Проект: Полиморф. Созданный монстр

      Что такое общение с живой машиной?       Это как диссоциативное расстройство личности, только без шанса получить этот диагноз.       Лаккомо очередной раз поймал себя на мысли о полной ирреальности происходящего, и вновь сосредоточил внимание на общении. Даже разговор с искином корабля казался ему не настолько диким и невозможным, как болтовня нескольких полиморфов. Ведь то был искусственный интеллект, хорошая программа, которая совершенствовалась вместе с ним, училась на его опыте и корректировках. Она могла поддерживать полноценный диалог, но не делала этого, чтобы экипаж не терял чувства самоличного контроля за кораблем.       В то же время полиморфы несли своим присутствием хаос в гармоничную атмосферу на борту, тут же потеснив живых людей с единочно занятого пьедестала разумности.       Информация о появлении теперь уже бесспорно военных полиморфов разлетелась по торийскому экипажу «Стремительного» со скоростью потокового вещания камер онлайн наблюдения. А к концу первого диалога с ТИСом о живых машинах на борту узнала даже отдыхающая смена. За последние годы, это стало самым взрывным событием, встряхнувшим весь экипаж. Даже более шокирующим и волнительным, чем новость о спонтанном венчании Короля. Или давнее карательное уничтожение одной торийской колонии.       Повезло или нет, но так сложилось, что Лаккомо никогда не общался с полиморфами, работающими на гражданке. Видел их выступления в эфире, имел общее представление о деятельности ученых, читал архивы об экипаже «Искателя», но… сфера его основного интереса всегда шла далеко от машин. Но жизнь пошутила, закинув ему поющего полиарконового бойца, после которого мысли о полиморфах прописались у Величества в голове.       Свою встречу с ТИСом и раритетным МЕГом Лаккомо считал чудом и удачей. Но самоирония продолжала щекотать нервы вице-короля, в то время как едкий полиморф наслаждался с трудом прикрываемым шоком на его дипломатично вежливом лице.       — Координаты базы вычислены, — ответил Аллиет-Лэ полиморфу, сверившись через коммуникатор с данными экипажа.       Не изобретая сложностей, чуть раньше ТИС получил выделенный канал для связи с мостиком и перекинул туда объемную запись своих полетов, для вычисления местонахождения базы. Задача была не сложной, и имея в своем распоряжении все мощности корабля, навигатор справился даже быстрее, чем того ожидал командир. И явно быстрее, чем ожидал сам полиморф.       — Хорошие у тебя люди, ториец. Заинтересованные, — сказал ТИС со странной интонацией то ли уважения, то ли зависти.       У Аллиет-Ле зачесался язык поправить, что половина заслуги принадлежит кораблю, но он вовремя спохватился. Почему-то упоминать способности «Стремительного» он посчитал сиюминутно излишним.       — Лаккомо, — представился вице-король, со своей стороны предлагая перейти на более доверительный стиль общения.       — Просто Лаккомо? — склонившись, чтоб удобнее заглянуть в глаза человеку, спросил ТИС. — Без должности, титула и фамилии?       Гвардейцы, которые терпеливо присутствовали при общении, не теряли бдительности и не позволяли себе обманываться доброжелательностью машины. Хотя оружие в их руках служило скорее формальностью из-за необъятных размеров полиморфов, все-таки точной стрельбой по сенсорам они могли причинить машинам сильный ущерб.       — Хочешь сказать, что моя фамилия изменит твое ко мне отношение?       — А должна? — тут же поинтересовался полиморф.       — Нет.       — …Хорошо! — в голосе машины заиграли веселые нотки. — Удобно иметь дело с людьми, которые не ослепли от блеска своей короны.       Лаккомо подавил мимолетное удивление и сухо улыбнулся. Вовремя вспомнил, что он общался не с дуболомной техникой, которая не видела ничего сверх ангара, а с бывшим человеком, который, наверняка, смотрел новости.       — Скримрейк, — ответно представился полиморф.       — Рад знакомству, — вежливо сказал Лаккомо и, к своему стыду, внезапно осознал, что не знает, как и о чем дальше продолжать разговор.       Выручил ситуацию сам ТИС, жизнеутверждающе потоптавшись на месте.       — Знаешь, я бы с радостью раздавил с тобой пару баночек пенной дряни, но в нашей обстановке пока ты будешь заливать за воротник, я могу только предложить залить в меня смазки.       Кто-то из гвардейцев даже тихо фыркнул, а Лаккомо молча улыбнулся и с мимолетной неловкостью опустил глаза.       — Ничего не поделать, к застолью с полиморфами я не готовился, — с улыбкой ответил вице-король. — Но могу предложить подзарядку. И свежие новости на десерт. Пока мои люди не закончат работу на кораблях «Белого шторма».       Напряженная обстановка начала понемногу разжимать тиски. Когда прошла первая притирка собеседников, то даже наличие вооруженной гвардии перестало смущать. Во всяком случае Лаккомо не видел причин и необходимости что-то утаивать от своих людей, а полиморфы не спешили остаться с ним один на один. Такое взаимопонимание безусловно радовало.       Вот только вторая машина не спешила идти на диалог. Вице-король бросал на мощного полиморфа беглые и осторожные взгляды, и как бы болтлив не был ТИС, второй все равно воспринимался старше. И «главнее».       — Я всегда открыт для свежих новостей! — щедро развел манипуляторами Скримрейк.       Лаккомо кивнул, но потом решил развеять сомнения относительного второго.       — А что насчет тебя? — обратился он напрямую к сто четырнадцатому. — Лично у тебя есть какие-либо особые пожелания?       И вновь любопытство с осторожностью подстегнуло вице-короля попытать свое чутье и заглянуть в эмоции этой грозной машине. Ведь Кенси однозначно дал понять, что оба полиморфа были людьми. У обоих налажена голосовая связь. В чем же тогда причина упорного молчания?       Видимо, полиморф дожидался персонального внимания, потому как он не пытался перевести диалог на напарника, а только медленно, очень по-человечески немного склонил голову набок.       Лаккомо ожидал ощутить мрак и холодок на душе рослой машины, как при первом мимолетном контакте. Но к своему удивлению, на этот раз Аллиет-Ле наткнулся на глухоту. Словно между ним и полиморфом выросла невидимая стена, оберегающая от непрошенного вторжения.       А потом что-то во взгляде холодных синих светокристаллов напрягло командира «Стремительного» и, присмотревшись, Лаккомо озадаченно понял: его тщетные попытки изучают. Анализируют новый ментальный фон, как неопознанную частоту странных сигналов, ловко поставив защиту и закрывшись. Умеючи или по наитию? Не важно. Но полиморф с ним играл.       И вдруг, настроившись на ментальный резонанс, получил желаемое.       Лаккомо стегнуло по менталу, как ошпарив. Аллиет-Ле качнулся, болезненно сощурившись. В глаза словно кинули песка, а в голове затихал противный писк, скребущий на грани сознания. Один из гвардейцев тут же кинулся к нему, другие щелкнули предохранителями на оружии. Но коротким взмахом ладони Аллиет-Ле остановил всех. Даже своего дъерка, предупредительно невидимого всплывшего из тени.       