Сон во сне

Живая коричневая лента вытянулась от края до края дорожки ипподрома, собралась в нервно пульсирующую каплю – и почти тут же распалась на отдельные фрагменты. Слишком быстро, чтобы запомнить каждую лошадь и цвета жокеев, но достаточно медленно, чтобы хотя бы попытаться это сделать. Вокруг закричали и завизжали – первая лошадь пронеслась мимо табло со временем на финише. Одна минута, тринадцать целых и восемьдесят семь сотых секунды, двадцать шесть участников. Лошади, свежая зелень травы, солнце, разноцветная россыпь курток жокеев – наверное, это красиво. Во всяком случае, ярко. Только Джо Чандлер был совершенно равнодушен к скачкам. Даже если это Аскот в свои пять знаменитых дней в году. Даже если смотреть с «королевской трибуны», куда можно попасть только по приглашениям. Чужие азарт и возбуждение бурлили рядом, не задевая даже краем. Впрочем, после смерти Морган Лэмб его вообще мало что задевало. До последней скачки оставался ровно один час и пять минут. Еще полчаса после ее завершения, и можно будет уйти, не нарушая правил вежливости. Насколько сам Джо был равнодушен к скачкам, настолько же неравнодушен к ним был коммандер Андерсон. А очередной визит к матери закончился очередным же укоризненным «Ты совсем зарылся в работу после того… инцидента. Энтони, дорогой, ну хоть вы на него повлияйте!» «Дорогой Энтони» и влиял. – Шропшир должен был прийти первым! Ему дали слишком большой дополнительный вес! – звонко и возмущенно прозвучало рядом. – Простите? Сливочно-бежевые перья на шляпке осуждающе дрогнули, бриллианты в ушах на шее отозвались предупредительным высверком: – Это же был гандикап! – Видимо, это должно было все объяснить. Девушка была очаровательна: каштановые волны волос, серые глаза, хрупкая фигура – и заодно пара десятков миллионов и десяток отцовских лошадей. Джо очень хотелось страдальчески вздохнуть и спросить, что такое гандикап. Машинально прикинув, что перед ним на тонкой девичьей шее – примерно половина годового бюджета какой-нибудь «банановой»республики. Он вежливо улыбнулся, пытаясь вспомнить имя девушки. Их же знакомили. Имени собеседницы после пяти минут светского разговора он так и не вспомнил, зато узнал, что позавчера лошадь королевы выиграла Золотой кубок. А также кличку кобылы – Эстимейт, и что на королеве были лавандового цвета пальто и шляпка. Через семь минут – на подробном описании хода скачки с перечислением кличек лошадей, имен жокеев, тренеров и владельцев – он уже незаметно озирался по сторонам, ища предлог сбежать. Бежать с открытой террасы – кроме как в помещение ложи, что снимал отец этой милой барышни, и где было еще два десятка гостей – было некуда. Впрочем, там все то же: перья, шляпы, цилиндры и светские разговоры. – Тысяча извинений, Аделина, но я на время украду у вас Джо. – Помощь пришла, откуда не ждали. – Прекрасная девушка, – опершись на перила, коммандер бесстрастно разглядывал бурлящую внизу, вокруг главной дорожки ипподрома, толпу. – Ты ей очень понравился. С отчетливым намеком: «познакомься поближе». Помощь оказалась откровенно сомнительной. Чандлер промолчал, делая вид, что не уловил подтекста. – Джо, повторяю свое предложение, – перешел к делу Андерсон. – Одно твое слово, и буквально в понедельник я могу устроить тебе перевод в Вестминстер. – Пьяные драки пакистанцев предлагаете сменить на пьяных дипломатов? Для инспектора Джозефа Чандлера дело братьев Крей закончилось двумя трупами главных подозреваемых. А вот для коммандера Энтони Андерсона – переводом в Вестминстер. Куда тот и стремился: округ Тауэр Хамлет и Вестминстер очень близки географически, но весьма далеки по статусу. Не то, чтобы Чандлер не понимал правил игры, но эмоции от того, что тогда его использовали «втемную» – нет-нет, да и проскакивали. И отнюдь не самые приятные. То, что прошло уже почти два года, ничего не меняло. – И выписывать штрафы за превышение скорости? Спасибо, сэр. Меня вполне