Глазка нет

Горячий душ, теплые одеяла и коньяк сделали свое дело. Мы забылись тяжелым сном. Во сне пафосно, мощно, монументально звучит ария памяти Карузо… Я с удивлением просыпаюсь. Вижу тяжелые руки Карпова, разбросанные по кровати. Он, как поверженная скала или корабль, приставший к берегу после тысячелетий странствий, спит рядом мертвецким сном. Выстрели я сейчас – он и не услышит. Выскальзываю из-под его рук, осторожно ступая, осматриваю беспорядок, что устроили мы вчера в доме. Это ужас какой-то. Битое стекло, осколки посуды, треснувшие абажуры, перевернутые стулья, упавшие карнизы, порванные шторы, гора мокрой одежды и обуви… Чувствую на животе теплые ладони Стаса, он всем телом прижимается ко мне сзади…Дышит в шею и ничего не говорит. Как всегда, подошел неслышно. Совсем не испугал. - Зимина, поехали. - Куда? – лениво спрашиваю и даже не надеюсь на ответ. - Давай так. На тебе завтрак, на мне – этот хаос, — он обвел рукой комнаты, — а дело потом. - Идет. Примерно полчаса спустя мы молча завтракаем в более-менее пристойно прибранном бунгало. Периодически поглядываем друг на друга, но разговаривать и не о чем, и ни к чему. Ощущается нехватка ламп, ваз, штор, когда-то органично дополнявших обстановку жилища, но, по крайней мере, уже можно ходить по полу без боязни наступить на кучу битого стекла. На улице ветрено и пасмурно. Надеваю платье. Простое. Даже аскетичное. Никаких ярких цветов. Длинный рукав, подол в пол. Вырез. Поблескивает любимый кулон. Не знаю, что за дело у Карпова, даже думать не хочу. Но одеться хочется именно так. И ни о чем не спрашивать. Он приносит из машины чемодан и одевается необычно – необычно для Карпова последних лет, которого знала я, и необычно для этих туристических мест. Уже на выходе всучивает мне шейный платок цвета его рубашки. Едем в горы. Холодно, но не жалуюсь. Французская музыка, кажется, Лара Фабиан, надрывается по пути, дополняя ощущения странности происходящего. Серпантины, лес, вдали внизу поблескивает море, мелькают яркие пятна цветущих кустов и деревьев, старинные указатели, заброшенные деревушки. Стас притормаживает у стоянки. Ее заволокло туманом. Или это облака? - Устала? Качаю головой. Не останавливаясь, едем дальше. Долго. Извилистая дорога выматывает до головокружения своими изгибами и перепадами высоты. Наконец, паркуемся у ворот православного монастыря. Проходим внутрь. В соборе литургия. К началу, конечно же, опоздали. Но отстояли до конца. Стас берет меня за руку, подходит к батюшке. - Отче, - он говорит только это и, опускаясь вместе со мной на колени, целует батюшке руки. Священник нас благословляет. Не ожидала такой набожности от своего бывшего коллеги. У меня в голове вместо церковных песнопений звучит все та же «Je suis malade», а по лицу катятся слезы. Нелепо отрицать, что я больна. Еще глупее уповать на излечение. Поднимаемся. Жертвуем огромную сумму. А настоятель что-то задумал. Он подозрительно смотрит и молчит после учтивых благодарностей, положенных по этикету. Это беспокоит меня. Он зовет служку, приказывает показать нам монастырь, дивные фрески и виды, ризницу, после приглашает разделить с братией трапезу. Это успокаивает меня. Дышать становится легче. Наконец, пора ехать. Вместе с другими паломниками подходим к настоятелю, благодарим, прощаемся. Он ничем не выделяет нас среди других. И я рада этому, значит, его подозрительность зря пугала меня. Вдруг настоятель на полуслове жестом руки прерывает других гостей, подходит к Карпову. - Что, так и уедешь? - Не знаю, смею ли, - тихо отвечает Стас. - Смеешь, - батюшка тверд в своем ответе. - Святой отец, обвенчайте нас, - без колебаний произносит Стас, а его голос больше похож на приказание, нежели на просьбу. - Да будет так. Настоятель кого-то подзывает и нас ведут готовиться. Я бледнею и с ужасом думаю о том, что придется пройти через исповедь или какой-то разговор и наставление. Это незнакомо мне. И что мне делать – признаваться в убийствах? Я говорю только, что мне приходилось принимать жесткие решения и делать страшные вещи. Я не знаю, жалею ли я о них, не уверена, что раскаиваюсь. Возможно, случись это снова – я поступлю также. Мое прошлое тяжким камнем лежит на душе, нет ему выхода или облегчения. Меня мало кто поймет и многие осудят. И никто не простит. - Бог простит, - говорит священник, показывая, что разговор окончен, причащает и ведет в собор. Храм, освещенный скромно в часы литургии, преобразился. Горит множество свечей, блестят оклады икон и книг, церковная утварь, виден каждый уголок собора, ранее скрытый от глаз. Снопы света бьют со сводов купола и оттуда же взирает на нас Спаситель. Беру Карпова за руку. - Карпов, что мы делаем? – шепчу в ужасе. - Женюсь, Зяма, первый раз в жизни, представляешь...Больше того – венчаюсь. Говорят, это круче. - И как оно? Стас в ответ лишь плечами пожимает и продолжает смотреть в сторону Царских врат. Затем возвращается откуда-то из своих мыслей и снисходительно спрашивает: - Не понял. Ты против, что ли? Тут приходит моя очередь пожимать плечами в ответ. На это он разводит руками и усмехается. Продолжить мы не успеваем. Выходит настоятель, начинается церемония венчания. Таинство происходящего ошеломляет меня. Господи, разбуди меня!