To be perfect

Мне было плевать, что я не вымыл пасту, которая осталась на моем лице. Я хотел подойти к двери, потому что что-то блестящее бросилось мне в глаза. Это была бритва, на которой были следы крови, вероятно, Корры. Я был смущен. Она же перестала, не так ли? Я видел ее руки, но никаких новых порезов или шрамов. Мы даже мылись вместе, и я ничего не видел. Схватив бритву, я вышел. Корра была счастливой, когда увидела меня, пока ее глаза не остановились на моих руках. Я сразу же увидел, что ее лицо стало испуганным. — Корра, что это, черт возьми? — спросил ее я, держа бритву. — Это моя бритва, — замолчала она, а глаза следили за моим взглядом. — И что она делает на полу в ванной? — снова задал вопрос я. — Я не знаю, — она пожала плечами. — Наверное, я оставила ее там, когда еще резалась, — ее слова прозвучали, скорее всего, как вопрос. — Тогда почему я не находил ее ранее? Я был там много раз, Корра, — надавил на нее я. Она была напряжена, поэтому разозлила меня. — Корра, ты опять режешься? — спросил еще раз, побаиваясь, что же она на этот раз ответит. Что я буду делать, если да? Что, если мне снова не удалось ее уберечь? — Нет, — сказала она. — Я никогда не останавливалась. — Клянусь, я слышал это. Но это было бормотание, которое, она надеялась, я не услышу. Мне пришлось принять кое-какие меры. — Значит, ты не возражаешь, чтобы я попросил тебя снять носки? — это был похоже больше на утверждение, но никак не на вопрос. — Зачем? — спросила она. В ее голосе была слышна дрожь, которую ей не удавалось скрыть даже кашлем. Я не мог в это поверить. Все это время я думал, что она носит носки, потому что мерзнет, но это лишь ложь, в которую я поверил. — Потому что я хочу увидеть, режешься ли ты снова, — сказал я ей. — У тебя проблемы? — мы оба знали, почему она не хочет снимать их, но я хотел, чтобы она призналась сама. Она делала мне больно. — Я думаю, ты себя странно ведешь. Мне больно, что ты думаешь, что я снова начала это делать, — уверенно сказала девушка. — Но ты не делала этого? — мой голос дрожал. — Нет, — она, казалось, была разочарована во мне. — Тогда почему ты не хочешь снимать носки? — если она не снимет их, я буду уверен, что она вернулась к этому делу. — Потому что, — колебалась она, придумывая правдоподобный ответ. — Почему ты мне не веришь, Гарри? Я ела, мне лучше. Черт, я поправилась на четыре килограмма. Почему ты мне не веришь, когда я говорю, что не резалась? — ее голос был полон грусти, обиды и гнева. — Потому что я хочу убедиться, что ты этого не делала, — твердо заявил я. — Ты не понимаешь? — спросила она, заставляя меня немного запутаться. — Это метафора, Гарри. Если ты хочешь, чтобы я сняла их, значит, ты вовсе не доверяешь мне, — сказала девушка, приподняв руки. Я счел это возможностью уложить ее на кровать. — Проблема в том, Корра, что я не до конца доверяю тебе. Не в этом деле. Мне хуже, чем тебе, — сказал я, а мои руки опустились к ее ногам. Я плотно схватил ее и приподнял. Корра начла вопить, когда заметила, что я делаю. Моя рука скользнула к верхушке носка, прежде чем я потянул его. — Подожди, Гарри, — я остановился. — Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросила она сквозь слезы. — Да. Нет. Она кивнула, а я продолжил то, что не закончил. Мне было легче. Я ахнул, когда увидел их. Порезы и рубцы покрывали ее лодыжку, некоторые из них были старыми, а некоторые совсем новыми. Боль — единственная вещь, которую я мог чувствовать прямо сейчас. Я обещал ей, что буду защищать ее от себя. Мне не удалось. Я был разочарован в себе. — Давно? — задал вопрос я. — Я, хм, я никогда не прекращала, Гарри, — сказала она. Я почувствовал, что мое сердце опустилось. Она резалась все это время, а я ничего не замечал. Я не мог помочь. Я винил себя. Если бы мои глаза опустились вниз, на ее ноги, я бы увидел. — Т-ты никогда? — спросил я. Это подавило меня. Я был зол. Не на нее, на себя, но и на нее тоже. Она всегда лежала на мне и хранила секреты от меня. Блять, я такой идиот. — Мне очень жаль. Черт, прости, Гарри, я просто не могла контролировать себя. Это трудно объяснить, но это затягивает. Снимает боль и приносит радость, — извинилась девушка. — Я не буду говорить, что я понимаю, потому что это не так, — она прервала меня прежде, чем я продолжил. — Я знаю и, честно говоря, рада, что ты не понимаешь. Надеюсь, никогда не поймешь, — сказала она. Я был удивлен, насколько мы были спокойными. Никто не плакал. Н—и—к—т—о — И, — продолжил я, — я не хочу говорить, что это хорошо. Я хочу сказать, что я помогу тебе. Тебе будет хорошо. Нам будет хорошо, — сказал я ей. Я буду делать все, чтобы ей стало лучше. И если психиатр является единственным способом, чтобы помочь ей, она пойдет к нему.

Корра

— И, — продолжил он, — я не хочу говорить, что это хорошо. Я хочу сказать, что помогу тебе. Тебе будет хорошо. Нам будет хорошо, — сказал он. Что он имел в виду? Он отправит меня куда-то? Блять, он, вероятно, собирается отправить меня в рехаб. Я проклинаю все. Я не могла честно сказать, что со мной. Мои мысли окутали меня. Он правда отправит меня? Я посмотрела в его глаза. Ни один из нас не плакал, что удивило меня. Началось. Большие слезы полились из моих глаз, дыхание сбилось. Гарри заметил это и подвинул меня к себе. В любой другой ситуации я бы оттолкнула его, но не сейчас. Он бы не отправил меня прочь. — Мне очень жаль, — повторила я. — Я знаю, — совершенно без эмоций ответил он. — Почему и зачем ты делаешь это? — спросил он через несколько минут. — Я же говорила тебе, что это мне помогает. Отнимает боль на мгновение, ко мне приходит облегчение. Я говорила это тебе, но ты не поймешь, — правдиво ответила я. — Ты права, я никогда это не пойму. Как ты могла мне врать. Как ты могла просто лежать и не говорить об этом, — его слова ранили меня. — Я не понимаю, почему ты отдаляешься от меня, это причиняет мне боль, — его голос сорвался, он плакал. — Я пыталась защитить тебя, — я сделала глубокий вдох. — От чего? — От себя.