устраивает мое нынешнее место. – Ты уже третий год всего лишь инспектор. Джо, ты слишком хорош, чтобы похоронить себя в Уайтчепеле. – Вам не кажется, что мы ходим по кругу, сэр? – перебил его Чандлер. Начинать заново старый спор не хотелось. За последние шесть месяцев он слышал предложение о переводе уже трижды. И трижды отказывался. – Кажется, – сухо согласился коммандер. – Впрочем, я не за этим. Идем, есть пара человек, с которыми я хотел бы тебя познакомить. – Джо Чандлер. Гарри Тейлор. Невысокий плотный мужчина с лицом неизвестного, но близкого родственника Черчилля вежливо кивнул. Протокольный, для «королевской трибуны», цилиндр, который тот держал на сгибе локтя, лишь усиливал сходство. Джо даже не стал гадать над родом занятий. Года два назад – попробовал бы. Рядом с Ламбетским мостом или с Воксхолльским? Учитывая круг интересов и «нужных» знакомств коммандера, могло быть и то, и другое. После дела Креев – нет. – Значит, полиция… – без особого интереса то ли констатировал, то ли поинтересовался новый знакомый. Телефон в кармане завибрировал как нельзя кстати – не пришлось придумывать ответную вежливую банальность. –Убийство, сэр, – Майлз не стал тратить время на приветствия. – Вы нужны. – Где? – Клуб «Фиолетовая Черепаха». Самый конец Коммершал-стрит. Последнее здание прямо перед старыми железнодорожными путями. * * * Встречные машины мелькали за окном редкими мазками – вечером субботы М4 радовала безлюдностью. Тридцать миль от Аскота до Лондона заняли ровно пятьдесят минут. И большую часть из них Джо гадал, что же такое случилось, что по телефону Майлз ограничился лишь мрачным «сами все увидите». Позвонить тому прямо сейчас и начать выспрашивать про детали дела означало – для самого себя, разумеется – признать, что после гибели Морган он живет от одного убийства до другого. А признаваться в этом Джо совсем не хотелось. Хотя это было чистой правдой. Найти очередного убийцу, предотвратить дальнейшие смерти… Чандлер раз за разом проделывал то, что с Морган у него так и не вышло. Он понимал – былое не переиграть и не вернуть. Но в каждом новом деле отвоевывал кусочек того прошлого, потому что «сейчас и здесь я смог». Кто-то назвал бы это борьбой с ветряными мельницами, но Джо просто считал, что делает то единственное, что ему под силу. Полицейские машины, «скорую помощь» и пожарную машину он разглядел еще издали. «Фиолетовая Черепаха» оказалась ярко-синей, с вкраплениями белого и розового. Действительно, мимо не проехать при всем желании. На углу у клуба обнаружились Майлз и Кент. Боковой проезд между зданием и железной дорогой был оцеплен. За покосившейся и ржавой оградой стоянки что-то вяло дымило. – Добрый вечер, сэр, – как всегда вежливо и ровно приветствовал его Кент. – Кофе? – Да какой он добрый? – Майлз был мрачнее тучи. – Быстро приехали, сэр. Райли в клубе пытается разобраться, что у нас со свидетелями. Манселл выясняет, как дела с записями с камер в клубе и на улице. – Тело там? – кивнул Джо в сторону оцепленного переулка. – Тела… – проворчал сержант. – Пять штук. Все там. Пойдемте. В горле першило от едкого дыма. Высокий сетчатый забор вокруг железной дороги. За ней – старая эстакада: темно-коричневый древний кирпич с потеками грязи и поросль из кустов и деревьев поверх. Ржавая и покосившая ограда стоянки – когда-то ее красили в желтый. Полусгоревший фургончик на самой стоянке. Дымил как раз он. Нет половины стекол. Зато есть следы от пуль. Много. Его что, очередями из автомата расстреливали? И две стандартные палатки – одна прямо перед фургоном, вторая – почти у самой ограды. – Добро пожаловать. Прекрасно выглядите, инспектор, – радушно поприветствовала его доктор Ллевеллин. – Красивый галстук. Нахлынуло отчетливое ощущение дежавю. Три с лишним года назад он так же приехал на место преступления. В первый раз, на свое первое убийство. Только не со скачек, а из клуба... И были и Майлз с Кентом, и доктор