Дело в том, что звон в голове уже затихал. А полиморф, словно проверив свои возможности, удовлетворился.       — Ты не в силах выполнить мои пожелания, потому что они только мои, — ответил низкий, выкрученный до железных нот голос рослой машины. — Но мне здесь есть чему научиться. Я сочту свое пребывание здесь полезным.       На секунду Лаккомо похолодел от этого голоса. Конечно, такой эффект ему придал обычный даже примитивный эквалайзер, но то, какими скачками настроения полиморф сопровождал свои слова, заставляло сдерживаться в высказываниях. От него веяло опасностью. Не угрозой. Пока еще. Но той опасностью, которая как флер окружает дикого хищника, привыкшего считать все, что мельче себя потенциальной добычей.       Аллиет-Ле поймал себя на редком чувстве страха, которому вскоре стал даже рад. Вообще Лаккомо никогда не бравировал своей смелостью и считал, что по-настоящему бесстрашны лишь психически больные. Вице-король вполне осознанно отдавал себе отчет в том, что в жизни много ситуаций способны вызвать в нем страх, даже ужас. Чего стоили только периодические кошмары о гибели брата под бомбежкой планеты или сюжеты о внезапном выходе корабля рядом с черной дырой. Но кого-то конкретного, да еще наяву Лаккомо испугался впервые.       Но страх этот сменился азартом, потому что логика не видела угрозы, в то время как обожженное чутье нашло нечто интересное. Кого-то интересного. А также столь беспощадного и циничного, как сам вице-король.       Возможно даже более циничного, а оттого интересного.       Совладав с собой в считанные мгновения, Лаккомо окончательно пришел к гармонии со своим чутьем и любопытством и принял решение, от которого на его месте отказалось бы большинство командиров.       — В таком случае, я рассчитываю, мне всегда будет чему тебя научить.       И если гвардейцы и ТИС покосились на Лаккомо с легким недопониманием, потеряв слегка суть происходящего, то МЕГ едва сузил фокусировку на светокристаллах и «прищурился». А потом Аллиет-Ле мог бы покляться, что по безэмоциональной маске полиморфа скользнула мелкая дрожь изменений и тот ухмыльнулся. Понял суть фразы и оценил иронию.       А Лаккомо позволил себе расслабиться глубоко в душе.       Как-то так он только что купил себе жизнь и неприкосновенность у своевольного и явно опасного полиморфа и его банды.       

***

      Чуть меньше, чем через пару часов «Стремительный» готовился отбывать к месту встречи с фарэйским пиратом. Эйнаор, стоя рядом с Лаккомо в зале, где еще недавно они общались с Кенси, наблюдал через смотровой экран за быстро удаляющимися темными точками военных полиморфов.       — Это было… познавательно, — деликатно выразился Эйнаор.       Близнец недобро покосился на него. Сейчас они, наконец-то, остались наедине и Лаккомо с чистой совестью мог сказать, что думает.       — Это было ужасно.       Эйнаор вопросительно вскинул брови.       — Они держат в строю боевых машин сумасшедших убийц, — пояснил свое отношение Аллиет-Ле.       — Да, — флегматично заметил младший.       — И социопатов, не ассоциирующих себя с человеческим видом.       — Да…       — Если армия Цинтерры полна такими… личностями, то любая ошибка с нашей стороны… и нам конец.       От волнения вице-король даже начал выражаться рваными фразами.       — Я понимаю, — со спокойным фатализмом ответил Эйнаор.       — Боюсь, что нет, — парировал брат.       Лоатт-Ле вновь адресовал молчаливый вопрос. Тем временем точки на экране уже стали едва заметны, и только бледный маркер на мониторе подсвечивал их указателями, которые постепенно приближались к трем кораблям «Белого шторма».       — Один этот разговор сказал мне о полиморфах больше, чем я узнал за все время работы с ними, — признался Лаккомо. — Это Бэкинет исключение. Его психические травмы и инфантильность — редкость в числе боевых машин.       — Я помню, что говорил Скримрейк, — поддакнул Эйнаор.       Лоатт-Ле действительно слышал весь разговор в ангаре. От момента первой встречи до историй ТИСа, которые он перечислял о других своих напарниках звена. Скримрейк был щедр на разговоры. Более того, ему похоже просто нравилось говорить и наслаждаться человеческим шоком. Поэтому он не скупился на красочность и делился фактами о безумных, злых, хитрых, капризных и прочих проблемных компаньонах, которые попадались ему за все время боевых вылетов.       Сто четырнадцатый в плане общения был не столь щедр. Но даже он вывалил торийцам целый список погибших полиморфов, которые были на его памяти. Явно не все, потому что по случайности или целенаправленно, но МЕГ обмолвился о паре своих боевых вылетов на планеты, которые по меркам людей случались очень давно.       — В таком случае, тебе стоит понимать, как много он умолчал, — сказал Лаккомо и потер виски. — Это не просто люди в машинах… Они сильны. Ментально сильны. Вероятно, не все, лишь немногие. Но я… не смог прочитать старшего.       Эйнаор с растерянностью посмотрел на брата.       — Он закрылся от меня, — признался Аллиет-Ле. — Легко. Словно осязал физически. А потом ответил. Но не выставив зеркальный щит, а отправив ответный сигнал.       Для стороннего человека подобные изъяснения звучали бы словесной кашей, но Эйнаор все понял и закономерно изумился.       — Хочешь сказать, они заперли в машине сильного менталиста?       — Я не знаю, — растерянно ответил Лаккомо. — Возможно, способности развились позже. Из-за длительного отсутствия голосового общения и принуждения к цифровой передаче сигнала… Может быть с годами в кристаллической оболочке развиваются иные способы чувств и коммуникации… Это вопрос психологии и духовных практик. Вероятно, Эантар и его приятель Дэохан могли бы дать более точный ответ. Но меня в этой истории волнует больше другое.       — Что же? — мягко поддержал тему Эйнаор, хоть и видел, как брат прогружен и встревожен одновременно.       Лаккомо отвернулся от экрана и серьезно посмотрел на близнеца.       — Что случится, когда рано или поздно такие полиморфы, как эти, воспользуются брешью в блокировочных стойках и, пользуясь ментальными способностями, вырвутся на свободу в своих кораблях?       Эйнаор открыл было рот, чтобы о чем-то поспорить, но последовавший за вопросом шквал образов по связи ответил на все. Нет смысла спрашивать, как это произойдет. Нет причины сомневаться в том, что это случится. Не важно, когда будет первый подобный бунт. Факт почти подтвержденный. С нынешними системами блокировки вырваться почти не составляет проблем для тех, кто может взломать чужие мозги с легкостью программного взлома кодового замка.       Но вот каков последует итог такого восстания?       — Ты поэтому хочешь получить эти машины себе? — уточнил Эйнаор и поежился, обняв себя за плечи. Чужая навеянная тревога отозвалась холодком.       Лаккомо кивнул.       — Я уже получил.       Эйнаор скривил губы в легком скепсисе.       — Две машины не решат твоих проблем с Федерацией.       Старший пожал плечами.       — Просто две машины — нет. Но две лояльные машины…       Лоатт-Ле не дал брату закончить, а качнул головой.       — Они все равно остаются машинами, брат. Без связей, без прав, без обширных возможностей. Я могу понять, что они тебя заинтересовали, но ты явно недооцениваешь своих фарэйских пиратов. На твоем месте я бы делал лучше ставку на них. Они же смогут добыть тебе с десяток, а то и с сотню таких машин.       Мимолетный диссонанс эмоций слегка ослабил братскую связь, и Лаккомо отвел глаза, все равно оставшись при своем мнении. Не зная, чем крыть в этой ситуации, Аллиет-Ле решил промолчать. Как всегда, когда собственные необоснованные мотивы заглушали логику.       Потому что, имея такой корабль как «Стремительный», Лаккомо мог вообще не переживать о «полиарконовом бунте» как внутри ангаров, так и снаружи. У него просто не было логичных причин завоевывать лояльность опасных полиморфов, которых, по-хорошему, стоило бы просто уничтожать на подходе, чтобы не создавать себе проблем.       Эйнаор в то же время видел, что брат с ним не согласен, немного сбавил напор и примирительно тронул за плечо.       — …Но в плане разрушительной силы, конечно, боевые машины лучше пиратов, — согласился младший в качестве компромисса. — А уж если объединить фарэйские базы и корабли с такими боевыми машинами, как эти, то цены им не будет.       Лаккомо скосил глаза на руку, которую брат еще держал у него на плече и исподлобья глянул в глаза. Эйнаор даже не пытался скрыть своей попытки угодить. Ему хватило разногласий в прошлом.       Вице-король долго смотрел на льстивую физиономию брата, а потом сдался, вздохнул и похлопал его по ладони на плече.       — Ты прав, — наконец, мучительно сознался он, чуть закатив глаза, а потом без паузы сменил тему. — Скоро встретимся с Жэйком. Познакомлю вас. Как раз будет, что обсудить.       Эйнаор счастливо улыбнулся.       — Удачно. Надеюсь, он не поспешит сразу забирать своего пацана и растворяться по своим пиратским делам.       Лаккомо только ухмыльнулся.       — Нет. Обычно он любит задержаться у меня на борту и поесть. Будто я разъездной космический ресторан.       — Действительно. Чем еще в пиратской среде будет славиться лучший корабль в системе, как не отменной жратвой и торийками, готовыми играть в карты на раздевание…       Лаккомо с возмущенным недоумением стрельнул взглядом на брата, а Эйнаор даже осекся.       — Только не говори, что ты не думал, как маскулинные фарэйцы обхаживают твою женскую половину экипажа и пользуются своей генной несовместимостью.       Командиру корабля потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать услышанное, а потом успокоить яркую вспышку негодования.       — Понял… — смущенно заявил Эйнаор и отвернулся, с трудом сдерживая ухмылку. — О наблюдениях за личной жизнью экипажа лучше молчать.       — Нет уж! — всплеснул руками Лаккомо. — Теперь я жду подробностей.       И хотя вице-король все еще выглядел строго, в уголках губ его все равно затаилась улыбка.       — Это всё моя яркая фантазия, не более, — рассмеялся Эйнаор, безобразно стрельнув по связке красочным образом межвидового бурного соития.       Лаккомо тихо ругнулся и прикрыл глаза ладонью, будто это могло помочь не видеть чужие мысли головой.       — Теперь ты этого не забудешь, — самодовольно хохотнул младший, а потом широко распахнул глаза и резко увернулся: брат попытался шутливо поймать его в захват.       Лаккомо уже и сам тихо посмеивался от мелочной глупости.       — А ты не разучился двигаться, — демонстративно оценивающе и с иронией кивнул старший на столь верткий уворот.       — Так это я сижу с Учителем на планете, а не ты, — язвительно поддел его Эйнаор и лучезарно улыбнулся, непринужденно развернувшись полубоком, словно готовился к выпаду.       Лаккомо только хмыкнул.       А в следующий миг принял вызов и стремительно шагнул вперед.       Эйнаор, смеясь, поймал руки близнеца в захват. Однако тот выпутался ловким движением и крутанул брата на месте, прижав спиной к себе и нейтрализовав руки.       Секунды дружеской борьбы прервались жужжанием командирского коммуникатора, и братья замерли прямо в процессе своего «сражения».       — Тебя старпом потерял, — издевательски сообщил Эйнаор.       Лаккомо мрачно закатил глаза.       — Ответить, — дал сухую команду командир, и с коммуникатора донесся голос старпома:       — «Командир, мы готовы к прыжку».       — Отправляемся, — ответил Лаккомо ровным голосом, словно вовсе не прилагал усилий, чтобы держать брата, который секунду назад вырывался в полную силу.       — «Как скажете. Начинаем обратный отсчет. Минута до старта…», — отозвался Калэхейн.       — Завершить, — тихо сказал Лаккомо поддав ментального сигнала устройству, и связь с мостиком прервалась.       Эйнаор задумчиво изрек:       — Я думал, ты обязан присутствовать при всех прыжках на мостике.       Старший даже растерялся, не сразу придумав ответ.       — Нет. За столько лет они уже давно не нуждаются в присмотре!       Лоатт-Ле небрежно пожал плечами, насколько позволял захват.       — Мало ли… Я думал, тебе это нравится.       Лаккомо ослабил захват, позволив брату мгновенно выпутаться. После чего неспешно вновь шагнул почти вплотную к окну и поманил Эйнаора к себе. А когда тот послушался и встал рядом, обнял его за плечо.       — Что мне нравится… — тихий голос Лаккомо наполнился задумчивыми, философскими нотками. — Я покажу.       Эйнаор затаился с легким изумлением от столь внезапной смены настроя, а потом почувствовал, как связь начинает натягиваться, и будто разрастаться, обволакивая его в мягкий пушистый кокон. Где-то на периферии слуха звучал по общекорабельной связи обратный отсчет последних секунд. Лаккомо щедро делился с братом своим ощущением от погружения массивного корабля в подпространство, а двойная связь только еще больше усиливала ощущения, создавая резонанс на контакте.       Вот вспыхнуло где-то глубоко в недрах корабля огромное кластерное ядро. Вот разворачивались его красочные эфемерные вуали, как излучения новорожденных звезд. Вот пластичное пространство поддавалось, разрезаемое всполохами острых граней невидимых протуберанцев. Корабль со всем экипажем будто завис над пропастью, готовый вот-вот рухнуть в голодную и бездонную тьму подпространства.       Это было страшно. Это было восхитительно. Это было… безумно красиво.       А потом с мостика отсчитали последнюю секунду, и разум Эйнаора вовсю захлестнуло тишиной красочной электронной эйфории от прыжка корабля.       

