Роль

                    Это было бесчеловечно – то, что мне пришлось пережить за пару недель до конца августа, в один из тех серых, чуть тепловатых дней. Для меня, снимавшегося до этого только лишь в одной-единственной сцене в Кофейнике, совершенно не подготовленного морально к такого рода эмоциональным нагрузкам, - это было откровенно бесчеловечно.       Пожалуй, я начну сначала.       «В первой части всего три сцены в столовой, представь себе» - говорила мне до этого Инна, и я отвечал, что мне казалось, их больше. «Нет, всего три» - вздыхала Инна обречённо, - «но снимать мы их будем в один день. Это будет день, после которого мы все на время перестанем быть похожи на людей…»       И она, очевидно, оказалась права. В обстановке, которая там царила, действительно запросто можно было утратить человеческий облик. Как минимум человек двадцать гримеров и костюмеров. Как минимум человек пятнадцать операторов. И семьдесят пять человек актёров. Осознайте! Над всем этим, мужественные как скалы и готовые самоотверженно нести свой жребий до самого конца – Андрей, Мариам, Лука, Инна и Глеб.       Подготовка началась с восьми утра, и локация, необъятная на первый взгляд, со стороны входа вся испещрилась тонкими черными хвостиками проводов бесконечной аппаратуры. Десятки стоек поддерживали массивные камеры, по двум углам было установлено что-то на подобии вышек, своей металлической конструкцией напоминающих фрагменты строительных лесов. Бесконечные провода черной запутанной паутинкой сходились к единственной «базе», где на шаткий деревянный кухонный стол водружено было в этот раз аж три монитора.       Часов с десяти начала работать кухня. Полноценно работать, приготавливая полноценные три трапезы на полноценную среднюю школу. Прямо вот… со всеми делами…       Примерно в это же время начали подтягиваться актёры, единицами и пятёрками, потом десятками, их сразу же отправляли на первое перевоплощение. В одном из просторных классов была организованна «переодевалка» если, конечно, позволительно употребить столь просторечное слово по отношению к месту одного из этапов превращения Наружних парней в жителей Дома. Здесь на школьных партах были по возможности осторожно распределены предметы одежды для каждой из групп, находившиеся под чутким контролем костюмеров. В соседнем классе орудовали кисточками гримеры. Несчастная Сона перемещалась между всем этим, стараясь контролировать сразу всё.       Подготовки шли пару часов точно. Пока актёров подгоняли под нужные образы, операторы проверяли и перепроверяли аппаратуру, режиссеры и сценаристы сверялись и пересверялись в сценарии, расположении кадров, расписании работы и процентах готовности. И дико нервничали по любому поводу.       Сама площадка же оказалась очень просторной и походила на мрачную пародию столовой Хогвартса. Такие же ряды прямоугольных столов, только куда короче и куда сдержанней, а вместо золотистого сияния – бесконечное множество бело-серых квадратиков кафеля, сдержанно отражающего дневной свет, который в огромных количествах проникал сюда из высоченных наивнушительнейших окон, тянущихся едва ли не до самого потолка. В общем и целом, ровно что-то похожее было в моей предыдущей школе; что-то похожее, надо думать, представляли из себя многие столовые общеобразовательных школ.       Но всё это не суть как важно! А важно то, что когда где-то в двенадцать утра всё оказалось уже готово, и мы все, подгоняемые усиленным с помощью микрофона деловым голосом Андрея, заняли свои места... Когда две сурового вида женщины в белых передниках и синих шапочках невозмутимо принялись разносить порции самого классического столовского питания, толкая перед собой грохочущие и поблескивающие массивные металлические тележки... Когда Андрей скомандовал «Начали»… Я вдруг не поверил своим глазам. Пять длинных столов, собранных из нескольких коротеньких, стояли скучными прямоугольниками параллельно друг другу, а за ними… я не верил… жители Дома! Цветастые пятна крысиных волос, белые рубашки Фазанов, детские слюнявчики поверх черных бадлонов Птиц, и… всё-всё-всё вокруг меня!.. Я не мог поверить! Я был там! Я был в Доме! И меня это потрясло! Я понял это неожиданно и с непривычки забыл обо всём, с открытым ртом тупо озираясь по сторонам.       - Эй! – вдруг услышал я сердитый шёпот едва ли не прямо у себя над ухом. Резко повернул голову и увидел справа от себя совершенно незнакомого парня.       «Горбач» - с первого же взгляда с изумлением понимаю я.       - Хватит глазеть, - многозначительно шипит он, - мы в сцене!       - А! Точно! – мгновенно спохватываюсь я, разворачиваясь к столу.       Как раз в этот момент тележка доезжает до нас и показная буфетчица невозмутимо продолжает разливать по тарелкам полупрозрачный суп и протягивать нам. Довольно улыбнувшись, я бодро потираю ладони и принимаю тарелку. Пока у меня абсолютное ощущение, будто я реально приехал сюда пообедать, и не более.       - А где операторы? – шепотом спрашиваю я у соседа.       - Нас сверху снимают, - невозмутимо отвечает тот, не поднимая головы, принимаясь ложкой осторожно помешивать суп, - не должно быть операторов в кадре. Там камеры под самым потолком, ты что, не обратил внимания?       До меня доходит, и сразу же хочется обернуться и посмотреть.       - Сиди смирно, - угадав мои мысли, строго говорит актёр, играющий Горбача, - потом насмотришься.       «Горбач» - это всё, что я пока о нём знаю, видя впервые в жизни, притом уже в образе. Ошибиться в этом отношении невозможно - угольные соломинки лохматых волос, смуглая кожа, широкие скулы, грубоватой картошкой нос, большие губы и темные-темные глаза. Да и горб тоже на месте. Уж не знаю, настоящий ли, но в любом случае весьма убедительный. Я не в курсе, как умудрился не сразу обратить на этого парня внимание, сидя настолько близко.       - Так, хорошо, - вдруг в микрофон разносится голос Андрея, так внезапно, что я испуганно дергаюсь, - снимаем теперь по отдельности группы. Фазаны, давайте с вас начнём.       И тут же появляются недостающие доныне операторы, поспешно располагаясь вокруг фазаньего стола. Очевидно, там они задержатся, ибо повествование на данном этапе ведётся от лица Курильщика, который прямо сейчас в почетной белой рубашке восседает не иначе, как среди Фазанов.       - Все остальные – вы на заднем плане, - многозначительно сообщает Андрей в микрофон, - делайте вид, что кушаете. Но только делайте вид! У вас по одной порции на все дубли. И, пожалуйста, не выходите из образов! Всё, работаем.       Я сосредоточенно выдыхаю и, развернувшись вперёд, поднимаю голову. И тут спохватываюсь, что вообще как-то не успел обратить внимание на родную стаю, разглядывая всех остальных… даже стыдно немножко…       Ослепительный белобрысый Лорд Томас, сидящий прямо напротив, со второго раза такого впечатления на меня уже не оказывает. Черного я тоже знаю – его настоящее имя Никита и он был среди массовки в Кофейнике. Я не упомянул его, потому что очень замотался со всем этим сценарием, перенервничал, и так далее… Но мы с ним знакомы. Парень куда более приятный, чем его персонаж.       