На теле реки

Она помнит только войну, тянущуюся так невыносимо долго, и леса, и грязь, и как колотит от холода, и как выворачивает наизнанку желчью - от переутомления, и как грязная одежда липнет к телу, когда лежишь на дне оврага в липкой каше перегноя и надеешься, что тебя не найдут. Все те вещи, которые забываются, падают в глубокий каменный мешок где-то в её животе, а потом кровью выходят наружу, скручивая внутренности болью. "Моё тело избавляется от хлама," - беззвучно констатирует она. "Моё тело избавляется от хлама". Хлам разный, ценный и не очень: история Хогвартса и правила поведения за столом, "Энервейт", адрес больницы Святого Мунго, подарки за прошлый день рожденья, таблица спряжения глаголов, имя мамы, собственный голос. "Я не ведьма", - повторяет она молча. Раз за разом. Что-то про грязнокровку, да, что-то про грязнокровку - и её снова скручивает. Кровь и грязь, грязь и кровь. Так будет, пока не умрёшь, заберись в нору, сжимай зубы, стискивай, чтоб не тряслась челюсть. С тем треском, с которым ломается палочка, с тем стуком, с которым падает - уже не любимое - тело. Потому что - только тело. Она переждёт тут, если не вынюхают, она перетерпит и снова побежит. У лесов должен быть конец. У всего должен быть конец. Гермиона. Как-то так. Очень похоже. "Гермиона", имя, которое кто-то произносил неправильно. Как произносил? Как оно произносится? Она подгребает листья, заворачивается в них, она всё ещё человек, но гораздо меньше - голод истончает её, может, всей плоти только и осталось, что налипшая на кости грязь. Она забывается чем-то промежуточным между сном и обмороком и просыпается от шороха. Он размеренный, приглушённый, шаги и длинный шелест, как будто идёт человек, а за ним - змея, везёт брюхом по листьям. И тогда она застывает в ужасе абсолютного осознания. (Это всё. Ничего больше не будет. Никогда больше не будет). Тогда дыхание прекращается, уползает далеко-далеко в горло, останавливаются зрачки. Животное притворяется мёртвым. Животное объявляет всем телом "не ешь мертвечину, не тронь несвежего мяса". Но тот, кто достаёт её из листьев - не змея и не мужчина. Тот, кто достаёт её из листьев, говорит: - Гермиона. И говорит верно, так, как нужно, так, как никогда не сумеют другие. Потому что каждое слово, сказанное этими губами - такое, какое должно быть, такое, каким существует. Таким голосом называют мир - и только тогда появляется мир. Ибо назван. И Гермиона становится Гермионой, всё ещё мёртвой, но целой. - Ты женщина и ты ведьма, - говорит голос весело. И это самые большие и самые важные слова в этом мире. Круглые. Правильные. Как камни, падающие в воду. Как земля. Как чрево. Как сам голос. Женщина держит Гермиону на руках, нежно, как ребёнка. Но Гермиона мертва и голова у неё откинута, глаза раскрыты, она видит только лес-лес-лес и не видит женщины, а увидеть важно, невозможно важно. Она пытается ожить, завести тело обратно. Но женщина нежно укачивает её и закрывает её веки осторожным прикосновением. - Шшшшш, пока рано, милая, позже. И уносит мёртвую Гермиону по листьям куда-то ужасно далеко, в другое, настоящее, произнесённое ею место. * * * Это Авалон. Первое слово. Он прячется в тумане, округлый и совершенный - как спокойствие, как жизнь. Как Нимуэ. Второе слово. Их лелеют внутри, вынашивают до нужного срока. Гермиона ничего не говорит, только живёт. Ходит по траве босыми ногами, помогает Нимуэ плести туман, спит на каменном жертвеннике, который мягче для неё, чем воздух. Так надо, так правильно, нельзя перестать быть мёртвым в мгновение, это дорога долгая, медленная. Безмолвная. А живыми на Авалон не приходят, особенно из такого далёка. У Нимуэ глаза синие, смеющийся рот. Нимуэ та, кто даёт жизнь, ей нельзя отбирать этого дара. В полночь она ведёт Гермиону в пещеру, руки её лепят из глины существ, странных и холодных, пускают играть в воду. Гермиона же зовёт их, учит заново звуки, только звуки, напевает бессловесно. Они тянутся к ней, прижимаются к ладоням лобастыми головами, ласкаются. Гермиона целует их, и они затихают. Возвращаются в глину. Губы её полны нежности, губы её - проводник. Из воды вышел, в воду и уйдёшь, глубоко-глубоко, спать. Смерть не страшная, она женщина, она ведьма - с мягкими руками и поцелуями, с монетами на глазах, с туманом, с "обмой моё тело, очисти меня от всякого греха и боли". Как жизнь, только тише. Нимуэ обнимает Гермиону, её узкую спину, и Гермиона откидывает голову назад, на гладкое плечо - это объятия всех матерей мира, утверждающие дом и любовь. Ничего не надо бояться, никуда не надо спешить. - Смотри, - говорит Нимуэ и склоняется с Гермионой над колодцем, не выпуская её из рук. Там, в воде, мужчина. Большой и тяжёлый. Плащ его вызывающе красен, а лицо вызывающе молодо. Плоть, рождающая боль, кровь и грязь. Плоть, чужая, полнокровная. Зверь рода человеческого, идеальное племенное животное. Ярость, страсть, грубое рокочущее веселье. Гул рога в лесу, погоня. Преследователь. Убийца и охотник. - Что ещё ты слышишь? - спрашивает Нимуэ шёпотом. Власть - звоном кубков, проливается терпкая влага, липнет. Золотой венец на золотую голову, но и золото очень липкое, сколько раз купали его в крови? Шум толпы, ликование, потные тела сталкиваются в поединке. Звякает железо, трещат кости, стучит сердце, мерно, как молот. Жизнь хочет жизни. Быстрой, острой, жаркой. Прогореть, как факел, но быть самым ярким, но быть самым сильным, обнимать так, чтоб кости трещали, загнать на самый край земли, затравить собаками, вогнать копьё в самое сердце. - Это принц, - говорит Нимуэ. - Я создала его. Голос её горд, красиво, красиво вышло, никто не сумел бы лучше. - А ты заберёшь, Гермиона. Они смотрят на него. Королей, в жертву надо приносить королей. Чистая кровь ходит по жилам, сквозь самое сердце, бросается в голову, ведёт, кружит, ищет выхода - пора её отпустить, к истокам, к началу, к воде, жаждущей завершенья круга. Гермиона возвращается в тихую свою безмятежность, горло её вибрирует звуком, глубоким "Мммм", протяжным "Аааа". Принц в воде дёргается, прислушиваясь, лицо его выражает тревогу, беспокойно движутся пальцы, смыкаются, пытаясь найти на боку рукоять меча – тщетно, время пира, здесь не место оружию. - Но сначала ты научишься говорить. - Пальцы Нимуэ легонько касаются воды, пробегают по лицу принца, и он дёргается, вскидывает сильную шею. - Артур. Запомни - Артур. И Гермиона получает третье слово. Скоро она заговорит.