***

      Скримрейк давно не находился в столь приподнятом расположении духа.       Разговоры и даже отчасти пустой треп с людьми явно шел на пользу его странной психике. Казалось, даже больший целительный эффект оказывали только общественные эмоции, которые полиморф культивировал своим эпатажем.       Иногда Март даже всерьез начинал жалеть, что скорость обмена данными между ним и Скримрейком столь велика по сравнению с человеческим словоизлиянием. Напарник радостно делился своим мнением с ним обо всем, что высказывали или пытались умолчать люди.       А уж на обратной дороге до кораблей «Белого шторма» Скрим едва не наворачивал спираль вокруг Марта от довольного возбуждения.       — «…Но ты видел, как они на меня смотрели? — который раз возвращался к любимой теме ТИС. — Я определенно понравился этим желтолицым типам!»       «Ты был болтлив», — спокойно вновь повторил МЕГ.       «Не только! Я видел, как их впечатлила моя несравненная грация!»       Март устало промолчал. Это чувство для него было в новинку, а потому пока не раздражало.       «Да ладно-ладно, ты тоже хорош. Королёк и на тебя жадно пялился, — осклабился по электронной связи полиморф. — Будь ты чуть пободрее, глядишь, он бы придумал повод оставить нас у себя».       «Ни к чему».       «Это ты сейчас так считаешь. Не все ли равно, какой ангар утаптывать? Март, признайся уже, ты просто врос в «Шторм» и отказываешься принимать альтернативы. В то время как у торийца на борту и запчасти поновее, и задачки веселее. А еще корабль больше. Безобразно больше! Я могу там размяться, не боясь сломать крылья! Март, там даже ты можешь ходить, как по спортзалу! Может, стоило, правда, продаться этому борзому плоду династической селекции? Он смешной».       «Он умный», — отрезал Март.       «Ну, мы тоже не без изъянов…» — подражая задумчивости парировал Скрим.       По кристаллу МЕГа скользнула искра вопросительной иронии, ненадолго прогоняя усталость.       Спустя мгновение старший полиморф понял, что ТИС над ним колко издевается. Когда-то он называл совокупность таких действий — стёбом.       «У большой должности больше желаний, — ответил Март. — Никто не станет терпеть наше бездействие на борту».       «Конечно, нас захотят использовать! — виртуально отмахнулся Скрим. — Но тебе не все ли равно в каких людей стрелять?»       Вопрос был риторический, если не сказать философский.       «Или ты боишься, что золотая птица натравит тебя на слишком крупную дичь?» — ТИС вкрадчиво подлетел ближе, будто пытался заглянуть в цвет светокристаллов.       МЕГ стоически остался на своей глиссаде, но промолчал.       Объяснять Скриму, что не всегда хорошо там, где опаснее, Март посчитал излишним. Как и то, что свой большой срок жизни он заработал не только точной стрельбой, но здравой осторожностью и умением иногда вовремя отступить.       — «Хорошо, — сдался ТИС и как всегда молниеносно сменил настрой. — Круто. Мы возвращаемся на «Шторм». А дальше что?»       «Помогаем генералу в чистке кадров», — сухо, но охотно отозвался старший.       «Это понятно. А потом?»       «Летаем с ним».       «Это я тоже понял. А дальше?»       «Ждем».       «И это логично. Но мы лично делаем-то что? Вне приказов».       Март на мгновение растерялся с ответом. Пауза в электронных сообщениях тут же дала Скриму повод для высказывания своего мнения.       «Вот! Об этом я и говорю! Не стоило рассчитывать на «Шторм», если там нечем заняться!»       С этим Март не был согласен, потому что где Скрим видел бездействие, сам МЕГ собирал важную информацию о событиях внешней среды. И пока все, что он знал, ему не нравилось. Если кратко, люди очередной раз не поделили интересы и грозились войной, а им, полиморфам, среди них не было места, кроме как на линии фронта.       Отстойная перспектива, как выразился бы Скримрейк. В такой обстановке МЕГ предпочитал выжидать где-то на непопулярном корабле, далеком от сражения с планетарной системой обороны. По его проверенному мнению, лучше сражаться против единичных кораблей в глубинах межзвездного пространства, чем вилять между залповым огнем планетарной ПВО.       Кенси со своим статусом спецподразделения был как никогда далек от миссий военного десанта. А оттого его ангар для Марта выглядел в разы привлекательнее просторного «стадиона» на «Стремительном».       Не считая того, что сам торийский флагман показался старшему полиморфу странным. Март впервые ощутил подобное и в его скупом лексиконе даже не было подходящих слов, чтобы описать этот эффект. Но одно полиморф мог сказать однозначно — корабль его сканировал. Тысячами сигналов, сотнями протоколов. Он шелестел в его электронных мозгах как ветер по микрофону и против воли самого Марта сцеживал с него данные.       Полиморф не хотел признаваться напарнику, что именно корабль был главной причиной его нежелания надолго задерживаться на борту. Март мог со многим смириться. Но не с таким молекулярным анализом вплоть до последней единицы виртуальной информации.       Даже человек с его странным шепотком был интересен. Казалось, он почти что мог подключиться и услышать их со Скримом голосовой канал.       Но «Стремительный» с пытливым любопытством препарирующий и разбирающий Марта на виртуальные запчасти перечеркнул всё.       «У генералов большие планы друг на друга, — повторил МЕГ свой вывод, сделанный по итогу общения с людьми. — Наша встреча не последняя».       Скрима это утешило едва лишь.       «Главное, чтобы во время их последней встречи мы с тобой оказались на удобной стороне», — отбил емкую реплику ТИС, а после обогнал Марта и обиженно замолчал вплоть до самого возвращения в ангар флагмана «Белого шторма».       Тишина МЕГа устраивала, хотя в случае такого напарника как Скримрейк могла фигурно сказаться на логике подчиненного. Но сейчас Март не переживал за него, а воспользовался случаем вновь прокрутить в памяти все полезные нюансы общения как с цинтеррианским генералом, так и с торийцем. Расстраивало древнего полиморфа только одно: полезность пойманного ими фарэйского пирата, как биологического, так и полиарконового была почти нулевой. Фэнз, а именно такое имя носил голосистый полиморф, наотрез отказался рассказывать любую ценную информацию. А рукоприкладством и порчей оборудования МЕГа очень вежливо попросили не заниматься. Даже в процессе короткого полета до «Стремительного». Торг вышел не в сторону Марта и звучал так, что если он повредит пирата, то от людей полезных действий может не ждать. С чередой внутренних конфликтов в логических схемах МЕГ все-таки согласился не членовредительствовать, за что действительно получил от торийца бонусные сведения. И если Фэнз орал и забивал эфир потоком брани вместо полезных данных, то человек охотно рассказал о наличии большого числа полиморфов на Фарее.       