воздухе. - Ты чувствуешь? Ева не чувствовала. Она смотрела. Покрытые сверху редкими клочками тумана вершины на той стороне узкого разлома творец этого мира, видимо, раскрашивал вручную. Она прямо видела, как с облака спускается огромная рука и опоясывает гору сначала оранжевой узкой полоской, потом макает кисть в ближайшее озеро, попутно придавая ему веселый красноватый оттенок, и черпает небесно-синего из вышины. Снова обводит гору кольцом, но теперь еще и растушевывает, словно накладывает тени на женское веко, перламутром, и вновь рыжего, а потом желтого, и снова синего, яркого, погуще. - Богу необязательно делать это самому, ему достаточно пожелать, и это будет, - спокойно отозвалась Ренелин. И привычно уже рассмеялась. Ева смотрела вниз, на ее розовые ступни, чуть измятые песком. Прямо под ними начинался туман. Он змеился вместе с разломом, как видно, следом былых извержений, вырывался из него, словно пар из котелка, поставленного на огонь. - Ты чувствуешь? - снова спросила Ренелин. - Мне кажется, здесь начинается дыхание мира. Ева закрыла глаза и улеглась на камни. Там, в Краю Погасших Звезд, тоже было совершенно особенно красиво. Здесь у обрыва не тянуло вязкой дремотой и сыростью, не шумела тихо льющаяся от камня к камню вода. А она бы разбежалась, и прыгнула в туман, как учил Тот, Кто всегда подаст руку. Он никогда не боялся и ей безжалостно прививал осмотрительность - но отсутствие страха, смелость - но не безрассудство. Прыжок с обрыва, увещевал он, это безрассудство. Так можно поступить лишь в мирное время, лишь когда тебе ничего не угрожает. Лишь когда ты уверен, что нет ничего, кроме прыжка. - А кто тебе угрожал? - спросила Ренелин. Ева и не заметила, что говорит вслух. Госпожа атолла лежала совсем рядом, совершенно не заботясь о чистоте своих прекрасных белых одежд. По серым камням, присыпанным жемчужным песком, как крупной солью, струились ее золотистые волосы. И все, кажется, эти невероятные темные глаза, сам пустынный обрыв, плещущийся внутри алкоголь, все взывало к искренности. Но слишком глубоко внутри был завязан тот узел, слишком больно было не то что говорить, сложно было даже дышать, минуя застрявший в горле огромный ком. Ева силой протолкнула воздух в легкие и наконец-то глубоко вздохнула. - Моя религия запрещает говорить неправду. Я могу не отвечать на вопрос? - тихонько попросила она. Ренелин промолчала. Только выше подняла свою прекрасную голову. Там, в небе, рождалась перламутровая синь, похожая на черный жемчуг. - Красиво, - шепнула Ева. - Тут всегда красиво, - эхом отозвалась хозяйка Перлии. Ренелин уснула, положив голову на ее колени. Сперва Еве показалось, что так и должно быть. Что длинные ресницы госпожи атолла всегда сомкнуты, тонкий, почти детский кулачок всегда подпирает щеку, а непослушная золотистая прядь, одна из многих, падает на лоб. Что совершенно закономерна возникшая за какой-то паршивый огрызок суток близость между двумя совершенно разными женщинами. Но потом она вспомнила, как долго уже не подпускала к себе ни одно живое существо. Тяжесть красивой головы перлиянки на коленях стала невыносимой. Сердце Евы металось в грудной клетке, прижимаясь к ребрам. Хотелось выть в небо. На эту луну хотя бы. Или вот на ту. Какая разница? Казалось бы, что стоит просто сбросить ее, гладкую нежную кошку, со своих коленей, и уйти? Ева зажмурилась, как от боли, и постаралась тихонько взять голову Ренелин, приподнять, положить на камни. Ладонь зависла на полпути. Нельзя. Нельзя скинуть со своих колен животное, которое пришло в поисках ласки. Грубые стертые пальцы Евы, так контрастирующие с ухоженным лицом Ренелин, пытаясь как можно нежнее прикоснуться, просто убрали прядь с лица, остановились где-то за ухом. Как ни банально, волосы госпожи атолла показались ей похожими на шелк. Тот самый, натуральный, которого в последний раз она касалась дома, в Краю Погасших Звезд. Гостья рывком отдернула руку, поняв, что зарывается в бесконечности чужого золота, падает в нее, теряет над собой контроль. «Что с тобой, Ева? Подумаешь, дикарка? Красота мира, его дыхание, да, все прекрасно, но сколько раз ты видела, как это происходит? Сначала они улыбаются, а потом тычат в тебя копьем. А если есть пистолеты, так просто стреляют». У нее ничего не получалось. Хотелось прервать, смахнуть с себя очарование умирающей планеты, и ее, кажется, последней жемчужины, но не выходило. Там, где она родилась, в воздухе тоже плыл тонкий запах обреченности. Правда, тот мир не знал, что обречен. А тут, по крайней мере, все честно. Жемчуг или жизнь. «Мы похожи на грабителей с Большой дороги обмельчавшей из-за нас Вселенной. Примитивных разбойников, жаждущих лишь наживы». Еву передернуло от отвращения к себе. Осуществилось то, к чему она стремилась - понять врага. О, она теперь лучше всех знала, что сама стала врагом. Ренелин перевернулась к ней лицом, окончательно испачкав одежду, и совершенно естественно, так удобнее, обняла Еву за талию. Гостья прикусила губу, надеясь, что ее никто не видит. Она честно пыталась не закричать. Ну как, как могла допустить, со своим опытом, своими знаниями, своим колоссальным черным горем за спиной стать беззащитной перед маленькой дикаркой? Всего лишь кошкой, которая так же легко, вероятно, ляжет на колени кому-то еще.