Марк… был прав. Лысина решает. Лысина, недовольный усталый взгляд и пластиковые руки, которые всё-таки как-то ему закрепили. Я проглатываю ком в горле и отвожу взгляд. Ещё один ком встаёт при виде Стёпы, чьё столь безобидное имя я до сих пор не мог вспоминать без смеха. Но вот прямо сейчас желание смеяться как-то само собой исчерпывается… бело-синеватый оттенок кожи, кажущийся ещё более нечеловеческим за счет черноты длинных волос (притом это не парик! У Стёпы на самом деле длинные черные волосы чуть ниже плеч, просто в прошлый раз они были кудрявыми и чистыми, безобидно пушились истончающимися кончиками, а теперь выпрямлены, залачены и зачёсаны в колтуны). И серые сплошь глаза, бывшие некогда светло-зелёными.… Я смотрю на него неотрывно, с приоткрытым ртом… и в какой-то момент он это замечает и не сдерживает улыбку.       - Ну что, Шакал? – негромко произносит он, повернув голову в мою сторону (я даже не могу сказать «глядя», потому что от его вида не возникает ощущение зрячести!) – тебе все ещё смешно?       Я восторженно улыбаюсь.       - Нет, вожак, - отвечаю выразительно, - уже не очень…       Степа во весь рот весело улыбается, что не столько портит его образ, сколько придаёт ему ещё больший эффект...       - Снято, - снова прерывает мои мысли голос Андрея. Микрофон странным образом превозносит этот самый голос, создавая комичное впечатление, будто нами руководит нечто свыше, - дальше поехали. Крысы.       Я на секунду разворачиваюсь и наблюдаю, как камеры перестраиваются на Крыс, устанавливая стойки со стороны фазаньего стола, так что мы всё-ещё оказываемся на заднем плане.       - Мя! – слева от меня звонко и возмущённо восклицает Вовчик – наш семимесячный Толстый, сынишка Светы, который, должен отметить, до этого момента держался весьма терпеливо для своего возраста.       - Тихо, - горит ему Артём, прикладывая палец к губам, - мама скоро придёт. Посиди ещё чуть-чуть.       И тут позади меня вдруг раздаются совершенно чудовищные звуки! Звон посуды, грохот ударов об стол и совершено нечеловеческие крики, похожие на завывания мартовских котов. Глаза мои расширяются.       - Не оборачивайся, - строго напоминает мне «Горбач» - для нас это обычное дело.       - Что там происходит? – шёпотом спрашиваю я.       - Всего лишь Крыс отдирает от стола вилку, - с усмешкой отвечает Томас, сидящий лицом ко мне, и имеющий возможность украдкой наблюдать за процессом съёмок, - всё по канону.       Я истинно облегченно выдыхаю. Но тут вопли слегка притихают, и за моей спиной раздается звонкий смех.       - А это кто ржёт? – как дурак спрашиваю я недоумённо. Конечно, жаль, что досталось такое неудобное для наблюдения место…       - Рыжий, - вторя усмешке Томаса, отвечает Никита, - кто же ещё?       Я тоже улыбаюсь. Крысы такие Крысы…       - Хорошо, молодцы, - соглашается со мной Андрей, - снято. Птицы дальше. Все готовы?       Птичий стол прямо за нами, и я с радостью обнаруживаю, что со своего места уже могу слышать приглушённые диалоги.       - Обижаете, господин режиссер, - слышу я театрально тягучий наигранный голос Гарсевана и не могу сдержать широченную улыбку, - мои Птички всегда готовы…       - Молодец, - насмешливо отвечает ему Лука, - ребят, все помнят, кто что делает?       - Я жую динозавра, - невозмутимо отзывается низковатый голос.       - Да, с тобой всё понятно, - вновь произносит Лука, - а ты у нас?..       - Лью суп в горшок…       - Ты льёшь суп в горшок, ты завязываешь слюнявчик, ты протираешь листики…       - Да, салфеточкой…       - А ты, Ангел?..       - Я просто ем, держа ложку двумя пальчиками…       - Да, супер, глаза закатить не забудь.       - Все будет сделано на высшем уровне, - вновь подключается к диалогам Гарсеван.       И в этом сомневаться не приходится. Актёры, сидящие сейчас в этом зале, делятся на профессиональных, то есть тех, кто занимается театральным делом не первый год, и не профессиональных, которые либо вообще никогда нигде не занимались, либо занимались совсем чуть-чуть (вторые здесь весьма малочисленны, в основном они все в другом составе, из первого выпуска). Ну, так вот, насколько мне известно, среди Птиц, так же как и в Четвёртой, все без исключения актёры профессиональные. Так что там намечается то ещё шоу…       Следующие минут десять снимают Птиц. Мне жуть как хочется обернуться и понаблюдать, но нельзя, и я просто молча кушаю, стараясь не выходить из образа, что не так просто, ибо вид окружающих меня живых персонажей романа никак не даёт сосредоточиться решительно ни на чём…       Тем временем малыш Вовчик снова начинает терять терпение.       - Мяя-я! – протяжно и громко хнычет он.       - Тихо, - повторяет свой манёвр Артём, придвигая к себе пластмассовую детскую тарелочку, - супчик будешь кушать?.. – он сосредоточенно разминает в тарелочке фрикадельку…       - Снято, - в очередной раз объявляет Андрей, - дальше поехали. Четвёртая, камеры на вас! Готовы?       И тут меня как будто током шарахает. «Блин!» - судорожно думаю я, вытянувшись по струнке смирно, - «блин-блин-блин!»       - А что нам нужно делать? – в панике спрашиваю я играющего Горбача соседа.       - Полагаю, общаться… - неуверенно отзывается тот.       - О чём? – не унимаюсь я, - что говорить?!       - Что угодно, - со своего места встревает Стёпа, - насколько я понимаю, диалоги здесь не важны, раз нет сценария…       - Обсуждаем какие-нибудь актуальные для Четвёртой темы… - не отрываясь от своей тарелки, подтверждает Томас.       Я тоже берусь за ложку, но паника не отступает. Так… актуальные для Четвёртой темы... Что может быть для них актуальным?! Что мне говорить?!       «Табаки!» - в панике обращаюсь я к герою, что сидит у меня в голове,- «помоги мне!»       И тут случается то, что довольно сильно меня возмущает и сердит.       «Ещё чего!» - категорично отзывается на мою просьбу Табаки, - «Это ты сам решил меня пародировать, так что удачи!»       «Но ты же знаешь, что говорить!» - не веря своему сознанию, возмущаюсь я.       «Знаю» - злорадно скалится Шакал, - «Но я не обязан тебе чуть что помогать!»       А, ну да конечно! Как истерики закатывать по любому поводу, так всегда пожалуйста, а как только мне нужна его помощь…       - Придурок чертов! – сердито фыркаю я, уже вслух.       - Что? – озадаченно переспрашивает «Горбач».       - Ничего, - отзываюсь я, внезапно растягивая рот в широченной весёлой улыбке, и вскидываю голову, подставив камерам профиль, - почему я всё должен делать сам?! – с улыбкой спрашиваю я, глядя на соседа.       - Ты в своём уме, Табаки? – не выходя из образа, интересуется тот.       Краем уха слышу, как слева от меня Артём пытается накормить Вовчика супом, но тот явно не в настроение и продолжает коротко мявкать, уворачиваясь от ложки.       - Разумеется! – бодро отвечаю я, поворачиваясь к остальным, - как продвигаются тренировки, Черный?!       Никита поднимает голову и изображает на лице недоумение.       - Какое тебе дело до моих тренировок? – так же, не выходя из образа, спокойно отвечает он.       - Потому что это ты из-за них стал таким сердитым, - уверенно заявляю я, - а душевное спокойствие и благополучие стаи - это в том числе моя забота! Лично я порекомендовал бы тебе лучше заняться искусством, раз уж тебе некуда себя деть. Рисованием там или музыкой. И не налегай на еду! Ты и так большой.       - Отвали, будь добр, - устало хмурит бровь наш Черный, - я как-нибудь без твоих советов, если ты не против.       Тем временем «Горбач», повернув голову в другую сторону, уже что-то обсуждает с «Лэри», которого я, клянусь, реально не заметил! За горбом моего соседа его было вообще не видно, да и сейчас не видно тоже, только неразборчивые реплики…       - Молодцы, - как всегда внезапно раздаётся голос Андрея, уже без микрофона.       Так и не успев больше ничего ляпнуть, я поворачиваю голову и вижу, что Великий-и-Ужасный, покинув свой пост, лично на всех порах подбегает к нам.       - Молодцы, снято, - произносит он, останавливаясь напротив Марка, сидящего «во главе» стола, - теперь снимаем отдельно Сфинкса, - объявляет он, заглядывая в ближайшую камеру, - вот так, в принципе очень хороший ракурс только чуть-чуть левее. И подальше, Курильщик на него всё-таки смотрит издалека, где-то половина стола Четвертой должна быть в кадре… вот так… Они вместе с оператором настраивают камеру, Лука стоит позади, мы все ждём.       - Значит так, Четвёртая, не расслабляемся, Псы, вы на заднем плане, тоже не расслабляетесь, остальные тихо! Не мешайте! Марк, слушай меня, это должен быть взгляд прямо в камеру, но не очень буквальный. Понимаешь, о чём я говорю?..       Марк кривит лицо, явно не очень понимая.       - И как я должен смотреть? – спрашивает он.       - Как ты всё утро на всех смотришь, - не задумываясь, отвечает Андрей, - твой обычный, устало-суровый взгляд. Он очень подходит.       Марк недовольно хмурит брови. Андрей отходит и пристраивается за камерой, освобождая ракурс.       - И это должно быть в контексте, - не отрываясь от экранчика камеры, говорит он, - как будто ты просто общаешься со стаей. Скажите ему кто-нибудь что-нибудь!       - Эй, Сфинкс! – мгновенно реагирую на это указание я.       Марк поворачивает голову в мою сторону, и я понимаю, что это именно тот взгляд, который нужен… прям дрожь берёт…       - Чего тебе опять, Шакал? – произносит он.       - Хорошо, и теперь плавно голову на камеру… - очень сосредоточенно произносит Андрей, и Марк поворачивает на него лицо, едва прищурив сердитые глаза. Пару секунд они оба выжидают, - Снято.       Сказав так, Андрей тут же выпрямляется и, не задерживаясь более возле нас, разворачивается и кричит через всю площадку, без микрофона заглушая всеобщий галдёшь:       - Как там кадры с Курильщиком? – а сам уже топает, обходя столы, к участку Фазанов.       - По-моему, очень даже! – кричит ему в ответ Инна, вместе с Глебом снимающая всё это время Сашу, - нам нравится…       Андрей задерживается ненадолго возле «Фазанов», переговариваясь о чем-то с членами своей команды и с самим Сашей, после чего возвращается на пост и, схватив оставленный там микрофон, для всех начинает вещать:       - Ну, ребят, вроде бы эту сцену мы отсняли всю целиком, - сообщает он, - я бы хотел вас похвалить, но боюсь, что ещё рановато, так как впереди у нас сегодня ещё очень много работы. А сейчас мы объявляем часовой перерыв на то, чтобы каждому из вас переодеться. А некоторым даже и перекраситься! Пожалуйста, ребята, не затягивайте с этим, нам нужно работать очень оперативно и ещё очень много успеть. Всё, а теперь я прошу всех покинуть локацию и жду вас переодетыми через час. Свободны, друзья мои…       Тут же поднимается гул, со всех сторон актёры начинают постепенно вставать со своих мест и маленькими толпами стекаются в направлении выхода.       - Повезло в этом отношении Фазанам, - с улыбкой беспечно произносит играющий Горбача сосед, чьё имя мне пока так и не довелось узнать, - им и переодеваться не надо…       - Перекраситься? – недоуменно комментирую я слова Андрея.       - Да, - отвечает мне актёр, который, судя по всему, ничуть этому не удивился, - у некоторых Крыс волосы покрашены мелками. Знаешь, специальные такие, для волос. Они смываются простой водой, ну, в крайнем случае, шампунем. Их сейчас им смоют и перекрасят в другой цвет.       - Вау… - удивляюсь я, - оперативненько…       Вовчик без устали хнычет и причитает. Артем осторожно берёт его на руки, но он и не думает успокаиваться.       - Мяя-я! – кричит он.       - Мама здесь! – восклицает Света, подбегая к нам, сопровождаемая звонким цоканьем собственных каблуков, - мама здесь, - повторяет она, забирая малыша у Тёмы, - ты мой хороший, целый час так тихо сидел без мамы, почти не хныкал… - воркует она под возмущённое хныканье сынишки, покачивая его на руках, - ты умница, Тёма, - уже своим голосом обращается она, подняв голову, - отлично с ним справился.       - Да что вы! - Артём довольно улыбается, - замечательный ребёнок!       - Да, мы такие… - ещё шире улыбается Света, опустив голову к Вовчику, - мы такие тихие-спокойные…       Я глубоко умиляюсь этой сцене, но тут мой сосед встаёт и начинает неторопливо ковылять к выходу, тем временем как очень многие даже из наших уже покинули локацию. Я тут же отъезжаю от стола и еду за «Горбачом».       - Спасибо тебе за помощь, - поравнявшись с ним, от всей души благодарю я, - я так растерялся с непривычки, сам бы не справился…       - Вообще не вопрос, - отвечает он, останавливаясь и поворачиваясь ко мне лицом, - ты отлично справился, я вообще не при чём.       В ответ на эту похвалу лишь довольно улыбаюсь.       - А ты чего в коляске-то до сих пор? - обратив на неё внимание, беспечно интересуется актёр, - встал бы, не в сцене же…       - Цыц! – резко цыкает на него Артём, как раз проходящий мимо и уловивший эту часть диалога.       - Да ладно, - звонким голосом отзываюсь я Тёме вслед, насмешливо улыбаясь, - я думаю, каждый из наших должен об этом спросить. На счастье.       К этому моменту «Горбач», уже и сам начинает догадываться, в чём дело.       - Что, настоящий колясник?.. – осведомляется он виновато.       - Ага, - невозмутимо киваю я.       - Что ж, виноват, - столь же невозмутимо произносит собеседник.       - Вообще не проблема. Я Серёжа, - протягиваю руку своему новому товарищу по кадру.       - Мехак, - отзывается тот, пожимая мою ладонь.       - Как? – недоумённо переспрашиваю я.       - Ме… - хотел, было, повторить имя он, но тут же осёкся, - неет, я не отвечаю на такие вопросы!.. Как-Мехак, знаешь ли…       Я смеюсь, а потом спрашиваю:       - Что, тоже армянское?       - Да, - подтверждает… Мехак (должно быть, со временем я привыкну и к этому имени…) – армянское. Я из Еревана.       - А-а-а… - уважительно протягиваю я, кивая, - да, точно, у тебя же даже акцент… я не обратил внимания.       Мехак улыбается.       - Это мне ещё, можно считать, повезло с именем, - многозначительно уверяет он, - есть такое армянское имя, как Панос. Через «А»!       С этого осознания меня выносит мгновенно! Имена вообще моя больная тема, а тут ещё такое… Я просто с места начинаю дико ржать, хотя сам Мехак ещё держится.       - А означает оно «удивительный», представь себе! – перекрывая одновременно и мой смех, и собственный, продолжает он, - «чудесный»…       Я захожусь с новой силой, надрывая живот, Мехак не выдерживает и хохочет вместе со мной. В общем, следующие пару минут мы просто тупо угараем. Как бешеные. Откровенно ни над чем. Даже стыдно немного, ведь не маленькие уже, а Мехак вообще выглядит едва ли не старше двадцати... Но мы решительно ничего не можем с собой поделать!       - Эй, парни! – в конце концов окликает нас кто-то из операторов, - освобождаем локацию, всех же просили…       Все ещё дергаясь в беззвучных смешках, я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что мы едва ли не последние, кто всё ещё торчит в опустевшей столовой, среди собирающих посуду женщин в передниках и снимающих процесс сбора посуды операторов.       - Да, точно, - выдыхает Мехак, вытирая проступившие от смеха слёзы, - что-то мы задержались. Пойду-ка я раздобывать другой свитер для Горбача…       Он разворачивается и идёт.       - Ага, - ровно таким же пришибленным голосом отзываюсь я ему вслед, - я догоню... Приятно было познакомиться!       - Взаимно! – Мехак исчезает в дверях.       Стараясь не думать о чудесных армянских именах, я быстро перевожу дух, и лишь только потом, окончательно успокоившись, начинаю ехать к двери, думая о том, что чтобы переодеться из одного прикида Табаки в другой, часа может и не хватить…       И я был уже почти у выхода, когда внимание моё привлекла совершенно посторонняя сцена: в паре метров от режиссерского стола, на который было водружено три массивных экрана, напротив друг друга стояли Андрей и Марк, а чуть в стороне Лука. Мне стало интересно, какое такое дело может быть к Марку, что целых два режиссера в такой сумасшедший день отдельно нашли на него время. И я останавливаюсь, внимательно прислушиваясь.       - Ну, как тебе в них? – сосредоточенно спрашивает Андрей, задирая рукав футболки Марка и разглядывая протезы.       - Отстой, - не задумываясь, отзывается Марк, - крепления ребра стягивают, дышать невозможно. И они тяжелые.       - Понятно всё с тобой, - ничуть не расстроившись, невозмутимо отвечает Андрей, - смотри теперь, какую штуку покажем…       С этими словами он берёт одной рукой пластиковую шарнирную кисть, а другой локоть, и осторожно поднимает протез, как если бы Марк вытянул вперёд руку.       - Лука, - подзывает Андрей, придерживая эту конструкцию в таком положении, пока Марк терпеливо стоит на месте с абсолютно равнодушным видом.       Лука поспешно делает два шага вперёд, встав на одной линии с Марком, и точно так же вытягивает вперёд ту же руку. И только тогда я, наконец, замечаю, что на левую руку его надета длиннющая тканевая перчатка, от кончиков пальцев, до самого плеча, вся черная, с белыми отметинами в местах суставов.       - Включаю, - объявил Андрей и отпустил протез, который даже после этого так и остался в протянутом положении.       И тут случилось то, от чего я, откровенно говоря, обалдел. Для начала Лука просто согнул пальцы запечатанной в перчатку руки. И в этот же миг, с задержкой разве что на полсекунды, с приглушенным механическим скрежетом согнулись пластиковые пальцы протеза!! Марк резко дернулся, словно ошпаренный, и испуганно заморгал, рот у него открылся как у щелкунчика.       А Лука плавно присогнул руку и подвигал локтевым суставом взад-вперёд. Протез в точности повторил его движение, всё с тем же тихим механическим звуком. Марк стоял, тяжело дыша, и полным ужаса взглядом неотрывно смотрел на пластиковую руку как на что-то вдруг ожившее.       - О*уеть, - в конце концов коротко и выразительно выдохнул он.       - Тихо-тихо-тихо, - тут же отреагировал Андрей, не сдержав довольной улыбки, - полегче с выражениями.       - Да, я… - Марк хватает губами воздух, бесконечно моргает и всё никак не может прийти в себя и связать двух слов, - так не бывает… - только и выдаёт он в конечном итоге.       - Здрасте! – с весёлой улыбкой отзывается Андрей, нажимая кнопку на маленьком пульте у себя в руке, - а как, по-твоему, движения персонажей в компьютерных играх записывают? Те же самые технологии…       Протез так и остаётся в протянутом положении, хотя движения Луки больше не повторяет. Очевидно, тест окончен, и Лука свободной рукой неторопливо стягивает с себя перчатку.       - Оно, конечно, не в точности как живая рука двигается, - продолжает Андрей, - там и пальцы не до конца сгибаются, и запястье очень малоподвижное… но нам этого более чем достаточно! Мы не так уж и часто будем этой функцией пользоваться, но сегодня хотим попытаться заснять, как ты с их помощью кушаешь, - в конце концов, с умным видом объявляет Андрей, и я даже со своего места вижу, как глаза Марка округляются от ужаса.       - Доверяешь мне? – многозначительно хихикает Лука, хлопая его по плечу.       - А… - вместо ответа невнятно протягивает Марк, который, по-видимому, не в том состоянии, чтобы адекватно отвечать на вопросы. Далеко не в том…       - Серёжа, хватит глазеть уже, - даже не глядя в мою сторону обращается вдруг Андрей, осторожно опуская вытянутый протез вдоль туловища Марка, - ты думаешь, за две минуты переоденешься?       Я замираю от неожиданности и растерянно хлопаю глазами. Марк, по-видимому, тоже сильно удивлен моему присутствию. Но вот он поворачивает голову и смотрит на меня… Смотрит так, что я выезжаю из зала просто мгновенно! На предельной скорости выезжаю!..       Я что-то там говорил о бесчеловечности в начале повествования? Так вот, я как раз к этому подбираюсь! Но прежде, я думаю, вам было бы интересно узнать, как я познакомился с Крысиным вожаком! То есть, разумеется, с актёром, его играющим. Правда, выяснилось, что я уже оказался с ним почти знаком. Помните парня, который был среди компании основных персонажей перед крыльцом, в день неформального общения? Я еще охарактеризовал его «круглолицым». Так вот, это он и есть.       При переодеваниях я почётно оказался среди тех актёров, к внешнему облику которых уделено было отдельное внимание. Намечалась у нас сцена прозрения Курильщика, так что все вожаки должны были выглядеть как можно более характерно. До крайней степени характерно! Переодеванием их занималась в том числе сама Сона, которая в тот день и в той атмосфере оказалась откровенно нарасхват! Каким таким боком я оказался в числе этих приоритетов, ведь Табаки никакой не вожак? - спросите вы. Да, я тоже этого не понял, но, должно быть, всё дело в том, что внешний вид Табаки всегда неотразим и всегда в приоритете, независимо от сцены?       - Так, ну вот есть ещё такой плащ… - сосредоточенно протягивает одна из костюмеров, накидывая очередной кожаный плащ на шею Гарсевана, - ворот как у графа Дракулы… как вам?..       - Шикарно, - не задумываясь, с беспечной улыбкой отзывается сам Гарсеван, вскинув подбородок, - ворот как у Дракулы, рога как у Малефисенты и посох как у Гендальфа. По-моему, идеально.       - Дурак, - смеётся Сона, после чего делается снова серьёзной обращается коллеге – ворот сам по себе ничего, - скривив лицо, выводит она, - но с длинными волосами никак адекватно не будет смотреться. Мы не сможем их так уложить…       Женщина покорно опускает плащ.       - А, может, знаете что, может реально меховушку на шею?… - Сона подскакивает к Гару и принимается примерять на него взятые со стола предметы.       - Меховушка, - весело скалится актёр, - это как у Ночных Бабочек в Нью-Йорке двадцатого века...       - Гар, а ты не мог бы заткнуться и не мешать нам работать?       - Для тебя - всё, что угодно, Сона.       - Спасибо.       