Странный в итоге был разговор. Март остался им недоволен. Ощущение недоговоренности и ловко утаенной информации его не отпускало. Он вроде бы получил ответы на свои вопросы, вот только вопросы, похоже, были не те.       Подлетая к привычному ангару, МЕГ напоследок скользнул сканирующим радаром по торийскому флагману и успел засечь даже момент слабого силового напряжения вокруг черного корабля. Оно длилось мгновение, будто медленные брызги охватили сердце огромного космолета, а потом он завернулся в них и просто… исчез. Без разгона и без движения. Словно утонул в звенящей тишине космоса.       Ни один другой корабль на памяти Марта так не умел. И какое-то необъяснимое чувство, рожденное в глубинах кристаллического Сердца, подсказывало, что «Стремительный» в этом плане уникален.       Тем временем Скримрейк спланировал в недра ангара и опустился лапами на твердый пол, прихвативший его искусственной гравитацией.       «Детки, я дома!» — искристо разлился виртуальный голос Скрима по связи.       А потом за пустыми стойками полиморфов что-то внезапно коротнуло и прямо на пути МЕГа с аварийной скоростью закрылись створки ангара.       Скрим с недоумением подскочил, вновь поддав тяги в заплечные двигатели, когда мимо него рассекла пространство короткая плазменная очередь.       «Берегись!» — успел суматошно стегнуть сигналом девятисотый, как вдруг его тело взорвалось пучком искр, а потом начало оседать на пол ослабшей грудой металла.       За его спиной победоносно возвышался семьсот десятый, в чьем манипуляторе остаточно искрил какой-то блок, выдранный с пучком проводов и полиарконовый оплетки.       И хотя Скрим успел заметить, что у приглянувшегося «пацана» не потухли светокристаллы, а значит он все еще оставался жив, ярость тут же захлестнула его до последнего привода, и он вскинул оружие.       Но даже этот жест оказался слишком медленным.       Последовавший сбоку в ангаре новый выстрел точно попал Скриму в манипулятор и запек контакты. Сигналы смешались в хаотичный фонтан ощущений, отчего оружие заклинило, выдавая бесконечную череду ошибок, которая путала жизненно важные сигналы, то и дело смещая их приоритет.       Так полиморфом ощущалась боль.       В накатывающем бешенстве Скрим отсекал шквал бессмысленных системных ошибок и тратил драгоценное время преимущества в скорости. На периферии внимания он успел даже заметить, как еще один предатель обезвредил второго потенциального бойца их команды и уже направлялся к нему.       Скрим почти справился со своим оружием и отключил подачу энергии, которая перегревала ствол, грозя детонацией, когда в него полетела новая очередь игольчатых выстрелов. Самое обидное, что он успел осознать это, успел даже заметить полет плазменного маломощного пучка, но сервоприводы собственных конечностей были куда медленней, чем мысль и чужой выстрел.       Полиморф успел только еще раз откинуть себя залпом двигателей в сторону, но противник, видимо, успел хорошо изучить его на боевых вылетах. Выучил все привычки и рефлекторные манеры. И в плазменную очередь заложил опережение даже на такой неосознанный спонтанный порыв.       Досада стегнула Скрима вместе с последним чиркнувшим выстрелом, пробившим ему одну из жизненно важных антенн.       Новая череда помех и ошибок захлестнула разум Скримрейка волной. Настолько, что от искр, перегорающих контактов, сгораемой оплетки и хаоса, транслируемого по проводникам, он даже на мгновение ослеп.       «Сука!» — выплюнул в эфир Скрим вместе со своей концентрированной ненавистью.       «Сдаваться не прошу, пятисотка, — самодовольно изрек восемьсот второй, некогда бывший главным подстрекателем. — Сам знаешь, тебе и дружкам хана».       Даже сквозь ярость Скрим еще пытался бороться с ситуацией и искать варианты спасения. На девятисотого полагаться бесполезно, он не мог пошевелиться. Девятьсот двадцатый тоже валялся около стены не лучше. Створки ангара закрыты. От МЕГа он отрезан. Хорошо хоть громила чудом не врезался в препятствие!       И как только смог…       А ведь парочка недовольных полиморфов отработала свой план идеально. Наверняка, за время их с Мартом отсутствия всё обсудили по личному каналу, продумали варианты. Хорошо сработали. Чисто. Повредили ручной блок управления створками. Разделили напарников. Вырубили вероятных помощников, сыграв на том, что их модели идентичны, и все они прекрасно знают свои слабые места.       Красиво… Идеально.       Лучше уже и не отработать.       Кто как не сами ТИСы знают, насколько они хрупки и беззащитны в гуманоидном обороте на лапах. Когда броня не закрывает чуткие элементы, когда конечности развернуты, для подвижности открывая суставы. Даже в оружейных слотах и вроде бы крепких антеннах у машин есть слабые места.       Они знали куда бить.       Знали, что в узком пространстве ангара их модели не столь подвижны и вертки, как в космосе, где совсем другие расстояния и скорости, и их двигатели имеют преимущества перед чужим вооружением.       «Пару словечек напоследок?» — прозвучал вкрадчивый голос восемьсот второго в личном канале Скрима.       А ведь камеры в ангаре до сих пор должны были крутить для мостика какую-то зацикленную картинку? Даже если нет, люди слишком медлительны и не успеют ничего предпринять.       Сквозь калейдоскоп помехов Скрим не увидел, а скорее почувствовал выжившей сенсорикой, как на него вновь направили стволы. Трансформироваться и закрыться броней он не успевал. Отвернуться тоже. Выстрелить в ответ, не говоря о том, чтоб прицелиться вслепую — тем более.       Разве что…       «Пошел ты!» — выплюнул ответ Скрим, и с места мигнул коротким телепортом прочь.       Вот только наводка глотнула помехи и захлебнулась, потому что скачок, который должен был вывести полиморфа за границу корабля оборвался где-то на полпути, свалив машину перед дверьми ангара.       Хорошо еще не впаяло в сами двери или металлический пол! А ведь это было близко. Скрим рухнул с пары метров и пошатнулся. Прыжок был жестом отчаяния, но никак не здравого смысла.       «Кретин!» — рявкнул восемьсот второй, а пока Скрим ловил красочные галлюцинации от барахлящей картинки, к нему протянулась полиарконовая лапа и схватила за открытый под головой хребет.       