Ллевеллин на коленях рядом с трупом. – В общей сложности пять погибших. Все в возрасте двадцати – двадцати пяти лет. Три тела здесь, перед вами. Еще два – вон там, чуть поодаль, у забора. Все пятеро застрелены. Предположительно из автоматического оружия. Точнее я вам не скажу, необходимо заключение баллистиков. Насчет очередей он оказался прав. Парни как парни. То ли студенты, то ли хипстеры, то ли богема. Разноцветные брюки, рубашки, общая старательно продуманная небритость и лохматость. И общие же множественные пулевые ранения. Совсем некстати вспомнились собственные ощущения, когда братья Крей разносили из автоматов паб. Как сыпалось стекло, разлеталась острыми щепками мебель. С пятью или десятью пулями в груди он, наверное, выглядел бы так же. Вот только тогда у него под рукой оказался пистолет. У этих парней пистолета не оказалось. – А две других жертвы? – поинтересовался Чандлер. – Там картина совсем другая. – Ллевеллин поднялась, уступая место фотографу. –Обратите внимание, джентльмены, эти трое застрелены практически в упор. Все выстрелы – в грудь и живот. А вот у двух других погибших все пули пришлись в спину. – Пытались убежать? – Вероятнее всего. С бокового фасада клуба на людское мельтешение внизу надменно взирала розово-фиолетовая крыса – высотой в два этажа. Чем-то неуловимо похожая на коммандера Андерсона на трибуне ипподрома Аскота, поймал себя на сравнении Джо. Впрочем, выше второго этажа тянулась уже обычная грязно-охристая стена – руки уличных Пикассо тоже имеют свою длину. Служебный вход из клуба выходил как раз на стоянку. А ведь гораздо ближе выйти из клуба, чем идти вдоль здания. – Их застрелили почти в упор. Может, они знали нападавшего? – Возможно…– с долей скепсиса протянул Майлз. – Или не посчитали его опасным, пока тот не вытащил оружие. И еще… Видите еще один забор дальше по улице? Чандлер молча кивнул, продолжая изучать окрестности. Забор, перегораживающий улицу, был солидным. В рост человека и со спиралью «колючки» поверх. Так просто не перелезть. – Там уже вторую неделю идут дорожные работы. Поэтому здесь образовался тупик, который клуб тут же приспособил под стоянку. А сегодня у них проходит какой-то там фестиваль… То ли «За права уток», то ли «Защитим белок от уток», неважно. Но у нас там, – сержант ткнул рукой в сторону клуба, – почти пятьсот пятьдесят человек зрителей, персонала и тех, кто выступает. А тут, – он широким жестом обвел стоянку, – полтора десятка машин, пять фургонов групп и постоянная толкотня народа между клубом и стоянкой. Кто что-то забыл – вышел, взял в фургоне, вернулся обратно… Джо в полной мере понял мрачное настроение Майлза: чтобы тщательно обыскать стоянку, машины и прилегающую территорию, опросить потенциальных свидетелей, нужен день, а то и два, а не пара часов до темноты, как у них. Но еще одно… – Майлз, вы сказали – фестиваль? Пресса есть? Если у нас завтра в газетах появятся фотографии этой стоянки… – Я уже распорядился. Никого сюда ни с улицы, ни со служебного входа не пустят, пока все не уберут. В фургоне, на первый взгляд, не было ничего интересного. Обычный хлам: журналы, пластиковые стаканы, пакеты из-под чипсов. Какое-то оборудование и одежда. Что не обгорело, то намокло. Чандлер глянул в наполовину выбитое пулей окно: служебный вход в клуб – как на ладони. Стоп. – Майлз, все выстрелы сделаны по верхней части фургона, так? А отчего он загорелся? – Подожгли. Бросили что-то на водительское сиденье. Эксперты точнее скажут. – Мусорные баки, насыпь вокруг путей, вот тот забор посреди дороги. Все места, куда могли выбросить части оружия. – Сказал. И обыскать все машины на стоянке – тоже. Но что-то подсказывает: ничего мы не найдем, сэр. Преступники нынче пошли не дураки – избавляются от оружия тут же, но не на месте же преступления… – остаток фразы Майлза съел грохот от накатившего товарного состава. Поезд скрылся в туннеле под мостом, и Майлз повторил