Мы с «Рыжим» молча наблюдали за этой чудной сценой. Он сидел на подоконнике прямо рядом со мной – в фиолетовых штанах с театральными нарочно заметными заплатками, с опущенными подтяжками и без рубашки, с голым загорелым торсом, в круглых зелёных очках. Сидел в раскрепощённой позе, выпрямив одну ногу и согнув другую, опустив на колено расслабленное запястье. И выглядел идеально! Зубочистки в рот недоставало.       - Гарсеван зараза, - приглушённо сказал он, - клоунада – это мой образ! А он так изощряется, что мне почти совсем ничего не остаётся…       Я хихикаю над этой фразой. Потом выжидаю пару секунд, для приличия…       - Меня зовут Серёжа, - уже в который раз за последнее время сходу представляюсь я. Это уже как-то совсем привычно для меня стало. По много раз на дню всем представляться…       - Совершаешь ошибку, Серёжа, - вместо того, чтобы представиться в ответ, поучительной интонацией сообщает мне собеседник, - никогда не пытайся познакомиться с человеком в цветных очках.       Многозначительная пауза, во время которой я несколько пренебрежительно поднимаю брови.       - Потому, что он может оказаться кем угодно, - с этими словами мой собеседник наклоняет голову и медленно демонстративно снимает очки, после чего поворачивается ко мне, - вот теперь я готов общаться.       При виде его лица, меня сразу же осеняет, просто мгновенно!       - Ой! – не выдержав, восклицаю я, - так мы ж с тобой виделись!       - Вот и я о том же, - с улыбкой произносит парень, мгновенно переставший до такой уж прямо степени походить на Рыжего, - но в очках ты бы меня так и не узнал…       - Возможно… - честно соглашаюсь я.       - Я Сёма, - улыбается он, и улыбка его теперь кажется весьма даже светлой и безобидной, - Семетей. Это пока без очков. А в очках Рыжий. Очень удобно, между прочим. Вкл-выкл….       Я понимающе киваю. Действительно удобно, если так подумать...       - В них всё по-другому, - со вздохом произносит Семетей, надевая очки обратно. Не глядя больше на меня, он чуть повышает голос и через комнату обращается к костюмерам, - прошу прощения, вы велели мне о себе напомнить, если про меня забудут… я напоминаю.       - Да, никто про тебя не забыл! – ворчит Сона, подбегая к нам и становясь напротив Семы, - тебе, теоритически, вообще можно так, - с иронией заключает она спустя пару секунд раздумий.       - Да, я-то не против, - ухмыляется полуголый Сёма.       - Смотри значит, рубашку, наверно, не надо… - она принимается рыться на ближайшем столе, заваленном цветными тряпками и по очереди рассматривать поднятые шмотки, - наверно, всё-таки пиджак лучше?.. Как считаете, ребят?..       - А, может, рубашку и жилетку?..       - Нет, - задумчиво протягивает Сона, - жилетки – это тема Табаки. Кстати, Табаки!       Я мгновенно встряхиваюсь и смотрю на неё снизу вверх с готовностью.       - Так, это на тебе рубашка… футболка, и две жилетки… правильно?..       - Ну… да, - неуверенно отзываюсь я, оглядывая себя. Что там на мне, я, по правде говоря, не очень уверен, - вроде как…       - Хорошо, - выдыхает Сона, после чего задумывается на несколько секунд, неотрывно глядя на меня, - снимай всё, - выносит, в конце концов, она, и звучит это категорично как приговор.       - Прям всё?.. – с отчаянием переспрашиваю я.       - Ну, всё, что выше пояса, - отзывается Сона, - надо просто рубашку снять, а она самая последняя… Значит так, смотри, снимаешь всё, вплоть до рубашки, а потом под низ надеваешь вот эту вот футболку, которая сейчас сверху рубашки. На неё вон ту жилетку, которая на тебе самая первая.       Остальное откладываешь, сейчас я тебе дам ещё шмоток…       Я вздыхаю и покорно начинаю стягивать с себя жилетки. Сона тем временем роется в коробке, доставая оттуда разноцветные креативные предметы гардероба.       - Так, футболка, жилетка, потом сверху вот эта майка, - заключает в конце концов она, демонстрируя огромную растянутую серо-белую майку.       - Майку на жилетку? – с удивлением уточняю я.       - Да, - уверенно заявляет Сона, - майку на жилетку. Это Табаки.       Я покорно не возражаю, добравшись уже до футболки.       - Между прочим, в некоторых молодёжных культурах крутость парня определяется не иначе как количеством маек и их размером, – со смехом информирует нас Сёма, глядя на эту страшноватую майку, которая, судя по всему, в некоторых молодёжных культурах очень крута…       - Да? Хорошая новость, - отзываюсь я, добираясь уже до рубашки и принимаясь расстегивать пуговицы.       - И вот! – победоносно произносит Сона, вытаскивая из коробки очередную жилетку, - это вот сверху на майку!..       Она держит жилетку перед собой, явно демонстрируя, и я вдруг замираю, с удивлением разглядывая это чудо дизайна одежды… Она сшита из двух или трех плотных кусков материи сразу, но при этом вовсе не кажется слишком пестрой – ткани цветные и благородно-блеклые, желто-бежево-оранжевых оттенков, с едва заметными растительными узорами… С одной стороны от разноцветных и разноразмерных пуговиц нашиты три косые блестящие молнии, и на их собачки подвешены пустые кольца от брелков – целая куча тоненьких поблёскивающих колечек! С другой стороны – позвякивающими дугами многочисленные разноцветные цепочки, пришитые к ткани с двух концов…       - Крутая… - с искреннем восхищением приглушённо выдыхаю я.       - Да, мне тоже она нравится… - довольно улыбается Сона, - но это не я шила, а наш художник по костюмам. Старший художник по костюмам. А я младший. Талантливая женщина... Она на съёмках пока что не появлялась, но, дай бог, потом ещё познакомитесь…       Я только лишь сдержано, понимающе киваю. Сона вздыхает и встряхивается, выходя из мимолётной задумчивости.       - Наденешь поверх всего, чтобы на переднем плане была… - деловито велит она, осторожно кладя жилетку на ближайшую ко мне парту, - А! И под неё ещё вот эту, фиолетовую… она невзрачненькая такая, чисто для разнообразия гаммы.       - Ага. Понял.       Ну, вот и далее, оставшись, наконец, с голым торсом (если мою худощавую тушку с выпирающими ребрами можно назвать столь благородным словом), я начинаю заниматься такой фигнёй… которой ещё буквально полгода назад ну никак не мог от себя ожидать… В общем, сначала я напяливаю на голое тело ту футболку, которая была у меня до этого сверху злосчастной рубашки. Затем на неё одну из уже побывавших в кадре жилеток. Вторую откладываю, вместе с рубашкой. Далее сверху, почти уверенный, что ничего не перепутал, напяливаю жуткую растянутую майку стопроцентной крутости. Ну и потом жилетку «для разнообразия гаммы» (к счастью, она оказывается совсем тоненькой и никак не ощущается), и, наконец, очень клёвую жилетку переднего плана.       Ну и пока я страдаю этой фигнёй, вести диалог, разумеется, не могу. Поэтому просто слушаю то, о чём переговариваются остальные, пока «Рыжему» старательно подбирают пиджак, а Сона «доделывает Стервятника», подводя Гарсевану глаза, леконько проходясь по его лицу кисточкой, а так же интересуясь, почему это он снял с шеи связку ключей и веля немедленно надеть обратно, ибо «времени уже мало!».       - Гар, а как там дела у Юли, а? – неожиданно спросил Сёма, когда я ещё был на первой жилетке…       - У Юли? – удивленно переспросил Гар, едва повернув голову на Сёму, на что Сона сердито похлопала его пальчиками по плечу, напоминая, чтобы он не двигался.       - Ну да, у Юли, - невозмутимо повторил Сёма с явно наигранной непринуждённостью, - которая Рыжую играет…       - Я знаю, кто такая Юля, - заверил его Гарсеван, больше не дёргая головой, - просто не понимаю, с чего это я должен знать о её делах…       - Ну… - растерянно протянул Сёма, - вы же ведь в одной Академии учитесь… разве нет?       - Ну да, в одной. Но в коллективах-то разных, - ответил Гар такой интонацией, как будто сказал что-то очень очевидное, из чего Сёма должен был сделать не менее очевидный вывод. - Ты что думаешь, что мы теперь с ней лучшие друзья, что ли? Что каждый перерыв неотъемлемо собираемся в буфете, нарочно поджидая друг друга, обнимаемся при встрече, садимся за один столик и до самого крайнего времени без устали обсуждаем Дом, процесс съёмок, а так же в подробностях все дела друг друга? Ты что-то такое себе представляешь?       Судя по всему, Сёма не очень понимал, как ему реагировать на эту тираду со стороны Гара.       - Э-э-э… - только лишь выразительно протянул он, скривив лицо.       - Мы не общаемся, - с улыбкой многозначительно заверил Гарсеван. В этот момент Сона как раз заканчивает его гримировать, и он наконец-таки возвращает свободу движений, - максимум в коридорах здороваемся. Это да, это есть. Вчера вот её «привет» прозвучало весьма загружено, пару дней назад голос был куда бодрее. Предполагаю, что это из-за трудностей в учёбе, но ты можешь сам сделать какие-либо выводы о её жизни.       - Ну, ты и засранец, если честно, - в некотором роде справедливо заметил Семетей, укоризненно качая головой.       - Вполне может быть, - не стал спорить Гар, - но сам факт, с чего это ты вдруг заинтересовался Юлей? Ты же сам её видел один раз.       - Ну… - неуверенно замешкался Сёма,- не знаю, я же Рыжий…       - Ой, слушай, хорош выпендриваться! – ухмыляется Гарсеван, - свои братские чувства оставь для съёмок отдельных эпизодов, до которых, кстати, ещё довольно далеко. Так что можешь расслабиться и не справляться о самочувствии Юли ежедневно.       В этот момент я как раз одолел последнюю жилетку и теперь, поправляя на себе все эти слои шмотья, был уже готов принять участие в диалоге, когда Гарсеван вдруг произнёс очень простую фразу, которая впоследствии как-то сама собой впечаталась мне в память и осталась там очень надолго, непонятно зачем:       - Мы все просто актёры, ребят, - сказал Гар, - Мы всего лишь актёры. И нам стоит об этом помнить.       Очки у Сёмы подняты были на лоб, так что можно было видеть его лицо. Полное замешательства лицо человека, который понимает, что ему сказали что-то нужное, но совершенно не понимает, к чему это было сказано. При том, я думаю, у меня где-то такое же лицо было. Между нами тремя образовалась какая-то выразительная пауза.       - Классная бабочка, - как ни в чём не бывало, похвалил Гарсеван, кивая на Сёму.       - Спасибо, - столь же невозмутимо ответил тот, и, ухмыльнувшись, коротким движением опустил очки на глаза.       Когда весь состав собрался в столовой во второй раз, когда все, кто надо, были наскоро переодеты и перекрашены, когда Саша благополучно перекочевал к нашей компании, перестав выглядеть как образцовый гимназист (ну или как Фазан) и походя теперь на самого простого среднестатистического парня. В общем, когда начались съёмки второй сцены, все – как режиссеры и актёры, так и художники и операторы, - были уже далеко не такими свежими, как до этого. Но мы держались! По правде говоря, всё было не так плохо первый час. Нас снова поснимали сверху, потом следовали съёмки кадров из разряда «типичный Дом», где все просто держались поставленных перед ними образов. Здесь процесс изрядно затянулся, ибо снимали в том числе взаимодействия Сфинкса с протезами: те самые технологии, тестирование которых мне случайно удалось застать. Лука в черных перчатках примостился недалеко от нас, за пёсьим столом, не попадая в кадр, сел перед пустой тарелкой на одной линии с Марком, и, неотрывно следя за ним, неестественно плавно и осторожно орудовал ложкой. Глаза Марка дубль за дублем оказывались либо неотрывно прикованы к Луке, либо на лбу от ужаса. Оба варианта совершенно не устраивали режиссеров, и возня продлилась до тех пор, пока господину Сфинксу не удалось напустить на себя невозмутимый вид и просто есть с этой гребанной ложки. При этом вся массовка, разумеется, наблюдала за процессом обучения с очень большим интересом. И это невозможно взбесило Марка – его злость была видна даже невооружённым глазом, хоть он и делал вид, что пытается спрятать её.       А потом снимали Сашу. Довольно долго снимали Сашу, ибо он всё ещё оставался, как выражается Андрей, «передним лицом». По мне, выражение так себе, но это не суть как важно.       Пока его снимали с самых разных ракурсов, да ещё и по нескольку дублей, я приглушённо общался с Мехаком и помогал Тёме развлекать малыша Вовчика, и, собственно говоря, ни о чём не подозревал. Я вообще не понимаю, где тогда были моя память и моя ответственность, не говоря уже о профессионализме, который как бы должен бы у меня быть… ну как я мог забыть о собственном «соло»?! КАК?!       Осознание пришло минут за десять до… Не знаю, было ли видно под тоненьким слоем грима, как я побледнел... Но выражение моего лица, вероятно, и так всё всем сказало.       - Ты чего? – обеспокоенно поинтересовался Мехак, едва только взглянув на меня.       - Монолог Табаки… - упавшим голосом почти беззвучно отозвался я, широко открытыми от ужаса глазами слепо глядя перед собой, - в этой сцене. Я… вот сейчас только вспомнил.       - Ну, ты даёшь… - выдохнул Мехак, - текст-то помнишь?       Я кивнул. На то, чтобы вспомнить текст, мне нужна была ровно одна минута… Я не поэтому переживал…       - Снято, – в очередной раз заключает Андрей, отстраняясь от камеры и поднимая голову на, с позволения сказать, коллег, - значит так, сейчас я предлагаю разделиться, чтобы время не тратить. Инна и Глеб, вы идете снимать Помпея, а ты Лука, работаешь с Рыжим. Нормально?       - Без проблем – отзывается Глеб, - а ты-то куда денешься?       - То есть, как куда? – непонимающе разводит руками Андрей, - мне с Табаки надо разговаривать!       Услышав кличку своего персонажа, я нервно дергаюсь и вскидываю голову, устремляя ошарашенный взгляд на режиссёра.       - Точно! – стучит себя по лбу Глеб - Он же у нас не проконсультированный!       - Как так?! – изумлённо распахивая глаза, восклицает Инна, мельком глядя на меня - вы что, с ним не поговорили?!       Я слушаю во все уши, с чуть приоткрытым ртом, и беспокойство моё все растёт. Чувство такое, будто мне совсем недалеко и до обморока.       - А когда? – обреченно отзывается Андрей, - у нас то одно, то другое, ну не было возможности с ним поговорить!       Инна, было, возмущенно открывает рот, но сказать ей больше ничего не дают.       - Так, всё, - непреклонно заявляет Андрей, - не теряем время! Идите, работайте с вожаками…       Быстро разделившись на две группы, операторы послушно расходятся к разным столам и принимаются за работу. А я тем временем с тревогой наблюдаю, как Андрей Станиславович под взглядом всех актёров Четвёртой решительным шагом обходит стол и приближается не иначе, как ко мне. Однако, остановившись, обращается вдруг к сидящему рядом Мехаку.       - Напомни мне, пожалуйста, твоё имя – с невозмутимым лицом просит он.       - Мехак… - отзывается актёр.       - Да, - подтверждает Андрей с такой интонацией, будто прекрасно помнил имя и всего лишь экзаменовал его, - вот. Ты не мог на пару минут пересесть чуть подальше. Мне нужно с Серёжей пообщаться.       Мехак тут же подскакивает и пересаживается, напоследок одарив меня несколько даже сочувственным взглядом. А я непонятно зачем испуганно хлопаю глазами, когда Андрей садится рядом и смотрит на меня очень серьёзно.       - Так, друг мой, - обращается он, - ты помнишь, что тут твой выход в этой сцене?       - Да, - отзываюсь я слабым голосом, - я вот только сейчас об этом вспомнил…       - Ну, ты даёшь, - фыркнул Андрей, - и до этого вообще по этому поводу не парился?       - Зато сейчас так парюсь, что всё упущенное уже наверстал, - с несчастным видом уверяю я.       - Всё с тобой понятно, - вздыхает режиссер, - очень жаль, конечно, что нет возможности нормально по этому поводу с тобой всё обсудить, но видишь как получилось… не нашли мы на это время. За это, конечно, ты нас прости.       Очень обеспокоенно сомкнув губы, я ещё раз глупо хлопаю глазами. При этом не трудно догадаться, что внимание почти всех актёров за этим столом сейчас приковано не иначе, как к нашему диалогу. И меня это дико нервирует!       - Но сути дела это не меняет, - очень многозначительно продолжает Андрей, пристально глядя на меня, - Серёж, это твоё испытание.       Это… прозвучало тогда очень убедительно. И очень пугающе. Андрей смотрел на меня пристально и очень многозначительно, выжидая очередную выразительную паузу. А я, в свою очередь, столь же неотрывно смотрел на него, плотно сомкнув губы, и сердце у меня колотилось как бешеное.       - Это твоё испытание как актёра, - повторяет Андрей, после чего начинает выразительной интонацией пояснять, - в этом зале очень много людей, безусловно, - говорит он. - В том числе парочка твоих одноклассников, которых ты знаешь давно и видишь каждый день. Ещё много людей, которых ты видишь в первый раз в жизни, всё это так.       Очередная пауза. «Стая», насколько я понимаю, всё-ещё благополучно греет уши.       - Твоя задача наплевать на это! - очень категорично выдаёт Андрей. - Твоя задача наплевать на все предрассудки и на все нормы человеческого поведения в обществе, которым ты очень привык придерживаться за свою жизнь. Твоя задача повести себя так, как это делать не принято, выставив напоказ все свои эмоции. Это и есть то, чем по жизни занимается актёр, и я не исключаю, что для тебя сейчас это может быть очень сложно. Но если только ты хороший актёр, у тебя это получится. А ты хороший актёр. Ты понял меня?       Он смотрел требовательно. Я смотрел очень серьёзно.       - Понял, - негромко, но твёрдо произнёс я, спустя несколько секунд.       - Отлично, - Андрей коротко хлопает меня по плечу и поднимается с места, - текст в общих чертах помнишь? – уже стоя прибавляет он, чуть повысив голос.       - Ну, в общих чертах, да… - отвечаю я сосредоточенно.       - Это самое главное, - небрежно машет рукой Андрей, - не обязательно придерживаться текста дословно, главное суть передать. И не замолкать! Вот, чтобы вообще без заминок речь лилась. Отсебятина-неотсебятина, это мы уже потом разберёмся.       - Понял! – уверенно киваю я, заранее пытаясь восстановить участившееся дыхание.       - Всё, настраивайся, у тебя минут десять, пока мы камеры подготовим…       Он отходит в сторону и снова вступает в приглушённые диалоги с остальными режиссёрами.       - Удачи тебе, - уважительно обращается ко мне Мехак, снова садясь рядом.       - Спасибо, - машинально бросаю я, думая о том, что это, очевидно, будут самые долгие десять минут в моей жизни.       - Ещё раз!       Снова выпрямляюсь, сосредоточенно выдыхаю, делаю злобный взгляд, потом резко поворачиваю голову…       - Держи меня.       И тут раздаётся смех. Все мгновенно отвлекаются, поворачивая головы в его направлении.       - Стёпа! – возмущенно вскидывается Лука прежде Андрея.       - Извините! – сквозь смех виновато отзывается Степа, - просто, когда он говорит это в пятый раз…       Его хихиканьем поддерживают остальные актёры. Я краснею и сам тоже весело улыбаюсь.       - А ну цыц! – сердито велит нам Андрей, - Нет времени на это! Успокоились все… Серёжа, сосредоточься!       - Да я…       - Ну, я не знаю, как тебя заставить… ну, злоба! Ну…       - Я понял!       - О! Уже лучше. Давайте ещё раз! Массовка, цыц!       Я в очередной раз поворачиваюсь в сторону соседнего края стола, прямо передо мной – Курильщик Саша, по краям от него Лорд и Слепой. Саша показывает мне язык. Должно быть, чтобы помочь, а может быть, наоборот… я не в курсе. По-настоящему я совсем не злюсь, но злобно прищуриваю глаза и смыкаю губы. Я ни на кого по-настоящему не злюсь, но злоба вдруг внезапно начинает поднимать во мне по мере того, как я сам её вызываю. Это должны уметь все актёры, и для меня подобные вещи были не в новинку. В какой-то момент я непроизвольно начинаю дрожать. Резко разворачиваю голову, и от собственно категоричного движения завожусь ещё больше.       - Держи меня, - цежу злобно и отчетливо, глядя прямо в черный объектив камеры…       - Воот! – восторженно восклицает Андрей, отстраняясь от камеры и, пятясь назад, указывает пальцем прямо на меня, - не теряй это состояние! Быстро все по местам! Камеры, готовы?!       Вокруг начинается суетливое копошение, Мехак (это к нему я на самом деле должен был обратиться с этой короткой репликой), уступавший место операторам, быстро возвращается. Я рвано выдыхаю, опустив глаза… Не терять. Злоба. Ладно!       Секунды проходят одна за другой… Я трясусь, но уже далеко не от злости, а от страха и волнения! Я готов разорваться на кусочки! Момент близок... я а как на зло всё-ещё думаю о куче народу в этом зале... Одноклассники. Андрей верно сказал. Они здесь. Хомяк Даня и Егор Синицын... ребята из моего класса, за фазаньим столом... Черт возьми!!       В какой-то момент спохватываюсь и беру в одну руку вилку, в другую хлеб… чтобы было, что бросать, и чем махать… черт, как же тупо это звучит!..       Ближайшая из камер нависает прямо над столом, закреплённая на черном шесте…       - Куда мне смотреть? – спрашиваю я уже у кого-нибудь.       - На Сашу, - отзывается Лука.       - Его не видно за камерой…       - Ну, туда, где ориентировочно должна быть его голова…       Поднимаю взгляд, пытаюсь сориентироваться. Вот одно плечо Саши, вот блеклый рисунок на его футболке… таким образом нахожу приблизительную точку чуть повыше объектива камеры, куда я и должен смотреть. Очень трудная операция!       - Так… всё… готово. Серёжа, ты как?       - Я? – лопочу тоненьким едва дрожащим от страха голосом, резко подняв голову, - лучше не бывает…       - Ясно. Тогда начинаем. С фразы «Курильщик, какого черта». Веди сцену, не торопись и, пожалуйста, успокойся...       - Ага... ладно.       - Всё, погнали! Три.Две.Одна.Начали!       В общем, тут всё и началось. Первые несколько секунд я просто невозмутимо жевал, глядя мимо камеры и всё-ещё ощущая, как колотится сердце. Правда, уже на этом этапе дикий страх, мешавший мне дышать, стал стремительно утихать, очевидно почувствовав отголосок присутствия на моём месте Табаки. Потом я остановился, глядя в «точку» чуть повыше объектива, в невидимое лицо Саши и недовольно нахмурил брови.       - Курильщик! – с этим категоричным обращением я сердито швырнул недоеденный кусок хлеба в тарелку, - какого черта ты выглядишь таким самодовольным придурком?!       Пауза. «Состайники» с интересом замерли.       - А вот так вот!..       Я не вижу лица Саши. Но я очень и очень отчётливо слышу в его голосе это победоносное лукавство очень довольного собой человека. И ещё фраза такая провокационная «а вот так вот»! В самом деле, Курильщик что, не мог выдать что-нибудь другое?! Что угодно! Я только теперь понял, что это было, в самом деле, худшее из всего, что он мог бы тогда сказать!       Жесть, в общем… на этом этапе мне уже ничего не нужно делать. Потому что Табаки вырывается мгновенно. В этот раз его не нужно звать, просить, специально обращаться к нему! Я вообще к нему не лез ни за чем! Он просто мгновенно очнулся, и я с ужасом почувствовал от него такую ярость!.. Я даже сам представить не мог, что такое возможно!       И мне понадобилось колоссальное количество усилий, чтобы сдержать его на несколько секунд, затем чтобы резко развернуть голову к Мехаку и процедить:       - Держи меня…       Глаза у соигрока расширились от хорошо наигранного испуга, он сорвался с места мгновенно, звонко скрипнув о кафель резко отъехавшим стулом. И мы с ним сработались с первого раза на удивление прекрасно! Именно в тот момент, когда я с неистовой силой швырнул себя вперёд, он одной рукой резко прижал меня к спинке коляски, обхватив плечи!       - Вы видели?!! – заорал я, продолжая резко дергаться в объятиях Мехака, отчаянно размахивая оставшейся у меня в руке вилкой, - Вы видели, как этот самодовольный пернатый урод плюнул на мои седины?! Вы видели это?!       Собственный тонкий голос сильно звенит у меня в ушах, про обстановку в зале уже ничего сказать не могу, ибо извивался и крутился так, что вообще ничего вокруг себя не видел, кроме неопределённых мелькающих пятен...       - А ну отпусти меня!! – крикнул я, так и не сумев вырваться, - я ему кишки сейчас выпущу!!       Отчаянно размахивая руками во все стороны, стуча ими по столу, я опрокидываю всё больше приторно-столовской посуды, серо-белая клеёнка украшается лужицами расплескавшегося компота. И благо ещё, что я настоящий колясник, иначе бы точно барабанил ногами по обратной стороне стола! Вне зависимости от роли!       - По-моему, это может испортить кому-нибудь аппетит, - едва различимо слышу я невозмутимый голос Томаса где-то в стороне, - вам не кажется?..       - Он думает, что прозрел!! – больше не выдерживая пауз, ору я, перестав извиваться, и теперь просто крича вперёд по дуге, чуть перегнувшись через сдерживающую меня руку. Самая важная фраза во всём монологе, по хорошему-то. И я, к собственному удивлению, даже успеваю об этом подумать! – Что что-то такое важное понял! Есть ли жизнь после смерти, где кончается вселенная, или почему земля круглая! Распух весь от гордости, смотреть невозможно!       - Табаки, успокойся… - начинает, было, Сфинкс, но Табаки, по-видимому, успокаиваться не собирается…       - Успокоиться?! – ещё громче кричит он, - мне успокоиться?! Да куда уж спокойнее?! Что я, по-вашему, должен сидеть на попе ровно, пока этот чертов кретин раздувается от самомнения?! Да отпусти же ты меня!!       По мере нашего общего с Табаки изощрения, Артём несколько раз робко протягивал ладонь к вилке, всё-ещё накрепко зажатой в моих пальцах. И вот, наконец, он её у меня забирает. Я отпускаю, потому что очень занят – снова начинаю яростно извиваться, вцепившись пальцами Мехаку в руку, мотаюсь из стороны в сторону, яростно кряхтя…       - Снято!       Как раз вовремя… ибо Табаки уже всерьёз собирался ни в чём неповинного Мехака укусить… Однако на этом всё далеко не заканчивается.       - Не теряй это! – очень встревоженно кричит мне Андрей, - две минуты, камеры перестроить, и второй дубль.       Я рвано выдыхаю…       В общем, за следующие полчаса я повторяю этот самый монолог пять раз. Пять раз, один за другим, в конце концов, я срываю голос и начинаю порядочно хрипеть. Но… удивительно то, что мне не было сложнее и сложнее с каждым разом! Я чувствовал усталость только лишь между дублями, но как только входил в образ… обо всём забывал. Мне совсем не было сложно! И меня это удивило потом, но тогда мне было почти совсем пофиг. «Не теряй это». Чуть больше получаса я провёл в почти непрерывном состоянии ярости… Это вообще возможно?       На последний дубль с площадки ушли все, кроме актёров – из поля зрения установленных едва ли не под самым потолком камер дальнего плана. Тот дубль стал для меня особенно легким из-за вернувшегося ощущения присутствия в Доме. Это впечатление возрастает очень сильно, как только из поля зрения исчезают все операторы… я остаюсь внутри книги. И это очень сильно взбодрило придурка Табаки! Как можно быть таким неутомимым?!       После команды «стоп, снято» и известия о том, что больше дублей на эту тему не требуется, а так же объявления десятиминутного перерыва перед съёмкой конца трапезы и массового покидания столовой, я был уже откровенно никакой. Крайне потрёпанный вид, совершенно отсутствующий взгляд, очень красный оттенок лица, сорванный хрипловатый голос… Из последних сил протянув руку через стол, я взял белый керамический стаканчик, в котором чудом сохранились не расплескавшиеся остатки кисло-сладкого компота, и вылакал всё залпом, вместо воды.       - Красавчик… - первым восхищённо выдохнул Томас, несколько даже неожиданно для меня.       - Охренеть вообще! – мигом подхватил Саша, - это было сильно, друг! Ты вообще просто…       Уважение мой подвиг встретил со стороны почти всего коллектива.… Мехак интересовался, жив ли я, и ободряюще хлопал меня по плечу. Стёпа присоединялся к взаимному поддакиванию Томаса и Саши. Артём просто восторженно улыбался.       Выговорить даже самое короткое и невнятное «спасибо» я был не в состоянии, а потому каждый раз коротко и рвано кивал головой, не переставая хлестать компот из всех стаканов, до которых мог дотянуться.       Потом Андрей принёс мне бутылку воды. И я в очередной раз кивнул вместо благодарности, принимая воду и рассеяно начиная откручивать крышку. По правде говоря, пить мне тогда уже не очень хотелось. Я просто так её откручивал. Машинально...       Мне казалось, что Андрей должен был даже в перерыве бегать от точки к точке, судорожно решая всякие вопросы и раздавая во все стороны наставления. И, возможно, так оно и должно было быть. Однако он продолжал стоять рядом со мной, безмятежно опустив руки в карманы, и от чего-то никуда не спешил.       - Ну что? – хриплым голосом, но, тем не менее, как можно более саркастичным тоном поинтересовался я, задрав голову, - прошёл я это ваше испытание?       Это был самодовольный вопрос с моей стороны. Ибо мне ли не знать, кто на самом деле орал и изощрялся вместо меня и насколько мало в этом моих собственных заслуг. И, тем не менее – заслужил же я хоть немного слепой гордыни, в конце-то концов?!       Андрей насмешливо и умилённо посмотрел на меня сверху вниз чуть прищуренными глазами, едва заметно улыбаясь.       - Да прошёл-прошёл, - негромко пробормотал он, - куда бы ты делся?..