Скрим не сказал бы, что он этого добивался, но контакт сыграл ему на пользу.       А уж сколько раз при жизни его так ловили…       К череде системных ошибок добавилось еще несколько от критического напряжения рамной конструкции, но Скримрейк рефлекторно дернулся, увлекая цепкого полиморфа за собой. Восемьсот второй был хорошим стрелком. Точным. Но в уличных драках он был явно профан.       Бунтари думали, что бой в среде с искусственной гравитацией корабля даст им преимущество. Но лучше бы они вырубили гравитацию, чем закрывали створки. Потому что Скрим, заваливаясь на бок, сам перехватил манипулятор ТИСа, крутанулся, поддав ускорение маневровыми, и рухнул всем своим весом на противника.       Чья именно броня жалобно скрипнула под общей тяжестью он так и не понял. Но то ли свои сенсоры похоронно простились и доломались окончательно, то ли от пинка ушли в перезагрузку, но ураган помех резко прекратился. Правда, Скрим не прозрел. Но лишился отвлекающих факторов.       Взамен привычному зрению проснулось чутье от кристалла. Как при развлекухе в стойках, когда Скрим ясно видел, как ползает по потолочным балкам мальчишка-техник. Он чувствовал сейчас под лапами своего врага. Видел, как он медленно вскидывает оружие, чтобы направить его на хрупкую капсулу кристалла. В то время как его камень Сердца пылал в мутном зрении подобно звезде, пульсирующей жаждой жизни.       Скрим ударил в противника под собой не раздумывая. Ему не нужен был ствол, чтобы стрелять. Сложенный в оружие манипулятор был достаточно острым, а тонкую не работающую электронику уже жалеть бессмысленно.       Резкий рывок без замаха пробил крепкую броню. Наручное дуло тут же смялось и увязло в пучках гибкого металла, проводов и синтетики. Скрим уловил даже едкую иронию полиморфа, когда манипулятор застрял, не дотянувшись до его капсулы Сердца. Вот только Скрим ухмыльнулся в ответ и включил подачу энергии на оружие, и элементы питания коротнули от мощного заряда.       А в следующий миг его испорченное оружие взорвалось внутри грудной клетки бунтаря, и сильный удар разворотил броню вместе с вражеским кристаллом Сердца.       Самоуверенное безумие.       …Но Скрим посчитал, что броня у их моделей достаточно крепкая, чтобы выдержать взрыв плазменных элементов накаливания. При том крепкая с обеих сторон.       В теории…       Беззвучно бахнувшим взрывом Скрима даже подкинуло в безвоздушном пространстве ангара. Наручный ствол вывернуло и оплавило так, что он окончательно стал похож на экспонат из печи. Такое уже не починить. Проще отрубить с концами.       В добавок ко всему Скрим оглох после яркого взрыва под боком, а вихрь красочной энергии из чужого разбитого кристалла застилал обзор. На мгновение он даже залюбовался диковиной картиной изливающегося призрачного дымка из опавшей металлической туши. Но пропустил мигнувший позади скачок телепортации.       Противников было двое.       И этот второй, не подходя вплотную и не повторяя чужих ошибок, направил на него свой ствол…              Когда перед МЕГом захлопнулись створки ангара он молниеносно включил все маневровые двигатели вниз и кувыркнулся, на последних градусах поддав напор маршевых двигателей почти на максимум. Инерция пронесла его почти до створок, но в последний момент мощные струи двигателей облизали обшивку корабля и неохотно спасли тяжелую машину от столкновения.       В ту же секунду полиморф послал сигнал на корабль. У него даже не возникло сомнений, что внутри случилась беда.       «Скрим?» — короткий пеленг отправился по личному каналу.       Но ответа не последовало.       Напарник мог обижаться сколько угодно, но никогда не игнорировал его полной тишиной, всегда молча присутствуя в эфире.       Сейчас же на другой стороне его будто не слышали.       «Скрим?!» — Март вновь развернулся носом к ангару и погасил инерцию движения.       Чувство необъяснимой тревоги тронуло Сердце древней машины, и МЕГ не мог ответить точно, поймал ли он чужой сигнал… или так взвилось его чутье.       Люди у себя там на мостике отвечали как всегда очень медленно. Слишком медленно для полиморфов, которые привыкли обмениваться сигналами со скоростью компьютеров и полетов выстрелов.       «Скримрейк!»       Волнение и самое обыкновение переживание захлестнуло Марта лавиной эмоций, но эфир так и остался глух к его зову.       Зато послышалось, как где-то на мостике кто-то принял входящий сигнал, и медленные очень медленные шорохи, за которыми зазвучал характерный человеческий свист набираемого в легкие воздуха…       Пока они скажут…       Пока дадут нужный ответ…       Ощущение стремительно ускользающего времени не покидало МЕГа, пока он вслушивался в этот на редкость медлительный ленивый ответ белкового существа.       Как же он их все-таки презирал…       Светокристаллы полиморфа вспыхнули алыми огнями средь белых звезд. Счетчик параметра агрессивности бессильно скакнул почти до 60%, а потом придушенно отключился. Орудие МЕГа жадно наглоталось емкости заряда прямо от самого кристалла Сердца, тут же зашкалив нагрев до запредельной величины.       Впервые МЕГ нарушил свои же наложенные запреты.       Впервые ему стало все равно, что решат люди.       Март вновь резко включил двигатели, устремившись к ангару. Орудие накалилось от набранного заряда добела.       А потом сферический плевок синего сгустка энергии беззвучно ударил в корабельные створки и пробил в них дыру.       Сложив крылья, Март ворвался через пробоину в ангар. Мгновением позже сработала корабельная тревога. Под мигающие алые огни сирены массивная туша полиморфа ловко приземлилась с работающими двигателями, бегло сканируя происходящее.       Взрывом створок Скрима и семьсот десятого откинуло вглубь ангара. Оба функциональны и шевелились, поднимаясь с пола. Девятисотый обездвижен, но лежит в глубине. Девятьсот двадцатый — картина аналогичная в другом конце за стойками. Восемьсот второй… погас. Получив не соизмеримые с работоспособностью повреждения кристалла. Изнутри.       Полный ярости, но оттого скупой расчёт МЕГа молниеносно анализировал произошедшее и восстанавливал картину событий.       Физические повреждения ТИСов. Их зеленые испуганные светокристаллы. Взорванный манипулятор Скрима. Его оплавленная антенна связи. Повреждения кристалла восемьсот второго. Физически целый семьсот десятый и его почти оранжевый спектр негодования, который при виде МЕГа начал меняться на желтый и почти уходить в зелень.       