начатую фразу: – Поезда здесь проходят в среднем раз в полчаса. В клубе идет выступление. Кто в клубе – ничего не слышат из-за музыки, те, кто на улице, из-за поезда. – Майлз, вы хотите сказать, что у нас средь бела дня расстреляли пять человек, и никто ничего не видел и не слышал? –Да, сэр. Я хочу сказать именно это. У служебного входа дежурила пара полицейских, то и дело косящихся на дверь. Дверь содрогалась. Глухой шум голосов и методичные удары изнутри навевали мысли то ли о грядущем зомби-апокалипсисе, то ли о тюремном бунте. – Личности жертв установили? – напоследок поинтересовался Чандлер. – Да, – Кент словно из воздуха соткался. Впрочем, Чандлер давно привык. Хотя иногда такое постоянство Кента действовало на нервы. Всегда здесь, всегда рядом… Обернешься – встретишь его взгляд. – Всех пятерых. Они должны были играть сегодня вечером. Группа называлась «Языческий ангел». – Я один вижу в этом названии некоторое противоречие? – дергая на себя дверь служебного входа, пробормотал Чандлер. – Нет, – проворчал Майлз. Кент промолчал. – Только вряд ли это нам поможет. Шум оглушал. – …Пустите меня к моей машине! На каком основании вы нас здесь удерживаете?! – …Я здесь работаю! Почему я не могу выйти?! – …Где ваш начальник?! После сакраментального «Вот!» озверевшего от напора толпы констебля на Джо устремились взгляды пары десятков глаз и разве что не протянулись руки. «Если бы это был зомби-апокалипсис, насколько бы все было проще», – еще успел подумать Чандлер. А потом на него налетел скворец в розовой жилетке – директор клуба. – Почему полиция ходит по клубу и говорит об обыске?! У вас происшествие на стоянке! Не в клубе! – Мистера Ливси не устраивало решительно все. После требования «вернуть все как было» Джо с трудом подавил желание поинтересоваться, не хочет ли уважаемый мистер Ливси, чтобы полиция взяла на себя функции господа Бога и воскресила пять человек? Хотя мистер Ливси наверняка хотел. Острый нос дрожал от возмущения, зализанные гелем черные волосы так и норовили растрепаться. – Вы нарушаете график выступлений! Вы задерживаете людей! Слова про график выступлений напомнили о проблеме куда более серьезной, чем все претензии директора, вместе взятые. – Мистер Ливси, будьте добры, подождите, – вежливо, но твердо прервал водопад претензий Джо и отошел к Майлзу с Кентом. Директор онемел от возмущения, но послушно застыл посреди коридора. – Там играют? – на всякий случай вполголоса уточнил у Майлза Чандлер. Судя по доносившемуся неразборчивому, но ритмичному шуму, в зале по-прежнему шло выступление какой-то из групп. – Пока да. Мы не стали их прерывать. Если на нас сейчас свалятся еще и пятьсот человек зрителей, нас просто сметут. Пока мы по-тихому опрашиваем тех, кто уходит. Решайте, сэр, что делаем дальше? Картина служебного выхода в прямой видимости из окна фургончика так и застряла гвоздем в голове. Если из фургона так хорошо просматривался служебный выход, то логично и обратное. Любой, да даже зритель – например, жаждущий автографа или перекинуться парой слов с музыкантами – мог все видеть… Но пятьсот человек… Полтысячи! Слишком мал шанс, что из этой толпы кто-то что-то заметил. Можно сказать, один к пятистам. Через два часа его будет проклинать каждый человек в этом клубе, Чандлер это прекрасно понимал. И понимал, почему Майлз перекладывает это решение на него. Природная дотошность, желание все контролировать, ОКР… да черт с ними. Но он не может упускать этот шанс! – У каждого на выходе возьмите координаты. Задайте вопрос, не видели ли они что-то необычное. И только после этого отпускайте. Если кто-то покажется откровенно подозрительным – задержите и поговорите отдельно. Кент, займитесь этим. Найдите Райли и организуйте максимально быстрый опрос зрителей. Майлз, вы останетесь со мной. Надо организовать опрос сотрудников. Зато теперь можно спокойно разбираться с администрацией клуба. Все так же вежливо Джо сообщил