***
Зеркальный мир вокруг, лишённый времени, словно поглощает, растворяет нас, затягивая, сжимаясь. Сфера с окнами-зеркалами, разделёнными тонкими границами-трещинами — вот что он сейчас представляет. Страх перед Пустотой теперь проник в самое наше естество. Это невыносимо. А видеть за гранью такуюЖеню — невыносимей вдвойне… Не знаю даже, кому тяжелее, мне или ей. Ей, конечно. Видеть саму себя в таком состоянии. Не представляю даже, каково это — жить-жить, а потом раз! — и ты вне тела, заперт в чуждом мире и не знаешь, что задумал тот, кто тебя туда затащил. Ужас. — Прости меня, родная… — А? — Она переводит взгляд с окна на меня. — За что? — Я затащил тебя сюда. И виноват в том, что ты не можешь выбраться… — а ещё снова лгу… Прости, родная. — Ничего, ты же нашёл способ вытащить меня. Ну, или думаешь, что нашёл, — она невесело усмехается и поджимает колени к груди. — По крайней мере, у нас есть тела. Всяко лучше, чем в Пустоте. — Да, тут ты права. — Ещё что-нибудь вспомнил? — Нет. Пока нет. — Понятно… Мы замолкаем. Потом она спрашивает: — Имя так много значит для тебя? — Её имя. Её имя — это моя жизнь. Это тот незримый стежок нити судьбы, связавший мою исторгнутую из тела душу и тебя. — Так много… Имя… Такая мелочь! Никогда не задумывалась… стоп. Ты вспомнил! Ты вспомнил, как умер! — Нет, я вспомнил, как ожил.Имя
9 декабря 2015 г. в 16:17
Примечания:
Как обычно, делюсь с вами музыкой, которая помогала в перепечатывании из тетради. Ну, и в написании она тоже помогала:
Ennio Morricone – Once Upon A Time In The West
Ennio Morricone & Joan Baez – Here`s to You
FGFC820 – Martyrdom
Motionless In White – Immaculate Misconception
Stigmata – Сентябрь горит (да-да =D)
В старину думали, что имя даёт власть над человеком… Что ж, они не ошиблись в моём случае. Почти. Её имя дало власть надо мной. Я вспомнил. Вспомнил Её. И ту улыбку, которой никогда не буду достоин. И свои слова… Зачем, Боже, зачем тогда я отверг Её дружбу! Гордость. Гордость Лжеца остановила меня. Чтобы теперь терзать меня памятью. Я застонал.
— Что с тобой, Родной? — спрашивает Женя, заглядывая мне в лицо.
— Я вспомнил, родная… Родная… Вспомнил Ту, на кого ты похожа. Эта ты. Куски, обломки памяти… Их ещё предстоит собрать. И тогда ты сможешь снова стать собой. Не раздваиваться, не рваться между мирами.
— Из-за твоей памяти? Я не понимаю.
— Я тоже. Я чувствую. Прости, — отстраняю её, — я сейчас не могу объяснить… да и вряд ли это можно объяснить… — медленно отхожу, стараясь не упасть. Не падать. Не сейчас. Ещё пара шагов. Только теперь, когда достаточно далеко от окон, от неё. Теперь можно упасть. Теперь можно зарычать, завыть, закричать. И я кричу. И вою, и рычу. Лжец! Глупый лжец! Как можно было быть столь слепым! Как можно было …
Евгения… Имя из моей прошлой жизни. Имя моей жизни. Моя любовь. Хотя, может ли лжец любить? Очарование? Страсть? Нет, я любил Её. И люблю. И именно из-за этой любви рушу жизнь Жени. Моей родной.
Теперь я понимаю, почему соединён с ней — она копия искренности и чистоты моей Евгении. Теперь нет смысла играть словами — моей Любви. Единственной.
Теперь не нужно Зазеркалья… Ничего не нужно. Вернуть память и отпустить Женю. И оставить всех в покое. Хватит. Хватит с меня причинять другим страдания! Как бы это сделать только…
— Родной! Что-то изменилось, смотри!
Что ещё?! Я подбегаю к ней, но не замечаю ничего опасного. На мой немой вопрос она показывает на окна-зеркала, и тут я понимаю.
Женя из палаты смотрит прямо на нас! Она может нас видеть! Мало того, мне кажется, или её взгляд стал осмысленней?!
— Это происходит с того момента, как к тебе начали возвращаться воспоминания…
— Очевидно, между нами есть какая-то связь. Между Зазеркальем и ею… Между вами, родная.
— Но она не может нас слышать. И вообще, такая же полоумная.
И тут я понял. Догадка пронзила меня, словно острейший клинок. Но это значит, что опять придётся лгать… Лжец навсегда. Я поворачиваюсь к ней и, скрывая горечь, говорю:
— Родная, ты сможешь выбраться отсюда, когда ко мне вернётся вся память.
Она удивлённо поднимает на меня взгляд. Прости, прости, но правда больше не моя союзница…
— Откуда тебе это известно? — подозрительно щурясь, спрашивает она.
— Я так чувствую…
А что я могу ей ответить? Что я лгу, что чувствую совсем другое? Что истина больше не даёт мне жизнь, что ложь снова вошла в моё естество?
Нет, этого нельзя ей говорить.
Наверно. Но, может, я ошибаюсь...
Тогда эта ошибка дорого обойдётся.
Она молчит. Она снова наблюдает. За собой же.
Нельзя вечно раскалываться надвое, родная… И даже если ошибаюсь, я должен сделать то, что должен…