Лишь у Марта в свете алой противной проблесковой сирены столь же алым горели глаза.       Да он и сам почти весь в тот миг был соткан из багрово красных бликов, маслянисто ложившихся на его темно-стальную броню.       Семьсот десятый даже позорно завис, испугавшись игры света и тени на уродливой будто бы вечно оскаленной металлической голове МЕГа. Но потом резко вскинулся.       «Помоги!» — успел вспыхнуть просьбой Скрим.       И Март не раздумывая выстрелил.       Безымянного ТИСа пронзило через камеру Сердца насквозь.       Дуло МЕГа еще озаряло его тушу предательски светящимся горячим металлом, когда нейтрализованный бунтарь осел на пол аморфной шарнирной грудой. Скрим успел только рефлекторно вжать голову в плечи. А после выстрела завис, вдохновенно глядя в сторону Марта ослепшей сенсорикой.       Он бы никогда не признался старшему напарнику, что тот в его «кристаллическом внутреннем зрении» выглядел в этот момент бесподобно. Как живая фигура, объятая язычками белого пламени.       «Скрим?» — вновь позвал Март, и младший напарник совсем по-человечески мотнул головой и «отлип».       Вместо ответа ТИС принялся неспеша подниматься, сыпя в эфир искорками трагического недовольства. Почти половина его брони была измята или прочерчена выстрелами. Один светокристалл вовсе искрил.       «Ты вовремя», — наконец, изрек он и печально покрутил уцелевшим манипулятором развороченную конечность. — «Благодарю».       И хотя Скрим считал необходимым сказать это, слово слащаво улетело в эфир как лексикон мажора.       МЕГ от такого ответа, казалось, тоже завис. Будто боевая логика пасовала перед обыденной благодарностью, которая вроде как не требовала больше никуда нестись, крушить и убивать.       Скрим с сомнением покосился на Марта, чьи светокристаллы до сих пор буравили его алым огнем, и даже добавил:       «Всё, отбой. Мы победили. Теперь только чиниться».       МЕГ задумчиво повел головой и замер как статуя, будто к чему-то прислушивался. Скрима на мгновение посетила мелочная мысль, что в их тандеме он выглядит сейчас даже адекватнее. Хотя бы не напоминает бездушного робота.       И только сейчас люди на мостике «Стрелы» догнали своей скоростью реакции до происходящего, и эфир полиморфов взорвался голосами операторов:       — …Твою мать!       — Что там за…       — МЕГ-114, слушаю! Что у вас там происходит?!       Март выходил из боевого режима крайне медленно для машины. Скрима даже охватила тревога за напарника. Будто он колебался и взвешивал всю ситуацию, решая стоит ли успокоиться или нет. Но худшее, что понял ТИС, глядя на МЕГа, это то, что полиморфу нравилась вольная и яркая злость. Он будто смаковал эту свободу эмоций и крайне неохотно вновь загонял себя в рамки тихой и порядочной машины.       А еще Скримрейк понял, что Март позволил своей ярости вырваться ради него.       Ради спасения напарника.       Потому что не хотел его потерять.       Это Скрима безумно погрело, скрасив впечатление о вечно сумрачном и занудном спутнике, которого иные даже другом назвать бы не рискнули.       Бестолково детская радость щекотнула Сердце ТИСа, но он разумно смолчал, оставив все идиотские шуточки при себе. Знал, что Март не оценит.       Тем временем глаза полиморфа медленно меняли окрас на рыжий.       «Произошел сбой в иерархической целостности звена», — наконец, отчитался МЕГ.       — Запрашиваю пояснение! Какой сбой? Корабль докладывает о повреждении! Наши камеры не показывают картинку с ангара! Что у вас там? — донесся испуганный голос с мостика, а за ним послышались сторонние звуки щелчков по мониторам и разговоры людей за плечом.       «При возвращении на корабль мною было встречено сопротивление. Был вынужден применить силовой метод проникновения на корабль».       То ли Март тянул время и заведомо отвечал так, что не интересующие его операторы едва разбирали суть происходящего, то ли ему было безразлично, и он отвечал так, как думал.       Пока люди на мостике истерили о повреждениях, Скрим в спокойной обстановке перенастраивал свой зрительный обзор на дублирующие камеры и сенсоры. Немного помогла автоматика, заращивая тонкие волокна жизненно важных цепей и прокидывая новые нити взамен поврежденных областей системных плат. Автоматику Скрим контролировать не мог, но мог выделить на заращивание повреждения больше электронных ресурсов и постараться не делать лишних движений. Модель у него была хоть и хрупкая, но живучая.       Зрение постепенно восстанавливалось. Картинка ангара складывалась из наложения новых подключаемых слоев сенсорного массива.       Так что вскоре Скрим снова прозрел, а затем медленно обернулся.       Причина корабельной истерии, включившая сигнал тревоги, явила себя оплавленной дырой в космос, за которой как ни в чем не бывало сияли безучастные звезды.       «Ты же сам просил не ломать корабль!!!» — вырвался у Скрима невольный вопль, и он по привычке схватился за голову.       «Это не критическое повреждение, — ответил МЕГ равнодушно. — Корабль еще может лететь и входить в прыжок».       «С этой дырой в бочине?! Ты серьезно!? — от экспрессии Скрим взмахнул манипуляторами и указал на космос. — Мы ж не в монорельсе, чтоб фортняк открывать!»       По-видимому, эти вопросы Март посчитал в своем бешеном состоянии риторическими или несущественными. Отчего промолчал.       Скрим схватился за «лицо» и помотал головой.       «Твой манипулятор выведен из строя», — вместо ответа сказал МЕГ. Видимо желая акцентировать расхлябанное внимание Скрима на более важной проблеме.       «Ерунда. Починю», — отмахнулся ТИС целой конечностью.       Март задумался над небрежным ответом, а его взгляд уже почти приблизился к желтому спектру.       «Но повреждения слишком велики для автоматической репликации».       Скрима тронула такая внимательность и специфическая забота напарника. А еще он заметил, что тот, наконец, перестал выражаться, как машина.       «Заменю», — сказал ТИС.       «Чем?»       В качестве ответа Скрим мрачно хмыкнул, подошел к своему бывшему противнику и критично цапнул его за обесточенный манипулятор, как дохлую тушу.       «У меня есть запчасти!» — весело хихикнул ТИС.       Марта это еще больше изумило, но он не нашел ни одной причины со Скримом не согласиться. Где-то в глубине его системы очнулся счетчик параметров агрессивности, который милостиво пиликнул о возвращении эмоций в тихую спокойную зону.       