мистеру Ливси, что после опроса свидетелей он закроет клуб до окончания следственных мероприятий. Если любезного господина Ливси что-то не устраивает, он, разумеется, может написать жалобу. А также может завтра пообщаться с пожарной инспекцией. Она, несомненно, найдет некоторые нарушения, требующие не только закрытия клуба, но и уплаты штрафа. Если же в результате обыска будет найдено что-то противоправное, то руководство клуба будет иметь удовольствие познакомиться еще с отделом по борьбе с наркотиками и отделом нравов. Для начала. Любезный господин Ливси нервно сглотнул, пообещал «найти на всех управу» и сгинул в лабиринте коридоров. – Растете, сэр, – одобрительно проворчал Майлз, даже не думая скрывать своего удовлетворения. – Добрый вечер, шеф! – По радушию и жизнерадостности Манселл решил переплюнуть даже доктора Ллевеллин. – У меня две новости: хорошая и плохая. С какой начинать? – С плохой, – ответил за Чандлера Майлз. – Камеры на служебном входе не работают. Кто входил и выходил через служебный вход, мы не узнаем. Зато работают камеры на железной дороге, на другой стороне улицы, за забором. И на входе в клуб, и на въезде на стоянку. С них записи будут. – Не работают или испорчены? – Дьявол, а он так надеялся на записи с тех камер! – Да кто же тут правду скажет? – с сарказмом хмыкнул Манселл. Через три часа лица и люди начали сливаться перед глазами в одно большое говорящее пятно. Свидетели, патрульные, свои люди из отдела – Джо было уже все равно. А сам себе он напоминал жука, который хочет бежать сразу во всех направлениях. Зрителей и часть персонала клуба пришлось опрашивать прямо в концертном зале, как в самом большом из помещений. Поэтому, когда из толпы вдруг донеслось энергичное «Эй!», Джо на автомате, даже не оборачиваясь, начал было официальное «оставьте свои координаты…». Но когда раздалось «Чандлер! Джо Чандлер!» – тут уж пришлось обернуться. На секунду показалось, что он не в Лондоне, а в Оксфорде, восемь лет назад. А вокруг – не обшарпанные стены и замусоренный пол клуба средней руки, а кожаные диваны студенческого клуба «Оксфорд Юнион». Потому что улыбка у Гордона Каннингема была по-прежнему столь же ослепительна, столь и доброжелательна. А к ней прилагалось все, что полагается отпрыску славного и древнего рода. Правда, светлые вихры теперь не дыбились, а были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб и намечающиеся ранние залысины. Контактные линзы пришли на смену очкам. Помнится, Гордон как-то признался Джо, что очки он таскал больше для важности, чем из-за проблем со зрением. Зато любимые светлые джемперы и светлые брюки, сшитые на заказ, остались неизменными. – Ты здесь главный? – Вообще-то, да, – невольно улыбнулся Джо. – А можно как-то быстрее? Я вижу, что у вас тут что-то случилось, но… – Я понимаю, – кивнул Чандлер, пряча усмешку. За Гордоном виднелась еще и пара девушек. Гордон и девушки – есть в мире постоянство. Можно было, конечно, сказать «все в общем порядке», но что такое пять минут, потраченные на студенческого приятеля? При том, что им здесь еще работы часа на три… – В принципе, можно. Сейчас… Манселл как раз отпустил часть сотрудников клуба, так что для небольшого злоупотребления служебным положением Джо решил использовать именно его. – Манселл, займитесь этими леди вне очереди. А с джентльменом я побеседую сам. – Может, здесь? – Джо кивнул в сторону пустого закутка между сценой и стеной. – Не думал тебя здесь встретить, – оглядывая его, задумчиво протянул Гордон. – Да еще и в полиции… – Я тебя, честно говоря, тоже. – Да все просто, – пояснил Гордон. – Дед всегда жертвовал англиканской общине Спитэлфилдса на этот фестиваль, мать не стала нарушать традицию. Идея объединения разных конфессий через искусство, музыку и благотворительность. Поэтому и в рамках фестиваля мы стараемся обеспечить максимальное разнообразие мероприятий и стилей… – Гордон, ты говоришь, как