Тем временем в эфир просочилось персональное сообщение от самого генерала Кенси. Пользуясь возможностью, тот, как и прежде, печатал ему напрямую в специально созданный приватный канал.       [Март? Не под протокол. Что случилось?]       На сей раз МЕГ был более детален с ответом. И даже расщедрился со Скримом, дав доступ к каналу с генералом. В качестве пассивного слушателя.       «Двое полиморфов организовали попытку бунта. Я с напарником был атакован. Еще двое выведены из строя, но пригодны к восстановлению. Угроза устранена.»       Выглядело это так, будто оба полиморфа затаились и прислушались к одному источнику звука. С той лишь разницей, что они просто замерли, а внимание их было сосредоточенно виртуально.       Когда же Кенси допечатал свое сообщение, и оно достигло двух боевых машин, Скрим не сдержал эмоций и восхищенно присвистнул.       Вот только в вакууме ангара звуки из динамика потонули в молчании звезд.                     Генерал Кенси спешил из своей каюты до мостика. Звуки сирены нервировали и подгоняли. Старпом кое-как собрал из логов картину происходящего и передал генералу в устной форме. Пробита створка ангара. Неприятно, но жить можно. Почему МЕГ это сделал, пока не понятно. Что-то случилось со звеном. Однако, по случаю сигнала тревоги весь экипаж занял положенные позиции, а корабль автоматически перекрыл отсек с разгерметизированным ангаром и отрезал несколько человек технического персонала, засевших в спасительном тамбуре.       Глупость была и в том, что Кристофа Шарза тоже отрезало от основной капсулы корабля. А все потому, что тот, так некстати начал копаться в своей мастерской, куда ему притащили снятые с полиморфов записывающие устройства.       Джареф был зол. Но старому другу ничего не угрожало, пока шлюз, ведущий к ангару, оставался закрыт. В принципе Шарза и его команду легко вытащить. Достаточно отдать приказ на ручное управление системой блокировки отсеков, и тогда кто-то из свободных техников откроет герметичные створки с безопасной стороны.       Кенси почти связался с персоналом, как вдруг его остановила другая идея. Корабль поврежден. Уже поврежден!       Его любимая «Стрела» уже пострадала в результате всей этой возни с пиратами. Пусть и не буквально от них, но с них все началось.       Даже его экипаж пострадал от сбежавшего пирата. Пусть и не критично, но факт сохранился.       Ему ведь все равно придется возвращаться на базу…       А тут так удачно МЕГ повредил корабль. В глюкнувшие мозги любимчика генерал не верил. Скорее всего, у него была веская причина. И помнится, техники докладывали, что у машин были меж собой какие-то разборки.       Джареф замер посреди коридора остолбенев.       Другого случая ему просто не подвернется.       Подняв к глазам коммуникатор, мужчина выбрал безымянного адресата, и набрал ему сообщение:       [ Март? Не под протокол. Что случилось?]       Ответ последовал незамедлительно. Хотя генерал осознавал, что полиморф успел подумать, решить, возможно, посовещаться с напарником.       [ Двое полиморфов организовали попытку бунта. Я с напарником был атакован. Еще двое выведены из строя, но пригодны к восстановлению. Угроза устранена.]       Вот оно что!       Кенси тяжко вздохнул, тратя драгоценные секунды. На мостике еще не знали точную причину произошедшего. Видимо, МЕГ не хотел разглашать о неповиновении в своем звене. Его можно понять. Во-первых, им дали свободу с большой неохотой, а бунтари сильно пошатнут доверие экипажа. А во-вторых, не весь экипаж еще в курсе, что боевые машины вольготно разгуливают по ангару. Не все, знают, что на борту полиморфы. Большинство верят в умное железо. Вот и МЕГ все просчитал и нес откровенную херню в эфир, вроде бы не соврав ни словом, но и дав самому Кенси решать, как выкручиваться перед экипажем из ситуации. Скосить на мелкий сбой. Или…       Идея мимолетно оформилась у генерала в голове.       Ведь это его шанс!       Плохо, что со стапомом посовещаться в данную минуту проблематично. Но Вигинс уже однажды выразил свое согласие на авантюру. Значит, согласился бы и теперь.       Кенси набирал сообщение дрожащими от волнения пальцами.       [ Можешь инсценировать все еще продолжающееся нападение? ]       Мысли путались. Вопрос получился беглым и корявым. Генералу оставалось надеяться, что полиморф понял его правильно. Сообщение улетело в приватный канал и Кенси рассчитывал, что в интересах МЕГа оставлять эту переписку в тайне. Все-таки в ней запечатлелись и его активные мозги…       [ В каких целях?]       Джареф принялся писать ответ, умом понимая, насколько это звучит…беспощадно? Дико?       Логично.       [ Оправдание. За долгое отсутствие и тишину в эфире. А также потерю в составе экипажа.]       [ У экипажа пока нет потерь.]       Кенси даже не обратил внимания, как уверенно со знанием дела полиморф припечатал этот факт.       [ Будут.] — нервно втопил сенсор отправки сообщения Кенси.       И полиморф замолчал.       Джареф даже запереживал и схватился за кольнувшее сердце. Поди разбери, что у этого громилы на уме! Или он что, уже понесся исполнять!? Не верится, что он задумался так надолго. И крайне сомнительно, что он с кем-то еще сидит на связи.       Так о чем же он задумался..?       Кенси не вытерпел, и сам написал продолжение.       [ Помогите мне, парни. Если сделаем всё гладко, избавимся от доносчиков и всех ненадежных. А я выбью для вас столько запчастей, сколько захотите].       К счастью, на сей раз ответ прилетел мгновенно:       [ Готовь своих людей, генерал. И доверься. Я буду к своим кораблям аккуратен].       А пока Джареф с сомнением перечитывал сообщение МЕГа, ломая голову над ответом, воющий на периферии сигнал тревоги хрипло заглох, и корабль погрузился во мрак. Правда, спустя секунду, дополнительный генератор подхватил на себя энергопотребление, но оборудка окрасила все аварийным красным освещением.       Еще миг спустя взвыла новая сирена. Автоматика подкрасила дорожки к капсулам эвакуации. А с мостика начали доноситься истеричные доносы экипажа, в которых генерал мимолетно потерялся.       Что вообще произошло!? И как у МЕГа всё получилось так быстро?!       Коммуникатор Джарефа мелко завибрировал, вырывая из ступора.       [ Твой ход, генерал. Связь с внешним миром вам сейчас ни к чему].       И только сейчас Кенси осознал в полной мере, что подарил ему древний полиморф.       Время. И хаос. Об истинных событиях которого не узнает никто.