профессиональный политик, осторожнее, – усмехнулся Чандлер. – Извини, издержки соответствующего общения. До этого клуба два дня подряд были концерты классической музыки. Поэтому я решил посетить менее формальное мероприятие. – Да уж… – После дня на скачках Чандлер понимал приятеля очень хорошо. – Зато тебя, вижу, выдернули сюда прямо с Аскота, – костюм не остался незамеченным. – Но все же… Ты – и полиция... Тебя же звали в дипломатический корпус? – Мы не сошлись во взглядах на то, что считать дипломатическими мерами, – говорить, что к дипломатии прилагалась еще и МИ6, Чандлеру не хотелось. Методы и лавры Джеймса Бонда его никогда не привлекали. – А ты? – Перекладываю бумажки в парламенте… – не закончив фразу, Гордон кивнул в сторону Майлза. – Но, кажется, это к тебе? Тот застыл выжидающе и неодобрительно. «Дались вам эти светские разговоры, сэр, когда у нас еще куча дел» – считывалось без всякого труда. – Да, ко мне. Гордон, ты оставишь свои координаты нашим сотрудникам? – Я их оставляю лично тебе. Вот, держи. Ты всегда можешь мне позвонить и задать все интересующие тебя вопросы. Да и просто так звони. Встретимся, выпьем, поговорим… – Отлично. Я тебя провожу, чтобы вас выпустили из оцепления. Недовольное сопение Майлза за плечом стало совсем уж красноречивым. – Какие птицы в наших краях… И вот стоило так расшаркиваться перед каким-то там хлыщом? – пробормотал Майлз, наблюдая, как Гордон грузит своих девушек в светлый «ренджровер». – Хорошо его знаете, сэр? – Мы вместе учились в Оксфорде. Год жили в соседних комнатах в кампусе и два снимали на двоих квартиру… Помедлив, Чандлер все же добавил: – Он оказался единственным, кто смог со мной ужиться. Несмотря на все мои… особенности. – У него светлые брюки и светлый свитер. Не самая лучшая одежда, чтобы разгуливать с автоматом… – задумчиво проворчал сержант. – Майлз, ради бога! – не выдержал Джо. – Иногда ваша подозрительность начинает меня пугать. Нельзя же подозревать всех и каждого! Особенно из-за его социального положения, будь оно выше вашего или ниже. Сами слышали, он тут был чуть ли не официально. – Ага, контролировал, как тратят семейные денежки, и выгуливал баб. А подозревать всех, сэр – это не подозрительность. Это опыт. Уходили из клуба они уже за полночь. Майлза, как оказалось, подбросила сюда патрульная машина, так что доставку сержанта обратно к жене и детям Чандлер взял на себя. – Цилиндр? Цилиндр, сэр? – Майлз, давайте не сейчас, – устало вздохнул Чандлер. – Садитесь, если не хотите ехать домой на патрульной машине. – Я сегодня в очередной раз оторвал вас от шампанского, земляничных лепешек и светского общества, – пристегиваясь, констатировал тот. – Знаете, Майлз… Всего восемь часов разделяли настоящий момент и Аскот со скачками. Но пресловутое «светское общество» и «нужные люди» казались чем-то полупрозрачным и призрачным. – …Тут общество душевнее. – Даже те, что уже мертвые? – Особенно мертвые. – Эта работа начинает плохо на вас влиять, сэр. * * * Новое дело, новые фотографии. Это ритуал – аккуратно, методично и ровно вывесить на доску ряд фото. Жертвы, улики, место преступления. Обязательно лично, обязательно первыми идут жертвы, обязательно подписи разместить под фотографиями, а не над ними. Если ритуал совершен правильно, дело будет раскрыто. Но про это Джо, конечно, никому не говорил и не скажет. Даже Майлзу, который приловчился чуять возможные срывы у инспектора чуть ли не раньше его самого. Дети играют в «чет-нечет» и «любит-не любит». Повзрослев, бывает, что принимают решения по количеству розочек на обоях или цвету первого встреченного автомобиля. А инспектор Джозеф Чандлер развешивает фотографии. – Итак, напоминаю детали нашего нового дела. Пять жертв. Пол Хикки, Марк Флиттон, Ли Моулдс, Алистер Петри, Шон Эванс. Были застрелены на стоянке клуба «Фиолетовая черепаха» около собственного автобуса. Все пятеро являлись членами рок-группы «Языческий ангел». Признаков грабежа, на первый взгляд, нет. Зато есть попытка поджога автобуса. Баллистики уже дали свое заключение. Все жертвы убиты из одного и того же оружия, калибр патрона стандартный: 5,56×45 мм. Используется в доброй полусотне моделей автоматов… – …А оружия мы так и не нашли, – вставил Майлз. – Да. Но должны продолжать искать. У нас на настоящий момент есть масса фактической информации. Наша задача – проанализировать и систематизировать ее, чтобы найти убийцу. – У нас ее даже слишком много, – снова подал голос Майлз. – Не утонуть бы. – К сожалению, дополнительно людей нам не выделят. Будем обходиться собственными силами. – А вы просили? – Просил. Отвечая на вопрос сержанта, Джо ни на йоту не погрешил против истины. Но не стал говорить, что утром суперинтендант Теллер не только отказалась дать еще людей, но отказала и в другой просьбе – заниматься только этим делом, а остальные передать другим группам. Вместо этого Джо прочитали лекцию о многозадачности и распределении работы между сотрудниками. Можно подумать, он сам этого не знал. К тому же у него сложилось ощущение, что суперинтенданта гораздо больше подвижек по делу волнует, чтобы ничего не просочилось в прессу. За очередное нераскрытое дело голову с инспектора Чандлера никто не снимет, а вот если что-то появится в газетах – расплата последует в момент. – Ладно уж, где наша не пропадала, – проворчал Майлз. – Теперь про записи с камер. Манселл, давай. – Мы сопоставили показания свидетелей, записи с камер и график движения поездов. Получили ориентировочное время убийства: четыре двадцать – четыре двадцать пять вечера. Тела обнаружили в четыре сорок. Полиция приехала в пять. Отсмотрели все записи с момента убийства и до оцепления здания и стоянки полицией. Камеры работали на входе в клуб, перед въездом на стоянку и за забором на стройке. И никого, шеф. – Манселл был необычно серьезен. – Из клуба в этот промежуток времени никто не уходил. Приходить – да, приходили. А также выбегали покурить и возвращались обратно. Со стоянки клуба тоже никто не отъезжал. – Получается, наш стрелок вернулся в клуб?! – перед глазами снова встала картинка: служебный вход из окна фургона. Ведь он как чувствовал! Убийца с самого начала был в клубе. – И он был среди тех, кого мы опрашивали? – И кого мы потом отпустили, – мрачно добавила Райли. – А отпустили мы… – Майлз поискал в бумагах нужную. – Вот. Пятьсот семьдесят шесть человек. – Нехило, – фыркнул оживившийся Манселл. – Зато нам всем будет, чем заниматься до пенсии. – Надо сузить круг подозреваемых, – высказал Джо витающую в воздухе мысль. –Что у нас есть еще? Кент, у вас их семьи и друзья. – Да, сэр. Группа местная. Все жили здесь, в Уайтчепеле и Спитэлфилдсе. Должны были играть на концерте, в рамках фестиваля Спитэлфилдс. Фестиваль старый, проводится уже больше двадцати лет. Обычно проходит два раза в год – зимой на Рождество и летом. Длится несколько дней на разных площадках района… Раньше из музыки, в основном, была классика, сейчас разброс жанров стал больше. – А они что играли? – кивнула Райли на фотографии на досках. – Немного индастриала, немного инди, много фолка. – Странная смесь. – Райли, хочешь сказать, – поддел ее Манселл, – что кто-то из эстетов оскорбился смешением стилей? И бах-бах-бах – проблема решена. – Вряд ли. Такая смесь сейчас популярна. Ну, в определённых кругах, – пояснил Кент. – И они считались многообещающими. Из тех, у кого еще нет лейбла и контракта на запись альбома, но есть уже пара демо и выступлений по клубам. И куча знакомых. Что в жизни, что в социальных сетях. – Короче, ничего собой не представляют, а гонора уже, как у Мика Джаггера с Элтоном Джоном, – подытожил Майлз. – Нет, – запротестовал Кент. – Друзья и члены семей, кого я успел опросить, утверждают – врагов у них не было. Они были парнями общительными и дружелюбными. – Ага. Настолько, что по дружбе толкали наркоту. Траву и «колеса», – ядовито заметил Майлз. – Майлз, вы что-то раскопали? – заинтересовался Джо. – Поспрашивал своих информаторов. Наши миляги-парни приторговывали. Зарабатывали, видимо, на свой первый альбом. Не в промышленных масштабах, но перейти дорогу кому-то могли. – Как могли и задолжать кому-то… – Именно. – Майлз, это уже реальная зацепка и хорошая версия. Постарайтесь узнать детали. – Конечно, сэр. – Знаете, что-то еще не дает мне покоя… – Четверть часа назад Джо сам повесил на доску фото общего плана стоянки с расстрелянным фургоном. Но теперь чувство, что он не замечает чего-то, лежащего на поверхности, не давало отвести взгляд. Что же?.. Вот! – Смотрите! Все сделано как-то напоказ. Демонстративно. Еще светло, достаточно людное место. Убийца как будто говорит: «Смотрите, что я сделал!» Чтобы все это увидели… Понимаете? – А ведь точно! – выдохнула Райли. – Думаете, это послание, сэр? – Кент внимательно изучал пачку фотографий с места убийства. – А фургон еще хорошо видно не только от служебного входа, но и от въезда на стоянку… – Вот только кому такие письма? – вставил Манселл. – А может, было что-то раньше, чего мы не заметили? До этого? – Джо перебирал в памяти недавние дела, ища сходство, но его опередил Майлз. – А помните Эндрю Боула, сэр? Наркоторговец из мелочи. Получил три пули в череп на пороге своего дома. Полтора месяца назад. – Припоминаю… – С поиском убийцы мы зашли в тупик. Никто ничего не видел и не знает. Шепотом говорят о разборках местных группировок. Копну-ка я то дело снова. Вдруг сейчас кто заговорит. План действий начинал вырисовываться. – Майлз, ваша задача – наркотики. Манселл, еще раз обыщите клуб. Наш стрелок вернулся туда, а на улице оружия так и не нашли. Значит – здание. Все там переверните, но найдите его мне! Кент, Райли, на вас семья, друзья. Долги, конфликты – выясняйте все. Бакана, почти невидимого за стопкой папок за самым дальним столом, Джо заметил лишь в самом конце совещания. – Эд, ты чего-то хотел? – Нет. Просто сидел тут, слушал, – грустно улыбнулся тот. – А сказать-то нашему мистеру Книжнику и нечего? – Майлз, конечно, не смолчал. Впрочем, как и всегда. Отношения Майлза и Бакана можно было описать расхожей фразой «и вместе тесно, и порознь скучно». Джо не раз пытался перевести их в более мирное русло, но потом махнул рукой. Тем более, что оба спорщика – пусть даже не признаваясь в этом прямо – явно находили в постоянных стычках своеобразное удовлетворение. – Я мог бы сказать даже больше, чем надо. – Что ты имеешь в виду, Эд? – сейчас Джо был не в настроении говорить загадками. – Если можешь чем-то помочь или есть прецедент из истории, говори прямо. – Слишком много дел. Сотни раз расстреливали людей из-за долгов, из-за девушки, из-за наркотиков, да из-за чего угодно. Ты неправильно спрашиваешь. – Если бы я знал, Эд, как спрашивать правильно… Отвечая так, Джо был как никогда искренен. Звонок от коммандера раздался, когда Чандлер уже садился в машину, собираясь домой. «Загляни в клуб» – и все. В клуб Джо заехал, вспомнив не самый приятный утренний разговор с суперинтендантом Теллер. В некоторые совпадения он давно уже не верил. И правильно делал. – Что у тебя за новое дело? Джо молча тянул виски и разглядывал портрета адмирала Эндрю Каннингема, виконта, лорда адмиралтейства и прочая, и прочая… – и, кажется, не столь уж дальнего родственника Гордона – и гадал: кому он успел за сутки перейти дорогу? Коммандер встал из кресла, подошел и остановился рядом. Портрет лорда Эндрю, благополучно скончавшегося более полувека назад, наверное, еще никогда не удостаивался такого внимания. – Меня об этом деле спрашивали… Пауза. – Знакомые… Пауза. – И о тебе тоже. – Уж не ли те самые, со скачек? – раздраженно бросил Джо. Наугад. Но тут же понял: а ведь попал. Все же он знал коммандера не год и не два. И различал оттенки его молчания. – Будь аккуратнее, Джо. – И опять вы знаете больше, чем говорите мне, сэр. – Возможно.